Евгений Сухов - Бубновый туз
Неохотно отступив в сторону, Федот Никифорович пропустил гостей вперед.
Иван Емельянович уверенно прогромыхал по крыльцу, зная, что хозяин идет следом. Чуть пригнув голову под низкой притолокой, вошел в избу. Первое, что он увидел, — так это перепуганные девичьи глаза, взиравшие на него из всех углов комнаты. Старшая из дочерей сидела в самом центре комнаты, поглаживая черного пушистого кота. Натолкнувшись на суровый взгляд вошедшего, боязливо улыбнулась. Кот, выскользнув из тонких девичьих рук, спрыгнул на дощатый пол и, задрав облезлый хвост, достойно удалился в угол.
— Вот ордер на обыск, гражданин Еникеев, — потряс Иван Емельянович вчетверо сложенным листом бумаги.
— Это за что же такая немилость от советской власти? — недоуменно нахмурился хозяин.
Собрав кустистые брови на переносице, Иван Емельянович продолжил:
— А нам стало известно, гражданин Еникеев, что вы участник контрреволюционного заговора…
— Господь с вами! — ахнул хозяин.
— …и у вас хранится оружие, — бесстрастным голосом продолжал Кашин.
— Наговор! У меня, кроме старой берданки, ничего в доме нет. Да и ту я уже давно в руки не брал. Стволы паутиной затянуло.
Хозяйка испуганно вскрикнула, прижав ладонь к губам.
Еникеев, нелепо улыбнувшись, заговорил сдавленным голосом:
— Да и зачем же мне все это надо? Хозяйство у меня большое, к тому же дети!
Встряхнув бумагу, Иван Емельянович аккуратно сложил ее, после чего упрятал в нагрудный карман.
— А может, вы нашей советской власти не доверяете?
— Почему же не доверяю…
— А может, вы считаете, что милиция зря кого-то арестовывает?
— Так ведь по наговору… Всю жизнь в земле ковырялся! Света белого не видел.
— По-вашему, получается, что советская власть ошибается?
— Так я же за нее всей душой, только ведь и понимание иметь надо.
— Так вот скажите мне, гражданин Еникеев, — Иван Емельянович внимательным взглядом осмотрел добротную хату, — откуда же у вас такое богатство? Народ голодает, бедствует, а вы тут, — кивнул он на стол, где лежал хлеб, стояла тарелка с нарезанным тонкими аккуратными ломтиками салом, — жируете!
— Да какое там жируем, — махнув рукой, принялся оправдываться хозяин. — Просто поросенка зарезали, хворал он немного. А потом, ведь у меня одиннадцать душ, всех их кормить надо. Может, как-нибудь договоримся? Вы проходите, товарищи, к столу.
— Ах вот оно что… взятку! При исполнении! — взвизгнул Иван Емельянович. — Да ты знаешь, что мы с тобой можем сделать! Сейчас таких гадов, как ты, наша советская власть в лагерях перевоспитывает.
Вытащив из кармана револьвер, он направил его в лицо рыжебородому.
— Да что же это такое делается! — в страхе отступил тот, не сводя взгляда с круглого черного отверстия ствола.
— А ну-ка, Гурьян, свяжи-ка их всех! Вижу, здесь прямое неподчинение властям. Они нам за это еще ответят.
Молчавший до этого Гурьян одобрительно кивнул и вытащил из сумки веревку.
— Как скажете, товарищ оперуполномоченный.
— Начинай вот с этого рыжебородого, что-то он много разговаривает.
— Кто вам дал право так поступать! — подскочила к нему хозяйка. — В чем вы его подозреваете?! Все знают, что мой муж честный человек. Гвоздя чужого не возьмет!
— Я вижу, гражданка, что вы еще так ничего и не поняли. Как это расценивать, нападение на представителей власти?! Тогда и вам придется вслед за муженьком отправиться!
— Дуня, пусть делают, что им там по закону положено, — устало остановил жену хозяин.
— Да разве ж это по закону?! — запротестовала хозяйка.
— Советская власть нам не чужая. Разберутся! Увидят, что у нас нет оружия, и уйдут с миром.
Перехлестнув его запястье веревкой, Гурьян уверенно стянул хозяину руки.
— На пол садись! — приказал Иван Емельянович.
— А это зачем? — подивился Федот.
— На пол, сказал! Или ты со мной спорить будешь!
Неодобрительно крякнув, тот сел на пол.
— Ну чего застыл? — крикнул Иван Емельянович. — Связывай руки остальным.
— Ага, сейчас! — Гурьян подскочил к хозяйке.
Умело и крепко он перетянул ей руки, заставив ее от боли прикусить губу. На очереди были дочери. Барышни покорно подставляли запястья и, поглядывая на родителей, сидевших рядышком на полу, плаксиво поджимали губы.
— На пол, живо! — приказал Иван Емельянович. — Чего встали?! Прикажи своим дочерям, пусть сядут! — размахивал он револьвером.
