Рауль Мир-Хайдаров - Двойник китайского императора
Наверное, он быстро справился с депрессией, по-тому что вспомнил своих сыновей-дошколят, Хасана и Хусана, молодую жену Миассар, сыновей-студентов в Ташкенте от брака с Зухрой, которым предстояло одному за другим защищать дипломы, -- каково им будет без него? Он помнил свое сиротство, интер-наты, хотя до детдомов в данном случае не дошло бы, наверное, -- Миассар сильная женщина. Но мысль о судьбе детей заставила взять себя в руки, и мысль о самоубийстве отодвинулась на второй план.
Нельзя сказать, что покой, самообладание вер-нулись к нему окончательно -- он все еще находился в подавленном состоянии. В его возрасте и поло-жении потерять власть равносильно катастрофе. Больше двадцати лет он был хозяином района, и вдруг стать рядовым гражданином -- это все равно что прозреть на старости от врожденной слепоты, узнавать мир, людей заново, совсем другими, потому что в голове уже давно устоялся образ мира.
А чем он будет заниматься, как добывать хлеб свой насущный, если исключат из партии? Ведь как инженер он давно дисквалифицировался. Пойдет куда-нибудь завхозом с окладом в сто рублей или все-таки возьмут его инженером куда-нибудь на строительство с зарплатой в сто шестьдесят? Как на такие жалкие деньги прокормить, обуть, одеть семью, дать детям образование? Мясо в районе стоит шесть рублей килограмм.
Ворох неожиданных вопросов обрушивается вдруг на Пулата Муминовича -- о таких проблемах жизни он раньше не задумывался, некоторые и не пред-полагал. Одна безрадостная дума вытесняет другую, и нет в перспективе просвета, если потерять дол-жность и партбилет.
Что делать? Как жить дальше? Сохранить честь и достоинство? Он знает, наслышан о слабости пер-вого, его надменности, величии, наполеоновских ам-бициях: если приползти на коленях, присягнуть на верность, покаяться, может, и помилует, -- ведает Махмудов и о таких случаях.
Но не может Пулат Муминович представить себя кающимся на кроваво-красном ковре; он запрещает себе даже думать об этом и произносит мысленно: лучше уж смерть! Как потом считать себя мужчиной, отцом, глядеть в глаза любимой Миассар?
Перебирая новые варианты жизни, из которых ни один не обещал радостных перспектив, хотя он и пытался убедить себя, что не так страшно работать инженером или рядовым советским служащим -- жи-вут же миллионы людей на скромные зарплаты, не ропщут и вроде счастливы, вдруг он подумал, что напрасно не придает значения последней угрозе Тилляходжаева, сказанной вдогонку: возможно, бюро проголосует за то, чтобы отдать его под суд.
За что -- Пулат Муминович не думал; зная ме-стные нравы, он не сомневался, что за поводом дело не станет. Вот этот вариант действительно пугал своей мрачностью, и жизнь рядовым инженером или прорабом уже не показалась ему столь беспро-светной.
"Сколько мне могут дать -- три, пять, десять лет?" Знал, что мелочиться не станут, -- гигантомания пер-вого сказывалась и на приговорах строптивым. Лю-бой срок виделся крахом, смертью. В области, прав-да, не у него в районе, понастроены лагеря заклю-ченных, и он знал, какова там жизнь, условия, нравы, знал и о том, что бывшее начальство, осо-бенно партийное, в тюрьмах выживает редко.
В подавленном состоянии, внутренне шарахаясь от одной неприятной мысли к другой, просидел Пулат Муминович в номере до позднего вечера. Сгущались сумерки, и следовало зажечь огни, но страх, пропитавший душу, словно отнял у него силы, парализовал волю, и он, как прикованный, продол-жал сидеть в кресле -- темнота в дальних углах про-сторной комнаты навевала тревогу. Весь день у него не было и крошки хлеба во рту, но голода он не ощущал, хотя, наверное, выпил бы, но спускаться в ресторан, встречаться с людьми, где многие его знали, Махмудов не хотел. Неизвестно, как долго просидел бы секретарь райкома в таком настроении и как дальше развивались бы события, если б вдруг не раздался громкий стук в дверь. Очнувшись от тягостных дум, Пулат Муминович решил, что не к нему, в соседний "люкс", но настойчивый стук повторился.
"Неужели так быстро раскрутили дело и меня требуют на срочное бюро?" -подумал хозяин номера и поднялся. Включив свет, он на секунду задержался у зеркала, поправил галстук, прическу -- ему не хо-телось выглядеть перед гонцом жалким и подав-ленным.
