Владимир Гурвич - Федеральный наемник
В словах Умара была своя логика.
— То несколько иное, — пробормотал я.
— Тебе видней, — согласился Умар.
Внезапно я оживился.
— А почему бы тебе не заняться их освобождением. Сил у тебя гораздо побольше. Ты же сам только что говорил, что против того, что вытворяет этот палач, — Газаев.
— Я — против, — не сразу отозвался Умар, — я бы с большим удовольствием убил бы его, как бешенного пса. Но это вызовет большие столкновения между нашими людьми. У него в отряде много моих соплеменников. Начнется кровная месть, вместо того, чтобы воевать с вами, мы начнем убивать друг друга. Это то, чего вы так добиваетесь. Я не сделаю вам такого подарка.
— Но в таком случае твое возмущение убийствами не более чем слова. Какой в них толк, они не остановят пытки и казни.
— Ты прав, но я уже тебе сказал причину. Если тебе понадобится моя помощь, я в твоем распоряжении. Я могу привести тебя туда, где находится Арсен, и где содержатся омоновцы. На большее не рассчитывай. А сейчас можешь идти на все четыре стороны.
Я встал. Я все еще не до конца верил, что остался в живых. Это походило на чудо, которые совершал Христос. Нет, пожалуй, даже он такого не мог совершить. А вдруг это подвох и меня убьют где-нибудь по дороге. Сбросят, например, в пропасть. Когда обнаружат мой полуистлевший труп, никто даже не сумеет определить: сам ли я упал по неосторожности или мне помогли это сделать?
Умар прочитал эти мысли на моем лице.
— Боишься идти? Можешь забрать свой автомат. Могу дать любое оружие, какое попросишь. У меня есть все.
— Тогда еще несколько гранат.
Умар кивнул головой. Он открыл шкаф, достал оттуда автомат и гранаты.
— Все, как ты просил, — усмехнулся он.
Я взял автомат, он был без рожка.
— Патроны и запалы к гранатам получишь при выходе из села, — уведомил меня Умар. — А то, кто тебя знает.
— А ты не боишься, что я снова сделаю попытку тебя убить? — спросил я.
Несколько секунд он смотрел на меня.
— В следующий раз ты живым не уйдешь. Ты будешь расстрелян на том же самом месте. Всем известно, я всегда выполняю свои обещания.
Я вышел из дома и пошел по селу. Навстречу мне то и дело попадались боевики, они кто враждебно, кто с любопытством, кто безразлично смотрели на меня. Однако никаких враждебных действий никто не предпринимал. Я же испытывал большое напряжение, как под мощным зарядом тока. В любое мгновение могла прозвучать очередь в спину.
На окраине села боевик в самом деле вручил мне два рожка и запалы к гранатам. Оказавшись вооруженным, я почувствовал себя несколько уверенней. Теперь можно было поразмыслить над всей этой фантастической историей. Почему все-таки Умар оставил мне жизнь? Чего-то он добивается? Но этого я пока не знал. Если бы его в самом деле волновала судьба омоновцев, он бы попытался их отбить. Я не очень верил во все эти сказки про кровную месть. Я не раз видел, как они убивали друг друга и никакие священные обычаи старины их не останавливали.
Да, странный и не совсем понятный для меня человек — этот Умар. И все же я должен его убить. Именно для этого я приехал в эту богом проклятую республику. Но теперь это будет сделать трудней, так как я чувствовал, что нас отныне соединила незримая, но вполне ощутимая нить. И разорвать ее будет не так-то и просто.
Внезапно мои мысли перенеслись к плененным омоновцам. Нет, освобождать я их не собираюсь. Во-первых, это все равно что кончить жизнь самоубийством; и во-вторых, этот вообще не мое дело. Для этого есть сотрудники спецслужб, которым платят деньги. Когда я сам служил в этой системе, то занимался вытаскиванием из плена наших солдат и мирных граждан. На моем счету как минимум с десяток спасенных от страшной смерти душ. Но сейчас я собираюсь проявлять заботу исключительно о спасение своей души.
Я вдруг ощутил нечто вроде решительного спокойствия. Я определил линию своего поведения. Прочь все сомнения, моя задача ясно, как луна в безоблачную ночь: любым способом уничтожить Умара Султанова и после этого как можно скорей навсегда покинуть эту землю. Больше я ничего не хочу. Однако действовать надо более гибко, атака в лоб едва не закончилась для меня самым печальным образом.
К моему удивлению, обратный путь прошел без всяких приключений, мне вообще не встретился ни один человек. И все же окончательно в свое спасение я поверил лишь тогда, когда оказался на окраине Свирского.
