Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Коль глупость сделаешь, советую признаться.
               Но чтобы кой-как оправдаться,
               Не говори: «Я думал…» Всяк
Подумает, что ты — не наобум дурак.

                Одним язы́ком нас владыка,
                Двумя ушами одарил.
                Зачем? — Догадка невелика:
Чтоб больше слушал ты, а меньше говорил.

Влас умер с голода, Карп с роскоши скончался.
                               Поп долго не решался,
                Над кем из них поставить крест,
                              Над кем — вязовый шест.

Когда ни загляну в мирской я маскерад,
Святошин кажется мне всех страшней наряд.

Коль сшутит умный — улыбнися,
Дурак — хоть со смеха валися.
Он будет рад и не смекнет,
Кто смеха твоего предмет.

                  «Нерона юного портрет
                           Чрез несколько лишь лет
                    Испортился и изменился;
                    Сократов неизменен лик!»
                      — «Чему ж ты удивился?
Одно, мой друг, пастель, другое — мозаик».

«Одно — грабеж и воровство,
         Другое — плутовство;
         Совсем иное взятки», —
         Подьячий говорит.
Конечно, разные ухватки
Дают различный делу вид.

              Святоше кто поверит,
Когда он с богом лицемерит?

          Есть недоверчивых премного,
Но легковерней их людей на свете нет:
                   Бракуют очень строго,
          А как до выбора дойдет,
В доверенные плут наверно попадет;
          Один душою завладеет,
          Потом продаст, за что успеет.

Миряся с ябедою, ты
Хоть несколько и разоришься,
Но вдвое тем обогатишься;
             Бездонны ведь суды.

Ты стар, чахоткою хвораешь,
А деньги всё еще сбираешь:
Пора же, чтоб не растерять,
Велеть уж их в твой гроб складать.

Клит всё печатает — и всё, как мыслит, кстати;
             А не увидит ввек того,
             Что лишь невежества его
             Печать выходит из печати.

Пред всяким без стыда Флор клятву нарушает,
Кто смело совести его себя вверяет.
Флор сходно с истиной всеобщей то чинит;
Вся совесть в нем ничто: ex nihilo nil fit[47].

За то я не любим всегда Орконом был,
Что было не любо мне то, что он любил.
С Орконом ныне я люблю одну Хилону.
За что же не люб я теперь уже Оркону?

Богатый графский дом купивши, Туберон,
По крайней мере мнишь, что ты теперь барон.
Осла Меркурием не делают Афины.
Природа, нрав и вид в осле всегда ослины.

Чрез десять лет Сидин в училище ходил,
Чрез десять лет Сидин равно свой ум острил.
Зачем не сделался острей он от ученья?
Знать, весь истер свой ум от многого остренья.

Считая с тех времен, как началась вселенна,
Была ль хотя одна вещь в свете не пременна?
Предписан есть предел, известный всем вещам,
Предписан есть предел, известный всем делам.
Премены видимы во свете ежечасно.
Одно дурачество лишь оным не подвластно.

Весьма богатым быть я в жизни не желаю
Затем, что никого тогда я не узнаю.
Весьма ж и нищим быть я не хочу опять
Затем, что уж меня никто не будет знать.

Под видом серебра и злата бога чтили,
Как прежде идолам язычники служили.
Мы суеверьем их смеясь теперь глупы́м,
Сребро и золото под видом бога чтим.

Во-первых, должно свой прибыток твердо знать,
Сразмерно с ним служить, приятствовать, ласкать,
Дружиться, и дарить, и милости искать,
Свое звать собственным, чужое брать без счету,
Имея про запас ложь, правдою одету.

Рифмач, который век покоя не имеет,
Нимало не стыдясь, во весь сказал народ,
Что будто прозою писать он не умеет.
Прочти его стихи: увидишь, как он лжет.

Под прахом сим навек Морин себя сокрыл.
Ничто умняй сего он в жизнь не учинил.

Всегда о суете Дамон лишь рассуждает.
Зачем? Дамон ее получше прочих знает.

Скажите, для чего Полоний так гордится?
Породу показать он подлую боится.

Ты хочешь лишь со всех, Алкандр, бесчестья брать;
Зачем к бесчестию бесчестье прибавлять?

Прохожий, воздохни в сем месте мимоходом:
Расстался Гарпагон здесь ввек с своим доходом.

Почтите хладный прах, который здесь лежит,
Насилу здесь уснул пресва́рливый пиит,
Он в весь свой век не мог ни с кем имети миру
И в ад затем пошел, чтоб написать сатиру.

Кому хочу я днесь надгробный стих сплести?
Тому, кто твердо знал по форме суд вести,
Кем ябеды устав подробно собрегался,
Кто с смертию одной лишь только не тягался.
Того ль хочу я петь, кто был в крючках горазд?
 Счастлив, коль на меня он явки не подаст!

Олень, как говорят о нем натуралисты,
Переменяет в год рога один лишь раз;
Но муж любезныя и дорогой Калисты
Переменяет их почти чрез всякий час.

Лежал наш Доримон, ел, пил и спал век весь;
Лежит под камнем сим подобно он и здесь;
Отменным же его я в том лишь вижу ныне,
Что он не пьет, не ест, лежит не на перине.