У двери стоял Эргаш Халтаев, сосед, начальник районной милиции, рослый, гориллоподобный че-ловек. Три года назад перевели его из соседней области к нему в район -- раньше он занимал более высокую должность, да крупно проштрафился, и его убрали подальше от глаз, от людских пересудов. Пока окончательно не угасли страсти в связи с прежним делом, сидел он в районе тихо, смирно, особенно не высовывался, но вот с приходом Тилляходжаева расправил крылья, запетушился. Нет да нет, райкому приходилось вмешиваться в дела ми-лиции. Короче, у них сложились довольно натянутые отношения. Но, увидев соседа, Пулат Муминович искренне обрадовался: ему хотелось сейчас с кем-нибудь поговорить, а может, даже излить душу -- такое состояние, как сейчас у него, наверное, бывает раз в жизни. Не каждый же день мы всерьез задумываемся о самоубийстве.
-- У меня тоже в Заркенте оказались дела, -- говорил, улыбаясь, Халтаев, -- за день не управился. Оформляясь в гостиницу, увидел внизу вашу фа-милию, думаю, дай загляну на всякий случай, мо-жет, понадоблюсь, тем более днем, в обкоме, слышал от помощника, что первый вызывал вас на красный ковер.
-- Да, было дело, -- как можно беспечнее ответил Пулат Муминович, приглашая гостя в комнату.
-- А может, мы пойдем поужинаем, мне не уда-лось сегодня пообедать, -предложил начальник ми-лиции, оглядывая номер.
-- Я бы с удовольствием поужинал и даже выпил, но, честно говоря, идти в ресторан нет настроения, мне кажется, что если не весь Заркент, то жильцы нашей ведомственной гостиницы наверняка знают, что я побывал на знаменитом ковре, и мне не хочется выслушивать соболезнования и сочувствия -- сейчас я больше нуждаюсь в конкретной под-держке, помощи делами, поступками.
Халтаев внимательно посмотрел на своего сек-ретаря райкома.
-- Но вы так не отчаивайтесь, безвыходных по-ложений не бывает. Просто вы не привыкли к раз-носам, вы ведь у нас в области передовой, про-грессивный руководитель, обласканный, и даже ор-ден Ленина имеете. А у первого, я его давно знаю, манера такая -- сразу любого лицом в грязь; к по-добной обработке действительно трудно привыкнуть, тем более с вашим характером и положением... -- И тут же, не докончив мысль, сказал: -- А если душа просит выпить, выпьем, я тоже с удовольст-вием составлю вам компанию. Побудьте еще минут десять один, а я спущусь вниз и распоряжусь насчет ужина и спиртного.
Вернулся он скоро в сопровождении двух офи-цианток, кативших тележки, через несколько минут пришла и третья, весьма игриво посмотревшая на Пулата Муминовича; она принесла на подносе спир-тное и минеральную воду. Когда они втроем быстро сервировали стол и удалились, Махмудов сказал:
-- Такой роскошный стол накрывают по случаю удачи, праздника, но никак не на панихиду.
На что Эргаш Халтаев бодро ответил:
-- Отбросьте черные думы -- еще не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Такую глыбу, как вы, сво-ротить и Тилляходжаеву непросто, он же знает, ка-ким вы авторитетом пользуетесь у народа.
-- Уже своротил, -- обреченно сказал Пулат Муминович, переливая водку из рюмки в большой бокал для воды и долил его до края.
Халтаев, молча наблюдавший за ним, проделал то же самое.
-- Ну, вам не обязательно поддерживать меня в этом, -- мрачно пошутил секретарь райкома, на что начальник милиции вполне серьезно ответил:
-- Я привык разделять горе и радость тех, с кем сижу за столом. На меня можете положиться, не тот человек Эргаш, чтобы бросить в беде соседа...
Вроде обычная застольная фраза -- в иной ситуа-ции, наверное, Пулат Муминович пропустил бы ее мимо ушей, тем более зная кое-что о своем соседе, но сегодня она сразу легла на душу, и Халтаев уже не казался ему неприятным.
Пулат Муминович не испытывал особой страсти к спиртным напиткам, тем более редко пил водку, о чем, кстати, Халтаев знал, но внутри у него сейчас все горело, и ему казалось, что алкоголь заглушит тоску, освободит от опутывающей сознание петли страха.
Пулат Муминович наполнил бокалы еще раз, и снова Халтаев не возражал.
-- Знаешь, Эргаш, -- сказал секретарь райкома от-кровенно, от души -видимо, водка, выпитая на го-лодный желудок, на расстроенную нервную систему, действовала мгновенно, -- наверное, кроме тебя, мно-гие знают, что я попал в беду -- не зря же помощ-ника Тилляходжаева зовут Телетайп грязных слухов, но сегодня за столом со мной рядом оказался только ты. Спасибо, если выкарабкаюсь, не забуду твоей верности.
-- Обязательно выкарабкаетесь, -- подтвердил на-чальник милиции, и они выпили.
-- Еще раз спасибо, но вроде он вцепился в меня крепко, обещал отдать под суд.
-- Вас под суд? -- чуть не поперхнулся боржоми Халтаев.
