Луи Бодуэн - На гонках в Ле-Мане
Пьер, в свою очередь, улыбнулся. Но Эстев посерьезнел:
— Ты впутался в опасную историю. Я тебя за это не корю. Может быть, в твоем возрасте я сделал бы то же самое. Однако... — Он подчеркнул это «однако». — Однако поскольку ты должен в полдень встретиться с Ронжье, расскажи ему все, как и мне. Я его знаю, он хороший человек. Впрочем, я и не представляю, как ты сможешь без помощи полиции справиться с этими преступниками.
Эстев поднялся, дружески махнул рукой и на прощание сказал:
— Ты хорошо сделал, что предупредил меня.
Когда дядя ушел, Сен-Жюст с аппетитом доел свой завтрак. Он радовался, что посвятил во все Эстева. Ему открыли «зеленую улицу», которая давала ему большую свободу действий и, главное, уверенность, что Гонин не станет ему вставлять палки в колеса.
Позавтракав, Сен-Жюст направился в ванную. Пока он брился, в голову ему пришла неожиданная мысль: «Отращу усы». У него была жесткая щетина, отраставшая очень быстро. Он мог надеяться, что через пять дней у него под носом появится густая щетка, которая совершенно преобразит его лицо. В темном костюме, с такими усами и с очками, которые он собирался купить, можно было надеяться, что преступники, видевшие его лишь мельком, не узнают Пьера, тем более что они считали Сен-Жюста погибшим.
Перед тем как выйти из отеля, чтобы купить очки и посетить комиссара Ронжье, Сен-Жюст позвонил в газету.
Лоретта, которую Риотт обо всем предупредил, уже перевезла Кандидо из Лаенека в Менкур.
— Я видела Эстева, — добавила она. — Вот официальная версия, объясняющая твое отсутствие: ты упал с мотоцикла и две недели не сможешь выполнять свои обязанности.
Смеясь, она уточнила:
— Гонин легко проглотил эту выдумку. Он сказал, что это его не удивляет. Он, мол, часто предупреждал, как ты рискуешь, носясь на этой адской машине.
Затем Лоретта сказала серьезным тоном:
— Главное, будь осторожен. Пока эта история не закончится, у меня жизни не будет. С тобой, может быть, и трудно, но ты мне дорог.
Сен-Жюст успокоил ее, стараясь быть как можно ласковее:
— Гонки состоятся только в следующее воскресенье. Значит, в это воскресенье я смогу вместе с тобой сопровождать Кандидо в Гавр на матч. Поскольку там будет Дюброй, я поговорю с ним о нашем юном португальском друге, который мне будет необходим в Ле-Мане.
Лоретту очень обрадовал такой план; Сен-Жюст почувствовал это. Он добавил:
— Кстати, тебе, возможно, трудно будет меня узнать. Я отпустил усы, чтобы преобразиться.
— Какой ужас! — воскликнула Лоретта.
И она расхохоталась, представив себе Сен-Жюста с усами.
Пьер думал, что купить очки с простыми стеклами не представляет никакого труда. Он не знал, что, когда оправа уже выбрана, оптику нужно еще полчаса, чтобы вставить стекла.
Эта волокита с очками нарушила его расписание, и ему пришлось поторопиться, чтобы вовремя попасть на набережную Орфевр к комиссару Ронжье. Выходя от оптика, он все же задержался некоторое время перед зеркалом: очки и костюм совершенно изменили его. Он сделал гримасу, глядя на плохо выбритую верхнюю губу. Но в общем осмотр удовлетоворил его. Сен-Жюст представил себе выражение лица комиссара, когда он окажется у него в кабинете.
Перед тем как войти в здание на набережной Орфевр, Сен-Жюст на минуту остановился в нерешительности.
Пьер приходил сюда несколько раз, чтобы делать репортажи, и знал этот дом. Его мрачные коридоры, пыльные лестницы и особенно затхлый запах угнетали Сен-Жюста.
Следуя к кабинету Ронжье за сопровождавшим его полицейским, Сен-Жюст испытывал ощущение, будто попал в лабиринт, из которого никогда не сможет выбраться.
«В наручниках я был бы действительно похож на подсудимого», — сказал он себе.
Мебель в кабинете Ронжье была деловой и безликой, что характеризует обычно все служебные кабинеты. Однако окна выходили на набережную, а шесть красных роз в зеленой вазе придавали немного тепла этой суровой обстановке.
Ронжье в свои пятьдесят лет выглядел настоящим атлетом. Он был небольшого роста, но плотный, с крепкой шеей, с большими волосатыми руками крестьянина, увесистыми кулаками. На его круглом лице выделялись очень густые брови, из-под которых сверкал мрачный и проницательный взгляд. Седеющие волосы были подстрижены ежиком.
Веселый огонек зажегся в глазах комиссара, когда он увидел Сен-Жюста. Он пожал ему руку, внимательно посмотрел на него и, садясь за свой стол, заметил с грустью:
—В вашем возрасте уже очки!
Усаживаясь напротив, Сен-Жюст спросил:
— Что вы думаете о моем... — он искал подходящее слово, — новом стиле, чтобы не сказать «маскировке»? Я не переборщил?
Ронжье наклонил голову, как бы говоря: «Неплохо», и спросил:
— Вы, должно быть, в чрезвычайно затруднительном положении, если вынуждены притвориться умершим?
Сен-Жюст вздохнул, улыбнулся и сказал:
— Как раз в связи с этим я обратился к вам за помощью.
Ронжье нахмурил свои густые брови, облокотился на стол и спросил, сверля Сен-Жюста внимательным взглядом:
— О чем идет речь?
Пьер поведал ему всю историю. Ронжье ни разу не прервал его. Время от времени он записывал несколько слов в блокноте.
Закончив свой рассказ, Сен-Жюст счел нужным добавить:
— Вы знаете все. Но, так как в настоящий момент преступники не сделали ничего предосудительного, я не вижу, что бы вы могли предпринять. Ронжье взглянул в окно.
— Имели место два покушения на убийство, но трудно, — согласился он, — найти связь между вашими преступниками и обоими «несчастными случаями». — Он чуть улыбнулся и продолжал:—Я читаю вашу рубрику и считаю, что это смелая затея. Но в то же время вы мешаете многим людям, и вполне возможно, что кто-то из них решил разделаться с вами. Что касается несчастного случая с вашим юным другом... — он заглянул в блокнот. — Кандидо Алазаром, возможно, дело в каком-нибудь шофере-лихаче, который торопился и был невнимателен.
Поскольку Сен-Жюст хотел возразить, Ронжье остановил его движением руки:
— Не нервничайте. Это только рабочая гипотеза. Я не говорю, что ваша история с преступниками — выдумка, но надо рассмотреть все варианты.
В глазах под густыми бровями появилось ироническое выражение:
— Я знаю, что вы не питаете особой симпатии к полиции. Нелегко вам, наверное, было просить меня об услуге. Впрочем, если вы сейчас здесь, в этой комнате, то это потому, что я вынудил вас прийти.
Ронжье посмотрел на розы, украшающие его письменный стол, и снова заговорил:
— Однако если журналисты, как правило, не любят полицейских, то и полицейские, а я в особенности, самого невысокого мнения о ваших коллегах, которые слишком часто пишут всякую ерунду. Главное для них — это поразить своих читателей.
