Агата Кристи - Смерть у бассейна
— Я послал человека разобраться и на Харли-стрит, — продолжал он. — Сегодня попозже я и там буду. Может быть, кое-что выясним там. Смею сказать, жене Кристоу было на что закрывать глаза. Сколько знаменитых врачей со своими дамами-пациентками… о, вы бы поразились! А леди Энгкетл дала понять, что была какая-то неприятность из-за медсестры. Правда, она говорила об этом очень туманно.
— Да, — согласился Пуаро. — Она бывает туманной.
Искусно составленная картина… У Джона Кристоу амуры с медсестрой… возможности, даваемые профессией… обилие у Герды Кристоу поводов для ревности и их венец — убийство.
Да, искусно преподнесенная картина, направляющая внимание к тайнам Харли-стрит — подальше от «Пещеры», от того мига, когда Генриетта Савернек, шагнув вперед, забрала револьвер из безвольной руки Герды… от другого мгновения, когда умирающий произнес: «Генриетта».
И вдруг, открыв глаза, дотоле полуприкрытые, Эркюль Пуаро спросил:
— Ваши мальчики увлекаются «Конструктором»?
— А что? — вырванный из своей задумчивости, Грейндж уставился на Пуаро. — А что? Собственно говоря, они для этого маловаты, хотя я и подумывал подарить Тедди «Конструктор» к Рождеству. Почему вы спросили?
Пуаро покачал головой. «Что делает леди Энгкетл опасной, — думал он, — так это то, что ее интуитивные, дикие догадки часто могут обернуться правдой. Беспечными (притворно?) словами она создавала картину — и если часть картины верна, то против воли начинаешь верить и в правильность остального, не так ли?»
А инспектор Грейндж тем временем говорил.
— И вот что стоит отметить, господин Пуаро. Эта мисс Крей, актриса, заявилась одолжить спичек. Если ей было надо спичек, почему она не заглянула к вам — в двух шагах от себя. Зачем шла за полмили?
Эркюль Пуаро пожал плечами.
— Причины могли быть. Скажем, снобистского порядка. Мой особнячок невзрачен и мал. Я тут «воскресник». Сэр Генри же с женой — люди заметные здесь, в своем поместье и живут. Наша мисс Крей могла просто искать знакомства. В конце концов, и это способ.
Инспектор Грейндж встал.
— Да, — сказал он, — это вполне возможно, но не хотелось бы упустить что-либо. Впрочем, я не сомневаюсь, что все у нас пройдет гладко. Сэр Генри опознал оружие, как взятое из его собрания. И, кажется, с ним-то они и упражнялись накануне. Миссис Кристоу оставалось лишь зайти в кабинет, взять револьвер и патроны там, куда сэр Генри у нее на глазах их положил. Очень просто.
— Да, — пробормотал Пуаро. — Кажется, очень просто.
Именно так женщины вроде Герды Кристоу совершают преступления. Без хитросплетений и уловок — внезапно доведенные до злодеяния жестокими муками простой, но глубоко любящей души.
И все же, несомненно — несомненно, — у нее должно было остаться немного чувства самосохранения. Или она действовала в том ослеплении, в тех сумерках сознания, когда отбрасываются все доводы? Он вспоминал ее ошеломленное лицо. Он не понимал — просто не понимал. Но чувствовал, что должен понять.
Глава 16
Герда Кристоу стащила через голову и бросила на стул черное платье. От неопределенности положения взгляд ее стал жалким. Она сказала:
— Не могу ничего сообразить. Не могу — да и только. Все стало безразлично.
— Понимаю, дорогая, понимаю, — миссис Паттерсон была ласкова, но тверда. Она досконально знала, как обращаться с людьми, понесшими тяжелую утрату.
«В любой беде наша Элси — просто чудо», — говорили в семье.
Ныне она пребывала «просто чудом» в спальне своей сестры на Харли-стрит. Элси Паттерсон отличалась ростом, худобой и решительными манерами. Сейчас она смотрела на Герду со смесью раздражения и сострадания. «Дорогая бедняжка Герда: как страшно потерять мужа — и таким ужасным образом. И, ей-богу, даже сейчас до нее, кажется, еще как следует не дошло. Конечно, — сообразила миссис Паттерсон, — Герда всегда была медлительной. А тут надо принять в расчет потрясение». Она спросила бодро: — Я думаю, надо остановить выбор на черном марокене за двенадцать гиней.
Вот так всегда направляли мысли Герды. Герда не двигалась, брови ее были нахмурены. Она сказала, запинаясь:
— Право, не помню, как Джон относился к трауру. Кажется, он раз говорил что-то против.
«Джон, — подумала она, — если бы Джон мог мне сказать, как быть теперь. Но Джон уже никогда не скажет. Никогда, никогда… Баранина стынет — замерзает на столе… Стук двери приемной, Джон, такой бодрый, живой, вечно в спешке, взбегающий через две ступеньки…
Живой… Лежит на спине у бассейна… неспешная струйка крови ползет к краю… тяжесть револьвера в руке… Кошмар, дурной сон». Сейчас она проснется и все это окажется вздором.
Чеканный голос сестрицы вспарывает ее туманные мысли.
— Ты должна быть в черном перед жюри. Просто нелепо было бы появиться в ярко-голубом.
Герда выдохнула: «Это жуткое дознание!» — и полуприкрыла глаза.
— Да, тяжело, дорогая, — сказала Элси быстро. — Но когда все кончится, ты отправишься прямо к нам и уж мы позаботимся о тебе.
Размытые пятна мыслей Герды обрели четкость. Она сказала испуганно, почти панически:
— Что же мне делать без Джона?
У Элси Паттерсон имелся готовый ответ:
— У тебя дети, ты должна жить ради них.
Зена, бросающаяся на кровать с рыданиями «Папа умер!», Терри, бледный, вопрошающий, не проливший и слезинки. Несчастье с пистолетом, сказала она им, несчастье с бедным папой. Берил Коллинз — такая чуткая и внимательная к ней — изъяла утренние газеты, так что дети их не видели. И слуг она предупредила. До чего же Берил добра и заботлива.
В темную спальню матери входит Теренс. Его сжатые губы искривлены, он почти зеленый — до того бледен.
— Почему убили папу?
— Не убили, а несчастный случай. Я… я не в силах говорить об этом.
— И не случай. Зачем ты говоришь неправду? Папу застрелили. Это убийство. Так сказано в газете.
— Терри, где ты взял газету? Я велела мисс Коллинз…
Он закивал. Странные кивки. Словно глубокий старец.
— Пошел и купил. Я понял, что раз ты сказала мисс Коллинз прятать их, значит, в них есть такое, чего ты нам не говоришь.
Попытки скрыть правду от Теренса никогда не приводили к добру. Всегда побеждала его странная, самобытная — научная дотошность.
— Мама, как его убили?
Она почувствовала приближение истерики.
— Не спрашивай, не говори об этом — я не могу об этом говорить! Все это слишком страшно.
— Но они выяснят? Они ведь должны выяснить. Это так нужно!
