Феликс Меркулов - Он не хотел предавать
Соблюдая достоинство, он позволил себе помедлить, не помчаться немедля по первому зову, немного выждал у себя в кабинете, собираясь с мыслями. Затем встал, заправил выехавшую на животе рубашку, надел пиджак, обычно болтавшийся на спинке кресла, взял со стола свой ежедневник и неторопливо вышел в коридор.
Вдова покойного гендиректора, Любовь Сергеевна Кричевская-Завальнюк, была молода, красива и умна — это признавали все, кто ее знал. Владимир Петрович, встречавшийся с ней раньше на приемах и на собраниях директоров, был даже ее тайным обожателем.
До того как стать совладелицей холдинга, Любовь Сергеевна заправляла делами собственной радиостанции. После смерти мужа, заняв его место в управлении, она переехала на Ленинский проспект и заняла в главном офисе небольшой кабинет, который ей предоставили. В том, что к ней не перешел по наследству кабинет покойного мужа, прослеживалась определенная знаковость: Завальнюк занимал пост гендиректора холдинга, потому что был его отцом-основателем. Любовь же Сергеевна унаследовала лишь акции мужа, но не пост генерального директора, и скромный кабинет подчеркивал ее место в иерархии управления холдингом. До сих пор Любовь Сергеевна являлась всего о лишь крупным акционером. И не более.
Владимир Петрович остановился перед знакомой ореховой дверью, с которой так и не была снята табличка с фамилией покойного хозяина кабинета. Остановившись, он поправил галстук, заколебался — стучать или нет? — решил не стучать, нажал на ручку и открыл дверь.
Первое, что поразило его, едва он переступил порог, — это царящий в кабинете холод. Кондиционер работал на полную мощность, выдувая струю морозного воздуха, как из распахнутого зимой окна.
— А вы знойная женщина, Любовь Сергеевна, — пошутил Владимир Петрович, пересекая кабинет и подумав про себя, что покойный Завальнюк любил тепло. — Не боитесь простудиться?
Вдова сидела за столом в кресле покойного гендиректора и рассматривала коллекцию Завальнюка: колечки срезов древесины различных пород — в рамках под стеклом. Дуб, кипарис, палисандр, бамбук, ротанг, кедр различных пород, береза, баобаб, пробковое дерево, атласное, железное, хлебное… Застекленные коробочки со срезами занимали пространство целой стены.
— Красивые штучки, — сказал Владимир Петрович. — Егор Ильич увлекался.
Вдова медленно развернулась с креслом лицом к вошедшему, и Владимир Петрович почувствовал знакомое волнение, которое охватывало всех мужчин, от пионера до пенсионера, в обществе Любови Кричевской-Завальнюк.
В красоте вдовы было что-то невообразимое, фантастическое, чего в жизни не бывает. В красавицах с глянцевых обложек при желании можно было найти изъяны: слишком тоща, слишком широка в кости, грубоватая форма носа, пальцев, короткие ногти, торчащие уши… Вдова Завальнюка, казалось, не имела видимых изъянов.
— Здравствуйте, Владимир Петрович, — кивнула вдова, без улыбки глядя на замдиректора. — Присаживайтесь.
Во взгляде ее огромных изумрудных глаз читалась затаенная грусть.
Владимир Петрович сел в молодцеватой позе, стараясь скрыть выросший за последнее время живот. В обществе Любови Кричевской самый порядочный семьянин жалел, что природа обделила его внешними данными Жан-Клода Ван Дамма.
— Владимир Петрович, я приехала сегодня для того, чтобы поговорить лично с вами. Прошу отнестись к моему предложению с пониманием.
— Да, я вас слушаю, — слегка подаваясь вперед, кивнул замдиректора.
— Владимир Петрович, сколько процентов акций холдинга принадлежит лично вам?
Тема разговора показалась заместителю директора несколько неожиданной.
— Немного. Всего шесть, — недоуменно ответил он.
— Мне достаточно, — сказала вдова.
Владимиру Петровичу показалось, что он ослышался.
— Простите?..
— Я готова их у вас купить, — спокойно глядя ему в глаза, сказала Любовь Сергеевна.
Владимир Петрович развел руками, ответил в тон ей, стараясь обратить дело в шутку:
— Но я не готов их продать.
— Готовы, — ответила хозяйка.
— Нет, нет…
— Да, да! Я их у вас покупаю.
— Но я не собираюсь их продавать. Они мне самому нужны, — стараясь свести разговор к шутке, рассмеялся заместитель директора.
— Меня не интересует, что вы собираетесь или не собираетесь делать. Я их у вас покупаю, — отчеканила Любовь Сергеевна.
Владимир Петрович опешил:
— Простите, мне кажется, я вас не понял…
— Все вы прекрасно поняли. Мне нужны ваши акции. Я их покупаю.