Глава девятая
Я вошел во двор Фатимы и сразу же наткнулся на хозяйку дома. Она несла корм цыплятам. При виде меня он выпал из ее рук, а сама она побледнела и уставилась на меня, как на пришельца с того света. Впрочем, через несколько секунд я понял, что в ее глазам я и был таковым.
— Господи, не может быть, вы живы. Он жив, жив! Идите все сюда! — вдруг завопила она.
Из дома выбежали Ванда, отец Борис и Павел. И каждый смотрел на меня как будто я был каким-то неземным существом. Но еще больше я удивился, когда священник обнял меня и прижал к своей груди. До сих пор таких нежностей по отношению ко мне он не проявлял. Я аккуратно освободился из его медвежьих объятий.
— Что случилось?
— Как что? — изумился отец Борис. — Фатима всего два часа назад нам сообщила, что вас расстреляли.
Любопытно, подумал я, передача информации у них налажено хорошо.
— Меня действительно расстреливали, — неохотно признался я. Мне не слишком хотелось вспоминать эту страшную историю. — Но не расстреляли, а только попугали.
Выбора у меня не было и я стал рассказывать то, что произошло в Верхнем. Вернее, это был не рассказа, а избранные места из него. Некоторые детали и подробности я в силу определенных причин опускал.
Впрочем, судя по последовавшим вопросам моих слушателей привлекли внимание разные эпизоды из моей героической эпопеи. Ванду, как женщину, больше всего заинтересовал мужчина, то есть Умар и все, что с ним связано. Она долго и дотошно расспрашивала меня, какой он из себя, как держится, как разговаривает, много ли телохранителей его окружают.
Отец Борис больше всего заинтересовался эпизодом моего расстрела и того, что я чувствовал до него, во время него и после него. И даже безучастный ко всему Павел на этот раз спросил, как я пробирался в село?
И все же самой бурной была реакция отца Бориса, когда я в самом конце своего рассказа мельком упоминал о том, что случилось с омоновцами.
— Мы обязаны сделать все, что в наших силах, дабы вызволить их из плена, — решительно произнес он.
— Каким образом вы собираетесь это делать? — раздраженно буркнул я. — Нас вместе с Вандой четверо, а у Газаева несколько сот штыков. Вы уже забыли, как сидели у него в яме и ждали, когда вам отрубят голову.
— Я ничего не забыл, вот именно по этой причине и считаю, что мы должны сделать все, чтобы им помочь, невзирая на грозящие нам бедствия. И вы же сами сказали, что Султанов обещал свое содействие.
— Да, — насмешливо произнес я, — он обещал показать нам место, а всю остальную работу должны выполнить мы. Даже если я сейчас вдруг сойду с ума и соглашусь пойти на это безумие, есть просто предел возможностей человека. А освободить их с такими силами, как у нас, за границей этого предела. Я даже не уверен, может ли нам помочь вмешательство сверхестественных сил, в том случае если вам удастся призвать их на помощь. Боюсь, что и им такая задача окажется не по силам. И кроме того, есть масса всяких структур, в чьи обязанности входит проведение подобных акций. Я вам устал повторять: на этой войне я только за себя.
Отец Борис пристально всматривался в меня, словно надеясь прочитать в моих глазах нечто такое, что укрылось от меня самого. И прочитал! По крайней мере так ему показалось.
— Я вижу, вы на самом деле очень хотите спасти этих омоновцев, но страшитесь или не желаете в этом себе признаться. Вы убедили себя, что вам нет ни до кого дела. Но в действительности это не так, вы рветесь в бой, но при этом больше чем Газаева вы боитесь сказать себе об этом прямо.
Я рассмеялся.
— Знаете, отец Борис, не представляю, каковы ваши успехи в богословии, но в психологии вы слабоваты. Если вы в самое ближайшее время не спуститесь с небес на землю, я вам не завидую.
В ответ на мою реплику отец Борис улыбнулся.
— Если я однажды спущусь, как вы говорите, с небес на землю, то перестану существовать как человек. То, что я пребываю одновременно на земле и на небесах — в этом и заключается моя сила.
Говорить с этим человеком все равно, что с глухим, до него все равно не доходят мои слова. В таком случае пусть думает, что хочет. И за какие грехи послал Бог мне этого попа? Конечно, их у меня до чертиков, но я не собираюсь их искупать, поступая согласно идиотским наставлениям отца Бориса.
— На этом мне бы хотелось завершить наш разговор, я устал и хочу немного отдохнуть, — проговорил я.
