Воздушный замок (ЛП) - Уэстлейк Дональд
Затем они огибали Триумфальную арку, чтобы снова разлететься по любой из пятнадцати улиц и авеню. И лишь белый «Рено» продолжал кружить, и кружить, и кружить.
Роза, вцепившись в постоянно вывернутое влево рулевое колесо, процедила сквозь зубы:
– Я больше не выдержу. Они опаздывают на полчаса.
– Они появятся, – сказал Анджело. – Мы знали, что расчёт времени не до доли секунды.
– Надо было тебе сесть за руль, – сказала Роза. – Хотя водишь ты ужасно.
– Ужасно? Я?
Роза в ответ лишь фыркнула.
Вдруг из рации, лежащей в бардачке под приборной панелью, раздался голос:
– Вызываю команду D. Где вы?
– Теперь ещё и он, – буркнула Роза. Не отрывая одной руки от руля и лавируя в безумном потоке машин, кружащих вокруг Триумфальной арки, она взяла рацию в другую руку и ответила: – Да, мы тут.
Но рация не успокаивалась.
– Команда D? Где вы? Отзовитесь.
«Нажать кнопку», – вспомнила Роза.
– Где же мне ещё быть? – сказала она, нажав кнопку. – Конечно, я здесь.
– Наконец-то!
– Но где остальные – вот в чём вопрос!
– Уже на подходе, – пообещал жестяной голос. – Я говорил с ними, они едут.
– Хорошо, – сказала Роза.
«Симка» подрезала её автомобиль, и Роза избежала столкновения лишь благодаря тому, что столь же нагло подрезала «Моррис-Мини». Предсказуемо раздался хор гудков.
– У тебя всё в порядке? – поинтересовалась рация. – Всё идёт гладко?
Полностью увлечённая стремительным движением транспорта, Роза не имела ни сил, ни терпения, чтобы продолжать разговор по рации. Бросив её на колени Анджело, она сказала:
– Вот, поговори с ним.
Юстас в одиночестве сидел на складном стуле за складным столиком на крыше отеля. На столике лежали несколько карт, различные бумаги, термос с чаем, ручки, блокноты для заметок и четыре портативные рации, каждая из которых была помечена крупной белой буквой: А, В, С и D. Первые три рации в данный момент пребывали на столе, четвертую, помеченную буквой D, Юстас держал в руке. Из неё вдруг раздался голос, но не Розы, а кого-то другого, говорящего на другом языке.
Юстас не сразу сообразил, что это голос Анджело. Тот спросил по-итальянски:
– Какого рожна тебе ещё надо?
– Кто это? – встрепенулся Юстас. – Кто говорит?
– Почему бы тебе не оставить нас в покое, – продолжал доноситься из рации голос на незнакомом языке, – и не позволить нам спокойно работать?
Покрутив ручку настройки рации, Юстас пробормотал:
– Кто бы это мог быть? У меня тут что – радиостанция «Свободная Европа»? [31]
– Говорил бы ты на итальянском, – требовательно произнёс голос из рации по-итальянски, – как все цивилизованные люди. Как Микеланджело. Как все римские папы.
– Анджело? Это ты? – с подозрением спросил Юстас.
Снова раздался голос Розы – резкий, сердитый, нетерпеливый:
– Отстань, Юстас! Мы заняты!
– Никаких имён! – вскрикнул Юстас. Не дождавшись ответа, он добавил мягче: – Я просто пытаюсь держать всё под контролем.
По-прежнему нет ответа. С грустью Юстас покачал головой и положил рацию на стол рядом с остальными.
– Мы так долго властвовали над половиной мира, – произнёс он. – Можно было ожидать, что хоть кто-нибудь из этой половины выучит английский.
9
Трое мужчин дежурили в диспетчерской товарного депо позади Гар-де-ла-Шапель, когда в открывшуюся дверь вошёл Жан Лефрак, вместе с очаровательной Рене Шатопьер, которую он обнимал за плечи.
Рене выглядела восхитительно в свободной блузке и широких брюках, окутанная развевающимися шарфами, а Жан был безупречно элегантен в тёмном костюме-тройке, узком чёрном галстуке и чёрной шляпе.
За спинами трёх рабочих находились большие панорамные окна с видом на товарное депо, где – чуть левее, видите? – стояли два жёлтых грузовых вагона.
