Александр Холин - Империя полураспада
Выручила собака. Пёс давно уже пытался обратить на себя внимание хозяев, а те, занятые поисками пропавшего ребёнка, не обращали на собаку никакого внимания. Лишь теперь Порушаспа заметил пса, рвущегося с цепи и заливающегося истошным лаем. Как будто тот на своём собачьем языке хотел сообщить нечто тайное, известное только ему.
Порушаспа расстегнул ошейник и пёс, радуясь свободе, понёсся к видневшемуся невдалеке лесу. Потом так же стремительно вернулся, обежал вокруг хозяина и помчался снова в лес. Мужчина озадаченно нахмурился: собака, будто зовёт куда-то? То же самое случилось в третий раз: пёс вернулся, покрутился у ног хозяина и рванул к лесу.
– Смотри, – потянула мужа за рукав Дагда, – пёс нам хочет что-то сообщить. Может быть, у нашего мальчика хватило сил уползти в лес?
Оставив без ответа невероятную догадку жены, Порушаспа пошёл за псом. А тот, радуясь понятливости хозяина, побежал по лесной тропинке, уходящей вглубь леса. Дагда тоже бросилась следом, ибо какой бы удивительный ни родился мальчик, но это её ребёнок! Её чадо! Её маленькое продолжение в этом безумном мире!
Конечно, и Порушаспа приложил кой-какие усилия, но что с мужика взять? Он же никогда не сможет понять, что стоит выносить человека за тридцать восемь недель! С какими муками пускать его в этот мир и услышать его крик, то есть смех! Ведь радостного смеха Арджаспы испугались даже повитухи, а он просто радовался своему рождению и весело приветствовал мир, где всё-таки очутился.
Наконец, тропинка стала шире, и Порушаспа выскочил на поляну. Выскочил и остановился как вкопанный: перед ним в нескольких метрах корчился в предсмертных судорогах приведший их сюда пёс. А дальше, в центре поляны, был сложен костёр из заботливо напиленных брёвен. Сверху разгорающегося кострища был набросан лапник, из-под которого в одном месте выглядывала ножка ребёнка.
– Подожди, Дагда, – остановил Порушаспа подоспевшую жену. – Нашего мальчика украли демоны и собираются сжечь его живьём.
– Господи! – завопила женщина и рванулась на поляну.
Порушаспа чудом успел ухватить за ворот, бросившуюся к разгорающемуся кострищу жену. Но даже ему не хватило бы сил удержать Дагду. Просто у него вовремя нашлись слова, остановившие женщину. Порушаспа оттащил её, усадил на кочку, покрытую мхом, и приказал:
– Сиди, женщина! Не шевелись!.. Нашего мальчика похитил Ази Дахака, злобный демон Ахримана, властителя царства тьмы, страхов, пожарищ и ненависти. С ним надо воевать иначе. Молчи и не смей пока кидаться к кострищу. Мальчику нашему не поможешь, да и сама сгоришь.
Порушаспа отошёл от неё, а Дагда осталась послушно сидеть на кочке, поджав под себя ноги. Она и раньше слышала, что демон Ази Дахака ворует младенцев, особенно необыкновенных, складывает либо в пустыне, либо в лесу алтарь из наколотых дров и приносит жертву Ахриману и Люциферу.
Муж отвёл её подальше от заговорённого алтаря, увидев, как собака, приведшая их сюда, корчится в предсмертных муках, словно напоровшись на что-то острое, пронзившее её до самого сердца. Пёс нашёл дорогу, но поплатился за это собственной жизнью, показав тем самым, что путь к разгоравшемуся алтарю закрыт. А поленья демон заготовил хорошие, и огонь уже жадно облизывал всю поленницу. Не затронутым пламенем онгона[34] остался только лапник, набросанный сверху, под которым находился ребёнок.
Но мальчик молчал! Может, Ази Дахака просто задушил ребёнка? Тогда зачем устраивать огненный алтарь, ведь тёмные силы не принимают неживых и задушенных жертв. Им надобно, чтобы человек сгорел обязательно живьём.
Такое уж у них сатанинское правило. Значит, мальчика ещё можно спасти. Но как?
Отец ребёнка вытащил из-под шкуры, укрывавшей его тело, короткий жезл. Дагда увидела, что это Кадуцей. Откуда у её мужа этот священный жезл? Ведь такой имеют только колдуны и пророки, такой же она видела ночью во сне. Колдовством Порушаспа никогда не занимался. Наоборот, чтил Бога и говорил, что скоро в мир придёт Его посланец. Только их сын не может быть посланцем неба, потому что он – сын человеческий.
Мужчина в это время обежал поляну по кругу, вернулся к тому же месту, где лежала погибшая собака, осторожно поднял животное на руки и поднял его над головой, не выпуская Кадуцей. Потом над чахлым перелеском взлетел его могучий голос:
Будет он грызть
трупы людей,
кровью зальёт
жилища богов;
солнце померкнет
в летнюю пору,
бури взъярятся —
довольно ль вам этого?