Владимир Петрович посерьезнел.
— Это беспредметный разговор, — становясь угрюмым, жестко сказал он. — Я ничего не продаю. Считайте, что этих акций нет. Не понимаю, что вам взбрело в голову. Эти акции не продаются.
— Не тяните время. Завтра, поскольку сегодня банк уже закрыт, — с самого утра, у вас будет мой финансовый директор. Спасибо, что пошли мне навстречу.
— Нет, нет, нет, стойте! — запротестовал Владимир Петрович. — Я с вами говорю абсолютно серьезно. Нет значит нет! Я даже не готов обсуждать эту сделку.
— А я ничего с вами не обсуждаю. Я ставлю вас перед фактом. Я покупаю ваши акции.
Любовь Сергеевна говорила тихим, каким-то даже ленивым голосом. Казалось, ей было скучно смотреть на толстого, пожилого, бородатого заместителя гендиректора. Он интересовал ее не больше, чем бегемот в зоопарке, который барахтается в мутной воде и время от времени зачем-то разевает пасть. Какая разница посетителям, хочет бегемот есть или не хочет? Они бросают морковку в открытую пасть, потому что им хочется, чтобы бегемот ее съел…
Спокойным, скучающим голосом Любовь Сергеевна выдвинула свой ультиматум:
— Я покупаю твои акции, это свершившийся факт.
— Попрошу мне не тыкать, я с вами свиней не пас!
— Мне наплевать, с кем ты пас свиней, мелкая сошка! Решай, хочешь получить деньги за свой пакет или отдашь мне его даром?
— Даром? — нервно усмехнулся замдиректора. — Вот как?
— Да, именно даром. У тебя два варианта… И не говори потом, что я не оставила тебе выбора. Выбор всегда есть. Первый вариант: я покупаю у тебя эти акции по нормальной цене…
— А второй?
— А второй — ты оказываешься на нарах в Бутырке и меняешь свои акции на свободу. Со слезами, на коленях будешь умолять, чтобы я согласилась взять их. Перспектива ясна? Не понимаю, о чем тут думать, дураку ясно. Напряги мозги, ты же финансовый гений: вот один вариант, вот второй. Я пока предлагаю первый, но ты упорно настаиваешь на втором. Да что у тебя с мозгами, совсем жиром заплыли?.. Не о чем тут думать!
Владимир Петрович слушал молодую хозяйку и буквально не верил своим ушам. У него на глазах совершилась страшная метаморфоза: златокудрая фея, красивая, нежная, с тонкими чертами лица, греческая богиня, в присутствии которой мужчины впадали в состояние столбняка, эта речная нимфа с зелеными сияющими глазами на глазах у него превратилась в безобразное чудовище…
— Да это полная чушь! — воскликнул Владимир Петрович. — Какая Бутырка, какие нары? Чем вы меня пугать вздумали, опомнитесь! Я честный человек и не позволю…
Ведьма раскрыла перед его носом и пролистала панку с документами, сунула ему под нос:
— С тебя достаточно? Да за это налоговая полиция тебя сожрет.
— Не станете же вы натравлять налоговиков на собственную компанию? — вяло усмехнулся Владимир Петрович, чувствуя, как сдавил горло шелковый итальянский галстук. — Это же нелогично! Вы не станете под собой рубить сук…
— Пока что сук под тобой трещит, — улыбнулась хозяйка.
— Вы блефуете. Вы что, сами себя разорить решили? Это же ваша собственная компания.
Любовь Сергеевна закурила.
— Пока это еще не моя компания, — сказала она, с ударением на слове «пока». — Но когда у меня будут твои шесть процентов, тогда я стану здесь настоящей хозяйкой.
— Никогда, — устало ответил Владимир Петрович. — Если вам нужен контрольный пакет, скупайте у мелких акционеров. Я свои акции не продаю.
— Продаешь.
— Нет.
— Продаешь!
— Прекратите это давление.
Любовь Сергеевна прищурилась, как кошка перед прыжком.
— Неужели ты не понял, что я всегда добиваюсь своего! С твоей помощью или нет, но я буду здесь хозяйкой! Подумай теперь своей тупой головой, что для тебя лучше: иметь со мной хорошие отношения или плохие? Что ты вцепился в свои акции, как куркуль! О семье подумай, дети небось есть, жена? А то ведь не только акции потеряешь, но и работу, и здоровье. Я тебя нищим отсюда вытряхну. А хочешь, тебя в наручниках выведут из твоего уютненького кабинета, и это покажут в новостях по всем каналам? Иди-ка сюда, — поманила она пальцем Владимира Петровича.
Он подумал, что вдова хочет что-то ему сказать или показать, безвольно встал и наклонился вперед. Между ним и Любовью Сергеевной теперь был лишь массивный директорский стол.