Причина, по которой уверенных в себе людей называют уверенными – они буквально излучают переполняющую их веру. Как Жан, приближающийся сейчас к троице работяг. Он самодовольно улыбнулся и заговорил:
– Всё в порядке, парни, не отвлекайтесь от работы. Это не официальная проверка.
Трое в диспетчерской поначалу и не думали, что это проверка. Они предположили, что Жан и Рене – просто туристы, обычные люди, случайно забредшие за одну из тех дверей с надписью: «Посторонним вход воспрещён. Только для сотрудников», коими так щедро усеяна наша жизнь. Но, по-видимому, это был не тот случай. Если этот самоуверенный и хладнокровный джентльмен в костюме-тройке и узком чёрном галстуке утверждает, что его появление – не официальная проверка, вывод ясен – это наверняка неофициальная проверка. А он, следовательно, имеет все полномочия здесь находиться. Это, конечно, не объясняло толком причины, по которым джентльмен тут появился и, тем более, присутствие с ним прекрасной дамы, но всё же трое рабочих успокоились с мыслью, что какое-то объяснение возможно. И того и гляди последует.
– Я просто показываю юной леди окрестности, – продолжал Жан. Ещё крепче обняв Рене и ласково (и самую чуточку похотливо) ей улыбаясь, он добавил: – Пусть посмотрит, как тут всё работает.
Рене широко раскрытыми глазами уставилась на троих мужчин в диспетчерской и произнесла тонким, сексуально-наивным голосом распутной девки:
– Поезда такие бо-о-ольшие…
Теперь трое рабочих всё поняли; или, по крайней мере, решили, что поняли. Вооружившись этой информацией – или дезинформацией – все трое расслабились и ухмыльнулись, выражая солидарность Жану и восхищение Рене.
Даже обычное дорожное движение, при котором автомобили кружат вокруг Триумфальной арки, прежде чем покинуть площадь, представляет немалую опасность, но положение вскоре должно было усугубиться, как ни трудно в это поверить. Всё началось, когда два уже знакомых нам оранжевых грузовика с рычанием вползли с юга в поток «Симок» и «Ситроенов» и начали описывать головокружительный круг вокруг арки. Водители грузовиков и не подозревали, что их появление станет сигналом к целому ряду событий.
Первым таким событием стало то, что Роза Палермо сняла ногу с педали газа.
– Вот и они, наконец, – сказала она, не обращая внимания на душераздирающие завывания клаксонов позади, когда «Рено» начал снижать скорость. – Слава богу, можно перестать кружить вокруг этой дурацкой буквы «П».
Она резко перестроилась, собираясь занять полосу справа от двух медленно ползущих и извергающих клубы выхлопных газов оранжевых грузовиков.
– Надо было поручить эту часть Вито, – сказал Анджело. – Ему нравится всё время пребывать на одном месте.
– В тюрьме, – добавила Роза.
– Думаю, это неважно, – ответил Анджело. – Главное, чтобы место было одно и то же.
– Вот он, – сказала Роза, подрезав «Пежо» и пристроившись с правой стороны от оранжевых грузовиков.
Да, это был Вито, выглядящий ещё более старым, измученным и больным, чем обычно. Закутавшись в одеяло, он сидел в моторизованном кресле-каталке, и с опаской втиснулся на своём маленьком и хрупком транспорте в самую гущу машин. Вито выглядел перепуганным, а поскольку актёрскими способностями он похвастать никогда не мог, он и вправду был перепуган.
– Если поразмыслить, – сказал Анджело, когда они пронеслись мимо Вито, – я рад, что я здесь, а он – там.
– Немцы, – заметила Роза, глядя в зеркало заднего вида.
– Где? – Анджело оглянулся.
– Позади нас. Там, где им и положено быть.
Там они и были, во всяком случае двое из них. Чёрный «Фольксваген» следовал за белым «Рено». Руди за рулём, Герман на переднем сиденье рядом с ним. А Отто… вот и он – приближается со стороны авеню Ош. Отто шёл пешком; его коренастое тело было отягощено фотоаппаратами, ещё один он держал в руках. И Отто пятился с тротуара на проезжую часть, не обращая внимания на автомобили и сосредоточенно разглядывая нечто, происходящее на авеню Ош – что он решил непременно запечатлеть на плёнке.