— Не переживайте, дочки, все обойдется, — заверил дочерей отец. — Делайте, что говорят!
Девушки неловко, подбирая под себя ноги, расселись на полу рядом с родителями.
— Вот теперь вы от меня никуда не денетесь. — Иван Емельянович сел на табурет, достал из кармана серебряный портсигар и вытащил папиросу. Сунув ее в уголок рта, запалил табак.
— Посмотри на хозяйку, — показал он Фролу. — А бабец-то ничего! С такой только на кровати прыгать.
— Да и дочки хороши. Свеженькие!
— Да как вы смеете! — в негодовании воскликнула хозяйка. — Я на вас жаловаться буду!
Рассмеявшись, Иван Емельянович сказал:
— Обещаю не убивать тебя… Разве только побалуюсь немного. Страсть как люблю таких полнотелых! Супруг твой возражать не станет? А если ты стесняешься, так от него можно и за занавесочкой спрятаться.
— Да кто вы такие, грабители, что ли?! — ахнул Еникеев.
— А ты еще и не понял. Ну, брат, я думал, что ты похитрее будешь. Где деньги?!
— Нет у меня никаких денег!
— А ты, оказывается, несговорчивый. Знаешь, ты мне даже нравишься. Хозяйство у тебя крепкое, жена — красавица, детишки справные, накормленные… Только ведь ты меня можешь очень разочаровать, если будешь упрямиться. Еще раз спрашиваю: где ты прячешь деньги?!
— Нет у меня никаких денег!
— Несговорчивый попался, жаль… Гурьян, начни-ка с его женушки. Кажется, она тебе приглянулась?
— А чего… Баба-то справная, — скалясь протянул тот. — Бедра широкие, я таких люблю. Есть за что подержаться.
— Уйди от меня, мерзкая тварь! — закричала хозяйка. — Ненавижу!
Шагнув вперед, Гурьян наклонился над хозяйкой.
— Дрожит, — довольно сказал он, ухмыляясь.
— Это она от нетерпения, — захихикал Фрол. — Ты бы, Гурьян, не терялся. Бабы-то не любят особенно робких. В таких делах натиск важен.
— Да мне не впервой!
Погладив тяжело поднимавшуюся грудь женщины, он вдруг рванул ее платье. Пестрый ситец жалостливо затрещал, обнажив белую кожу.
— Что же вы делаете, бесстыжие!
— Отойдите от нее! — в отчаянии закричал хозяин, пытаясь подняться.
Фрол ударом ноги в лицо опрокинул его на пол.
— Отдохни, хозяин. Сейчас не до тебя.
— Ироды!
— А хороша! — протянул Гурьян. — Братцы, я прямо слюной истекаю.
— А сальцо-то у нашего хозяина ничего. С мясом нарезал.
Толстыми короткими пальцами Кашин ухватил с тарелки самый лакомый кусок.
— Ого, вкуснятина! Сам солил?
— Забирайте все, только уходите! — выкрикнул хозяин.
Прожевав кусок, Иван Емельянович сказал:
— Гурьян, отойди от бабы, потом побалуешься, дай с мужиком поговорить.
— Смотри не подавись, — сквозь зубы процедила хозяйка.
Посмотрев на хозяина, лежавшего на полу с разбитым лицом, Кашин заметил:
— А она у тебя с гонором. Как же ты с такой бабенкой сумел столько детей настрогать? — Положив очередной кусок сала на ломоть хлеба, спросил: — Так где деньги, хозяин?
— Нет у меня ничего!
Пожевав, Иван Емельянович продолжил все тем же проникновенным голосом:
— Вот не хотят понимать люди, когда с ними по-хорошему! Я ведь к нему со всей душой, сочувствие выражаю, а он нос воротит. Потом ведь просить будет, руки целовать мне станет, чтобы дурного ничего не делал, — в голосе Ивана Емельяновича послышались угрожающие интонации, — а уже ничего не исправишь. Так где у тебя золото, хозяин?
— Нет у меня золота! В погребе овощи есть. Мяса припас, вот и все мое богатство. Забирайте что хотите!
Бросив недокуренную папиросу в тарелку, Иван Емельянович поднялся, косолапо протопал к хозяину и с минуту глядел на него, наслаждаясь собственной властью. Вот он, человечишко, будто клоп на ладони. Взял, да и прихлопнул его!
Насладившись собственным величием, он с размаху стукнул хозяина в лицо. Опрокинувшись, Еникеев ударился затылком об пол. Изба наполнилась криком: вопили дети, причитала хозяйка:
— Убивают! Будьте вы прокляты, ироды! За что же вы его?! Он же мухи никогда не обидит!
Неловко переваливаясь на полу, Еникеев не мог подняться. Из разбитой губы сочилась кровь.
Наклонившись над поверженным хозяином, Иван Емельянович, не скрывая ярости, сказал:
— Может, ты мне опять овощей предложишь? Деньги где, спрашиваю?!
