Владимир Гурвич - Федеральный наемник
Умар встрепенулся.
— Где ты это видел?
— Я был в гостях у Арсена Газаева. Очень гостеприимный хозяин, никогда не забуду, как он обращается с теми, кто оказывается у него. Если бы не случай, я был бы уже короче на целую голову. Со мной в зловонной яме сидел один лейтенант. Затем я видел его голову, одну, без туловища. Сколько можно терпеть такие чудовищные злодеяния?
— Я не убиваю пленных, я содержу их нормально. И никого не беру в заложники. Я сражаюсь только с армией.
Я молчал, его слова не вызывали у меня доверия.
— Я вижу, ты не веришь мне, — недовольно сказал Султанов.
— А какая собственно разница, если я скоро умру. Впрочем, могу сказать, что я слышал про тебя совсем другое.
— Это ложь! — горячо сказал Султанов. — Я знаю, кто распространяет эти слухи. Мы никого не истязаем, мы честно воюем.
Я пожал плечами. Я не знал: верить ли ему или нет.
— Почему ты принял предложение Сулеймана? — спросил Умаров. — Я знаю, он пообещал тебе много денег. Только поэтому?
— Он пригрозил, что убьет моего сына, если я откажусь.
Умар внимательно посмотрел на меня.
— Хочешь позвонить домой, узнать о сыне, все ли в порядке?
— Конечно.
— Можешь набирать номер, — кивнул он на телефон.
От волнения у меня плохо слушались пальцы. Мне очень не хотелось чтобы трубку подняла бы моя бывшая супруга или ее нынешний муж. Бог услышал мою просьбу, к телефону подошел сын.
— Алло, — зазвучал далекий, но звонкий голос.
— Игорь, как ты поживаешь? У тебя все в порядке?
— Все в порядке. А кто говорит?
— Это говорит… — Я вдруг замолчал. — Это говорит один знакомый твоей мамы. — Почему ты не в детском саду?
— Ты что не знаешь, сегодня воскресенье.
В самом деле, а я и не помнил. Впрочем, не удивительно, тут воскресений нет. Как, впрочем, и других дней недели.
Голос Игоря внезапно сменил голос Ларисы.
— Кто звонит? — тревожно спросила она.
Но с Ларисой я говорить не собирался, а потому дал отбой.
— Все нормально? — спросил Умар.
— Пока да.
— Что же в таком случае ты собираешься дальше делать?
Я с удивлением посмотрел на Умара.
— Разве я не в твоих руках?
— В моих, — как мне показалось не без удовлетворения подтвердил Умар. — А если я тебя отпущу? Снова будешь пытаться меня убить? — Взгляд Султанова был прикован ко мне.
Я задумался. Куда клонит он? То ли это так он забавляется, то ли у него по отношению ко мне в самом деле есть какие-то планы?
— Я не знаю, я еще не успел обдумать этот вопрос. Было не до того.
Умар усмехнулся.
— Я не настолько наивен, чтобы отпускать своих врагов. Тем более ты убил моих людей. Я такие вещи никому не прощаю. Но я хочу доказать тебе, что я не садист, я никого не мучию. Даже тех, кто повинен в смерти моих друзей. А эти люди были мои друзья. Тебя сейчас расстреляют. Но без всяких пыток. Как солдата, как офицера. И так же похоронят, можешь быть уверен.
— Я не солдат и не офицер, я уже три года, как не ношу погонов.
— Но ты остался им по сути, — резонно возразил Умар. — А теперь пора. У тебя будут последние пожелания? Не обещаю, что исполню, но постараюсь.
Я задумался. Оказывается, это весьма непросто выбрать последнее желание.
— Хотелось бы чтобы моя могила не осталась безымянной. А вдруг однажды мой сын захочет ее посетить. Напиши на кресте: Константин Рюмин и две даты.
— Это я тебе обещаю. А теперь иди во двор.
Я вышел из дома. Там меня ждал целый взвод боевиков.
— Вот туда, — указал Султанов в глубь сада. — А твоя могила будет вот здесь, — показал он мне место возле самого забора. — Здесь уже лежат несколько ваших. Я специально хороню их тут, так как некоторые из наших могут разрыть землю. Есть люди, которым нравится издеваться над трупами. — На лице Умара появилось брезгливое выражение. — Иди.
Стараясь как можно тверже, почти как на параде, печатать шаг, я направился к месту своей казни. Спокойная походка давалось нелегко, так как ноги мои подгибались в коленках. Но я все же дошел, остановился и посмотрел на выстроившихся в ряд боевиков. Их оружие было уже наготове, и они ждали только команды.
Ко мне приблизился один из них с повязкой в руках.
— Завязать тебе глаза? — спросил он.
— Не надо.
