Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени
Наконец, наступил тот самый выпуск, о котором мы часто вспоминали. Ничем особо примечательным от обычных военных праздников он не отличался: громкие медные трубы, рокочущие барабаны, столы, покрытые красной материей, стопки дипломов на них, пустые напыщенные речи военноначальствующих командиров и любимые всеми военными песни, исполняемые под звуки строевых шагов. Был и банкет в академической столовой, и прогулка по ночному Питеру. Словом, всё это уже когда-то было в жизни военных, поэтому-то ничем их особенно не удивило. А вот распределение удивило многих. Например, майор Репа очень хотел попасть служить поближе к своему родительскому дому в Самаре. Его зажиточные родители-«автовазовцы» приобрели там для майора трёхкомнатную квартиру и гараж. В купленный гараж родители тут же поставили для любимого сыночка, перевязанный подарочной ленточкой новенький автомобильчик. И пусть это был автовазовский автомобильчик (на других тогда ещё мало кто ездил), но зато был он очень новым. Только-только с заводских стапелей. Предназначался автомобильчик исключительно для езды на дачу. Построенная родителями дача высоко поднималась своими тремя резными бревенчатыми этажами над низким берегом небольшой русской речушки, протекающей близ Самары. Точнее, не протекающей, а омывающей своими водами длиннющую набережную этого тихого провинциального городишки. А на длиннющей набережной круглосуточно пыхтел пивной заводик, омывая её пенным напитком, как бы с другой от Волги стороны. Что-что, а пиво Репа очень любил. Любил он, как и большинство самарцев, пить пиво и гулять по набережной. Кроме того, любили самарцы ещё и подраться на этой набережной. Любил подраться и Репа. А что здесь такого? Он ведь был сыном своего города. К тому же в форме Репа по набережной никогда не гулял. В форме он любил иногда прогуляться лишь по улице Льва Толстого. В конце этой улицы было не так давно построено фалоссообразное здание железнодорожного вокзала, которое смешливые жители города сразу же так и прозвали: «конец Льва Толстого».
В общем, ждал майора в этом волжском городе полный комплекс удовольствий, и он за эти удовольствия долго сражался. Для начала Репа нашёл профильную воинскую часть, стоящую в черте родного города, и за время своего отпуска чуть ли не до смерти споил на родительские деньги всё её командование. Затем майор пробил себе направление в эту часть на войсковую стажировку, дав Петлюре взятку полным комплектом запасных частей к «Жигулям» шестой модели. Приехав на стажировку, он продолжил спаивание местного командования, и вскоре вопрос с вакансией на приемлемую для выпускника академии должность был решен. Окрылённый счастьем Репа полетел к московским кадровикам с полным пакетом необходимых для нужного назначения бумаг, называемых в военной среде «отношением». Прикатив в столицу, майор неделю водил прожорливых и любящих выпить кадровиков по дорогим ресторанам. Водил, опять же, за родительские деньги. Прощаясь с Репой, кадровики тепло благодарили жаждущего удовольствий хлебосольного майора и, сыто-пьяно порыгивая, всячески заверяли его в том, что всё у него будет, выражаясь на американский манер: «ОК». Когда же Репа после выпускного праздника получил бумажку с предписанием об убытии к новому месту службы, он поначалу впал в ступор. Эта гадостная серенькая бумажка предписывала блестящему золотистыми звёздами и пуговицами майору срочно убыть в воинскую часть с каким-то незнакомым ему номером в г. Саратов. С трудом оправившись от пережитого шока, майор тут же предпринял ряд телефонных звонков в Москву. Прямо в Главное управление кадров звонил он. Долго звонил. И когда уже готово было придти отчаяние, напористому Репе удалось-таки дотянуться проводом телефонного соединения до далёкого московского полковника. Полковника, которого Репа не так давно ублажал ресторанными угощениями. Несмотря на то, что всё это было недавно, полковник, казалось, напрочь забыл про угощения «от Репы» (немудрено, сколько таких Реп еженедельно приезжает в Москву в поисках лучшей доли?) и занимался его выпускными документами исключительно, что называется, по долгу службы. «А какая Вам разница? — недоумевал, зевая в телефонную трубку далёкий и забывчивый полковник, выслушав сбивчивое возмущение Репы, — Саратов — он ведь тоже на Волге располагается… Насколько я помню географию… И название этого города начинается с той же буквы, что и Самара. Насколько я помню русский алфавит… Так что не вижу никакой разницы. Служите пока там, куда мы Вас направили, а в дальнейшем мы на Вас посмотрим. Ну, в том смысле, как Вы будете нашей великой Родине в Саратове служить. Всё ведь как всегда, только от Вас самих зависит… Только от Вашего служебного рвения». В результате поехал Репа служить в Саратов и ютился там с семьёй в съёмной комнате многокомнатной квартиры. И не мог он позволить себе никакого улучшения жилищных условий. Государство такого стяжательства никогда не одобряло. Поэтому служил Репа и мучился. Каждый день зачёркивал цифры в календаре крестиком и тяжело вздыхал: майор с нетерпением ожидал окончания минимального срока службы, дающего права на пенсию. А пока ожидал, подрабатывал на жизнь ночным извозом на своей новенькой машине. И таких мучеников по стране можно было насчитать очень много. И какой, спрашивается, от них можно было ожидать службы? Правильно. Никакой. Сплошь и рядом наблюдалась лишь одна её имитация.
