Агата Кристи - Смерть у бассейна
— Как нельзя более с этим согласна, — от всего сердца сказала Мэдж.
Глава 15
Телефон зазвонил как раз, когда Эркюль Пуаро наслаждался десятичасовой чашкой шоколада. Он подошел и поднял трубку.
— Слушаю.
— Господин Пуаро?
— Леди Энгкетл?
— Как это мило, что вы узнали меня по голосу! Я помешала вам?
— Нисколько. Надеюсь, вы не пали духом после вчерашнего несчастья?
— Нет, конечно. Несчастье, как вы выразились, каждый ощущает, я считаю, совершенно по-своему. Я звоню, чтобы узнать, не сможете ли вы зайти — я по-нимаю, это для вас лишние хлопоты. Вроде дополнительных занятий в школе. Но я, право же, в страшной растерянности.
— Конечно, леди Энгкетл. Прямо сейчас?
— Да, я именно это имела в виду. И как можно скорее. Это так любезно с вашей стороны.
— Пустяки. Значит, мне пойти лесом?
— О, конечно, — кратчайшим путем. Очень вам благодарна, господин Пуаро.
Помедлив лишь затем, чтобы удалить несколько пылинок с отворотов пиджака и надеть легкое пальто, Пуаро пересек шоссе и заспешил по тропе между каштанами. У бассейна никого не было — полиция закончила осмотр и удалилась. Все выглядело мирным и спокойным в чуть мглистом свете осени. Пуаро мельком заглянул в павильон. Накидка из серебристых лис исчезла, отметил он. Но спички лежали на прежнем месте. «Явно не место держать спички — тут сыро. Один коробок на всякий случай — ну ладно, но не шесть же». Он хмуро глянул на расписной металлический столик. Поднос со стаканами был убран. Кто-то рисовал карандашом на крышке стола — наспех набросанное дерево, словно из ночных кошмаров. Это уязвило Эркюля Пуаро, ибо нарушался плавный ход его мысли. Он цокнул языком, покачал головой и заторопился к дому, гадая о причине столь срочного вызова.
Леди Энгкетл, ожидавшая у французского окна, провела его в пустую гостиную.
— Очень мило с вашей стороны, что пришли.
Она дружелюбно пожала ему руку.
— Мадам, я к вашим услугам.
Леди Энгкетл выразительно развела руками. Ее красивые большие глаза округлились.
— Видите ли, всё так сложно. Инспектор берет интервью — нет, расспрашивает, — нет, снимает показания, — как они это называют? В общем, у Гаджена. Вся наша жизнь здесь зависит от Гаджена и все наше сочувствие с ним. Ведь это, естественно, ужас для него — подвергнуться полицейскому допросу — даже инспектором Грейнджем, хоть он, я чувствую, по-настоящему милый, и, возможно, семейный — может, у него мальчишки, и он помогает им вечерами что-нибудь собирать из «Конструктора», и жена, у которой дома ни пятнышка, но немного тесновато…
Эркюль Пуаро щурился, покуда леди Энгкетл развивала свой скетч насчет домашнего уклада инспектора Грейнджа.
— Кстати, усы его висят, — продолжала леди Энгкетл. — Я думаю, что дом, где уж слишком все блестит, может порой нагнать тоску. Так мыло действует на лица больничных сиделок. Сплошное сияние! Правда, это больше в провинции, где во всем так отстают — в Лондоне-то в детских садах у нянь пропасть пудры и яркой помады. Да, господин Пуаро, я хочу сказать, что вы должны отобедать у нас, когда это кошмарное дело будет закончено.
— Вы очень любезны.
— Сама я не против полиции, — сказала леди Энгкетл. — Я даже нахожу все это крайне занятным. Я сказала инспектору Грейнджу: «Позвольте помогать вам, чем только смогу». На вид он вроде бестолков, но зато методичен. Полицейским важнее всего побудительные причины. Я только что говорила о медсестрах и подумала, что у Джона Кристоу… Ну, знаете, та курносая и рыжая — довольно мила. Но, конечно, это было давно и не может интересовать полицию. Разве узнаешь, с чем еще бедной Герде приходилось мириться? Она ведь образец преданности, не находите? Или, возможно, она верила всему, что ей говорили. Тем, кто не обладает достаточным умом, лучше всего, думаю, поступать как раз так.
Внезапно леди Энгкетл распахнула двери кабинета и втянула туда Пуаро, звучно объявив: «А вот и господин Пуаро», затем степенно обошла его и удалилась, прикрыв дверь.
У стола сидели инспектор Грейндж и Гаджен. В углу примостился юноша с блокнотом. Гаджен почтительно встал. Пуаро поспешил с извинениями:
— Я немедленно удаляюсь. Уверяю, я понятия не имел, что леди Энгкетл…
— Нет, нет, что вы! — Усы Грейнджа сегодня висели безнадежнее, чем когда-либо. «Возможно, — подумал Пуаро, — все еще под впечатлением импровизации леди Энгкетл о Грейндже, — очередная уборка была уж слишком грандиозной или, скажем, был куплен медный бенаресский столик, так что доброму инспектору действительно стало негде повернуться». Он гневно отогнал эти мысли. Чистенькое, но тесное жилище инспектора, его жена, его увлеченные «Конструктором» мальчики были сплошь порождением своеобразного ума леди Энгкетл. Но яркость и осязаемость их умозрительного воплощения заинтересовали его. Это был просто маленький шедевр.
— Садитесь, господин Пуаро, — сказал Грейндж. — Есть кое-что, о чем бы мне хотелось спросить вас — и тогда я тут почти закончу.
Он повернулся к почтительному Гаджену, который был почти насильно усажен вновь и теперь бесстрастно глядел на собеседника.
— И это все, что вы можете припомнить?
— Да, сэр. Всё, сзр, было совершенно как обычно. Никаких неприятностей не было.
— А та меховая накидка в летнем домике у бассейна? Которой из дам она принадлежала?
— Вы говорите, сэр, о накидке из серебристых лис? Я заметил ее вчера, когда убирал стаканы из павильона. Только она не принадлежит никому в этом доме, сэр.
— Тогда кому же?
— Вероятно, мисс Крей, сэр. Мисс Веронике Крей, киноактрисе. На ней было что-то похожее.
— Когда?
— Когда она была здесь позавчера вечером, сэр.
— Вы не упоминали о ней, перечисляя гостей?
— А она и не была гостьей, сэр. Мисс Вероника Крей живет в «Голубятне»… э-э… особняке у шоссе, и она приходила уже после обеда занять спичек. У нее все вышли.
— Она взяла шесть коробков? — спросил Пуаро.
Гаджен повернулся к нему.
— Верно, сэр. Их милость, выяснив, что спички у нас в изобилии, настояли, чтобы мисс Крей взяла полдюжины.
— Которые она оставила в павильоне, — сказал Пуаро.
— Да, сэр, я заметил их вчера утром.
— Немного тут осталось такого, чего бы этот человек не заметил, — констатировал Пуаро, когда Гаджен удалился, мягко и почтительно прикрыв за собой дверь. Инспектор Грейндж заметил, что со слугами сущая морока.
— Однако, — сказал он, чуть оживляясь опять, — всегда есть судомойки. Говорить с ними совсем не то, что с этими высокомерными дворецкими.