Тот посмотрел на меня долгим взглядом и отошел.
Ну вот и все, подумал я. Через несколько мгновений я узнаю нечто такое, что остается человеку неизвестным до тех пор, пока он пребывает на этой уж слишком грешной земле. А теперь мне придется навсегда покинуть это тело, которое верно служило мне столько лет, и превратиться в незримый дух. Что по этому поводу сказал бы отец Борис?
И все же я не хотел умирать, в мои глаза светило солнце, над головой простерлась лазурь неба, совсем рядом ветер, словно забавляясь, колебал зеленые листья. Все это вот-вот исчезнет для меня, я буду навечно погружен в непроницаемую тьму. Но я не могу ничего изменить, у меня осталась последняя возможность: показать этим людям как достойно погибает русский, хотя и бывший, офицер.
— Приготовиться, огонь, — скомандовал тот самый боевик, который предлагал мне повязку для глаз.
Раздались автоматные очереди. Прошла одна секунда, другая, но я был все еще жив, ни одна пуля не попала в меня, хотя я был обсыпан листьями, которые они срезали.
Ко мне подошел Умар. Он внимательно смотрел на меня.
— На сегодня твой казнь отменяется, — сказал он. — Ты можешь идти?
— Попробую.
Я сделал шаг вперед и вдруг почувствовал, что ноги не держат меня. Если бы Умар не успел бы меня подхватить, я бы шлепнулся на землю.
— Помогите ему, — приказал он своим людям, которые минуту назад расстреливали меня.
Они подхватили меня и едва ли не на руках отнесли в дом.
Я сидел на стуле и медленно приходил в себя. Еще никогда я не переживал ничего подобного. Меня самого удивляла моя реакцию; тот затаенный ужас перед смертью, который мне удалось подавить в момент расстрела, вырвался на свободу после того, как он был отменен, и совершенно лишил меня сил. Я был таким слабым, что даже пошевелить рукой было для меня крайне трудным делом.
Умар внимательно наблюдал за мной, понимая, в каком состояние я нахожусь. Он поставил передой мной стакан с какой-то жидкостью.
— Выпей.
Я выпил. Кажется, это был коньяк или нечто похожий на него напиток явно кустарного производства. Я почувствовал, как обожгло мне горло. Но как ни странно, это лекарство вернуло мне силы.
— Можешь успокоиться, — сказал, слегка усмехаясь, Умар, — на этот раз ты не умрешь. Я дам тебе возможность еще пожить. Хотя не уверен, правильно ли я поступаю.
— Спасибо! — Я не смог сдержать волнение.
— Брось, — вдруг резко проговорил Султанов. — Я это делаю вовсе не из жалости к тебе. Ты заслуживаешь смерти. Но я не хочу тебя убивать. Не буду скрывать, мне очень неприятно то, какое мнение сложилось о нашей борьбе. Нас считают бандитами, чуть ли не зверьми в человеческом обличие.
— Прости, Умар, но я самолично видел таких.
— Я знаю, — оборвал он меня. — Таких нужно уничтожать. Они лишь с виду наши, а на самом деле еще большие наши враги.
— Что же ты хочешь от меня?
— Тебе что-нибудь известно о том, что произошло вчера поздно ночью на дороге, которая ведет в Свирское?
— Нет, ничего.
— По ней двигался отряд вашего ОМОНа, на четырех грузовиках. Они попали в засаду.
— Это были твои люди?
— Нет. Это был отряд Арсена Газаева.
Я невольно вздрогнул.
— Что же случилось с ними?
— Всего их было двадцать восемь человек. Десять погибло в бою, почти сразу, а восемнадцать взяли в плен. Сегодня я получил сообщение, что шестеро из них были ранены. Арсен их всех убил.
Умар замолчал с таким видом, словно чего-то не договаривает.
— Ты хочешь сказать, что он отрезал им головы.
Султанов кивнул.
— Он наколол их на колья и выставил вдоль дороги. Остальных увел.
Несколько секунд я сидел неподвижно. Уж лучше бы меня расстреляли, я бы по крайней мере был бы раз и навсегда избавлен от выслушивания таких жутких историй.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я.
— Чтобы ты представлял, кто действительно совершает такие дела.
— Только для этого. Но для меня такие вещи не новость. Мне кажется, ты что-то задумал.
Умар как-то странно посмотрел на меня.
— Я вдруг подумал, что тебе может быть захочется освободить этих людей.
— Но каким образом? — удивился я. — У него целый отряд, а я по сути один. Что я могу сделать?
— Я просто сообщил тебе об этом. Пришел же ты один меня убивать, хотя здесь полно моих людей.
В словах Умара была своя логика.
— То несколько иное, — пробормотал я.
— Тебе видней, — согласился Умар.