На его вопрос никто не ответил, лишь ветер, прилетевший с юга, из широкой степи, прокатился по макушкам деревьев и затих. Тогда Порушаспа снова опустил пса на траву, очертил Кадуцеем на земле круг, вошёл в него, опять воздел руки к небу, не выпуская жезла, и прочитал что-то, очень похожее на молитву:
Тот Агни, о отцы, что проник
в наши сердца, бессмертный
в смертных,
этого бога я замыкаю в себе.
Пусть не возненавидит ни он нас,
ни мы его.[35]
Тут же огонь, вовсю плясавший на смолистых поленьях, угас, будто на него выплеснули ушат холодной воды. Головёшки ещё продолжали дымиться, но большого пламени уже не было. Порушаспа медленно принялся чертить в воздухе Кадуцеем какие-то знаки. Так продолжалось недолго.
Вдруг огромный сгусток пламени налетел на него откуда-то сверху, охватил всю фигуру, но не смог долго противиться воину, поскольку в правой руке у него был всё тот же Кадуцей. Пламя растеклось по земле, будто пролитая вода, сжигая по пути траву, но вскоре погасло. В центре выгоревшего круга стоял обгоревший до пят Порушаспа. Дагда, увидев это, кинулась к мужу, только не успела добежать даже до края обугленного пятна.
Её муж, как стоял в центре чёрного круга, так и рассыпался внутри его мелким порошком. Не было ничего живого или оставшегося несожжённым, кроме Кадуцея.
Дагда подбежала к тому месту, где только что стоял муж, и закричала так, как могут только женщины, когда на них обрушивается неожиданное и необратимое горе. Говорят, что разлука с живым хуже разлуки с умершим, только Дагда не представляла себя в этом мире без мужа. Может ли день жить без ночи? Может ли птица летать с одним крылом? Женщина упала на колени посреди опалённого круга, потом, отняв ладони от залитого слезами лица, подобрала валяющийся среди пепла волшебный жезл и, держа его перед собой на вытянутой руке, зашагала к ещё дымящемуся костру.
Это ей удалось без особых затруднений, потому как Порушаспа прочитал молитву, уничтожившую силу демона. Правда, в этой неравной битве он погиб сам, но спас сына, благодаря которому должно было наступить большое светлое будущее.
Всё было теперь в руках матери. Дагда сама смутно понимала это и шла к потухшему костру с одной лишь надеждой – найти там сына живым и невредимым. Бог внял мольбам женщины, и через несколько минут мать вытащила из-под зелёных, совсем нетронутых пламенем веток, своего мальчика.
– Сыночек…, – только и смогла произнести бедная женщина, – сыночек…
Мальчик к её удивлению крепко спал. И это был единственный случай, когда Арджаспа не помнил своего детства. Видимо, в это время демоны специально усыпили ребёнка, а он, хоть ещё был жив, но убаюканный сладким сном, не мог даже кричать. От горестных причитаний матери малютка очнулся и протянул к ней ручонки.
Всё возможно в этом мире, даже такие неожиданные победы. Лишь силы зла не могут смириться с поражением. Проигрывать тоже надо уметь. Вот только на земле смириться с поражением не способны ни люди, ни демоны, ибо и те и другие обладают непомерной гордыней, не примиряющей поражения с терпением.
Нахлёстывая демонов семихвостой камчой, словно стадо баранов, гнал их на битву с необычным младенцем сам Ахриман.
– Вы, безрогие ублюдки, – орал на них властитель царства тьмы. – Если не сможете уничтожить будущего Пророка света, то тьмы вам тоже не видать! Я буду вечно пытать вас Божьим светом, истязать так, что никто не сможет больше спокойно и сладостно жить. Поубиваю, скоты безрогие!
Хотя демоны пытались увернуться от гневной руки разгулявшегося владыки, но многие, не выдержав пыток, превращались в жидкую болотную грязь или проливались на землю вонючим кислотным дождём.
А те, что остались в живых, взялись за дело с ещё большим остервенением, чем прежние погибшие братья. Они похитили Арджаспа вновь, только на сей раз утащили его в безводный Мангышлак, где на берегу Каспия у родника пресной воды жили одни скорпионы и змеи. За много десятков километров к этому месту на водопой собирались разные животные и птицы, но никто из хищных не трогал в это время слабых.
Мальчика положили на тропе, где вскорости должно пройти к водопою стадо изюбрей и буйволов. Ребёнок лежал спокойно и посмотрел в сторону, только когда услышал топот тысяч ног, хрипение и рёв надвигающегося стада.
Живую волну, сметающую всё на своём пути, возглавлял огромный вожак, который, завидев на тропе маленького человека, тревожно замычал. Но стадо катилось инертной волной, и остановить его могла только вожделенная вода, до которой оставалось около ста шагов.