А вакантная должность в Самаре вскоре была занята кем-то другим. Видимо, тем, кто не поил московских кадровиков, а напрямую способствовал увеличению их материального благосостояния. Этот «кто-то», по всей видимости, быстрее «врубился» в суть зародившихся рыночных взаимоотношений. А вот Репа не «врубился». А как он мог это сделать? Промеж военных таких отношений ведь не было никогда. Вот Репа и не «врубился», чем обеспечил кадровикам вместо материального благополучия тяжелопохмельную головную боль да несварение их слабыми кабинетными желудками обильной ресторанной жратвы. За это, наверное, кадровики на него и обиделись. Просидел каждый из них по часу на утреннем стульчаке с раскалывающейся на мелкие кусочки головой и за эти переживания сильно разозлился на Репу. А может и не разозлились они вовсе… Может, они просто перепутали всё спьяну… Кто их там разберет? Эти спесивые кадровики как ведь любят говаривать через оттопыренную, в непомерной спеси губищу: «Выше нас только солнце!» Или же вот ещё (через ту же укушенную осой губу): «Кадры решают всё. Кадры решили — и всё!» В общем, много было разных сложностей с распределением. Более или менее гладко всё прошло только у майора Скучноправильникова. Этот собирательный образ по выпуску распался, и отдельные его составляющие поехали служить в разные концы Крайнего Севера, видимо, в надежде на быстрое потепление планетарного климата. Кто в Тикси поехал, кто в Хатангу, а кто и на Диксон угодил. Резкого потепления не случилось, и вскоре осколки собирательного образа начали потихонечку хиреть и быстро спиваться средь бескрайней тундры, вечной мерзлоты и скалистых гор береговой линии холодно ревущего Северного и очень Ледовитого океана. Некоторых из осколков впоследствии удалось спасти, отправив самолётом на «большую землю», но только тех, кто успел дослужиться до пенсии более или менее «живым». Тех, кто дослужился до пенсии «мёртвым», на материк уже не отправляли. Уж больно это было негигиенично, а самое главное — очень это было накладно. Денег, похоже, в казне уже не было. Деньги были розданы будущим олигархам для обеспечения их участия в залоговых аукционах и для скупки ваучеров у обнищавшего населения. К тому же, в очередной раз рухнули цены на нефтяном рынке. Так что государству было уже не до северных «мертвецов». А зачем они нужны были на «большой земле»? ЛТП были уже к тому времени упразднены. А «большой земля» сама уже была переполнена местными и самобытными «жмуриками». «Усопшие» давно уже наводнили вокзалы и многочисленные свалки больших городов, распространяя всюду вонь давно не мытых тел и никогда не стиранной одежды. Вокруг бесцельно бродящих «усопших» всегда висели облака весьма активных микробов, отвечающих за распространение многочисленных инфекционных заболеваний среди населения страны. В уголках безжизненных глаз ещё ходящих «жмуриков» зеленели, отливая желтизной, сгустки давно засохшего гноя, а из их беззубых ртов непрерывно стекали наземь темные и тягучие от проникших из запавших носов соплей, ядовитые слюни. В общем, жуткое зрелище представляли собой эти самобытные «мертвецы»-аборигены «большой земли», и о доставке дополнительных экземпляров «северного розлива» не могло быть и речи. Хотя те ребята выглядели гораздо привлекательней. Те были разве что немного посинее, чем обычное население «большой земли». Оно и понятно: на севере ведь воздух-то всё же посвежее, а из-за частых холодов гораздо меньше обитает там микробов и потеть, воняя, приходится гораздо меньше. Однако, молодая, но уже от кого-то суверенная демократия почему-то не хотела принимать своих «почивших в бозе» граждан с далёкого севера. Вместе с тем, очень похоже, что проблема инфекционной безопасности населения была глубоко этой демократии, как говорится, «до лампочки». Ведь с тех пор ничего не поменялось. Вроде и цены на ископаемые ресурсы надолго поднялись, а всю описанную ранее публику можно по-прежнему наблюдать повсюду. Несмотря на высокий уровень смертности среди и без того уже «усопших», но не весть благодаря каким законам всё ещё продолжающих двигаться граждан, именуемых в народе «бомжами», их ряды неизменно продолжают расти. Ну, по крайней мере, не редеют. Где же источники пополнения этих дружных рядов? Никто не знает. По данным СМИ рост благосостояния населения непрерывно растёт, несмотря на бушующий в умах правителей и олигархов мировой кризис. А коль благосостояние населения растёт, то и обычные граждане в «бомжи» не торопятся. Откуда же тогда берётся прирост этого отстойно «мёртвого» населения? А может это северные «жмурики» всё же как-то просочились на материк? Успели-таки доползти коротким северным летом до более тёплых широт и пополнили редеющее «бомжовое» население великой державы? Члена большой восьмёрки? Никто об этом не знает. Ну и ладно, это чисто научные загадки, вот и пусть этими загадками учёные занимаются.
