Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени
— Как вы думаете, чем отличаются проводы на пенсию где-нибудь на гражданском производстве от аналогичных проводов в армии?
— Гу-у-у, — загудел что-то неопределённое зал.
— Ну, наверное, созывают собрание трудового коллектива, приглашают на собрание самого пенсионера, говорят ему тёплые напутственные слова, дарят подарки, а потом устраивают торжественный банкет… Правильно я себе это представляю?
— А-а-а-а, — одобрительно загудел зал.
— А как это происходит в армии? — с явным подвохом вопросил профессор-полковник.
— Ы-ы-ы, — недоумённо звучало из зала.
— Да так же всё происходит, но только после полноценного четырёхчасового занятия по командирской подготовке! — на высокой ноте закончил свою мысль пенсионер под смех и аплодисменты зала.
Мгновенно побагровевший мордой своего упитанного лица начальник тут же попытался объявить об окончании командирской подготовки, но не тут-то было. В зале ещё минут пятнадцать звучал смех, и раздавались одобрительные возгласы, явно посвящённые пенсионеру. Михалыч жестом попросил тишины и, подойдя к микрофону, пригласил всех желающих на банкет, устроенный в кафе, расположенном недалеко от академии. Начальник, воспользовавшись паузой в затянувшемся весельи, тут же отдал команду об окончании мероприятия и исчез где-то в глубине сцены.
«Да-а-а, — недоумевал тогда Сергей, — и это проводы человека с такими заслугами и более чем тридцатилетней выслугой лет… Приёмник, который стоит на радиорынке десять американских рублей… Ха, ценный подарок… Это мне надо ещё лет пятнадцать прослужить, чтобы такой приёмник подарили. А к тому времени, может, приёмники все закончатся и подарят зажигалку за десять российских рублей. Да, это серьёзный стимул к продолжению службы». После этого памятного мероприятия Сергей сразу же отправился на кафедру и, зайдя в свой кабинет, тут же написал рапорт об увольнении, несмотря на то, что до срока получения минимальной военной пенсии ему оставался всего один год.
Поэтому, когда подполковник подал рапорт на увольнение, удивлению начальства не было предела. Начальство крутило пальцем у виска и пыталось уговорить его забрать рапорт обратно, но Сергей был неумолим, и бумага пошла гулять по инстанциям. Гуляла она недолго и вскоре вернулась с мерзопакостной резолюцией начальника академии: «Нет законных оснований для увольнения».
— Как это: нет законных оснований? — наседал на начальника кафедры полковника Рылеева Сергей, — я же в рапорте написал: «В связи с тяжёлым материальным положением…». Это что, не законное основание?
— Конечно, не законное. В федеральном законе «О статусе военнослужащих» строго определены причины, по которым военный может быть уволен из армии. И среди причин нет никаких «тяжёлых материальных положений»…
— То есть, предполагается, что такого положения у военного в принципе быть не может.
— Наверное…
— Но ведь денег-то не платят!
— …
— Хорошо. Вот Вам другой рапорт с законной формулировкой: «В связи с невыполнением условий контракта со стороны государства…».
— Нет-нет, это тоже незаконная формулировка. Уберите: «со стороны государства…», тогда всё будет в соответствии с законом.
— Тогда кто же не выполняет условия контракта?
— Вы, разумеется…
— То есть я служу, не получая денег, и при этом ещё умудряюсь как-то не выполнять контракт, а государство, оно денег за службу не платит, но при этом все условия контракта выполняет?
— Получается так… Что ты ко мне прицепился? В конце-концов, не я же тебе резолюцию на рапорт накладывал… Я вот, видишь, написал: «Ходатайствую по существу представленного рапорта».
После этого разговора Сергей перестал ходить на службу вообще и сосредоточил все свои усилия на процветании автостоянок. Так продолжалось три месяца. А если государство вдруг что-то из себя выдавливало (ну, например, треть сентябрьского денежного содержания где-нибудь в декабре), кто-нибудь из товарищей звонил Сергею и информировал об этом радостном событии. В такие дни подполковнику приходилось ехать на службу за жалкой подачкой, иначе она упала бы на какой-нибудь депонент и достать её оттуда впоследствии было бы весьма проблематично. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», — как-то думал Сергей, на ходу пересчитывая очередное государственное выделение, когда на встречу ему попался Рылеев.
— Вы когда начнёте на службу ходить?
— Когда деньги начнут платить, тогда и служить начнем, Вы же знаете…
— Но ведь выдают же по чуть-чуть…
— Не выдают, а выдавливают. Мне вся эта служба со стороны уже давно напоминает сидение у жопы с ложкой…
— Образное сравнение, но получается, что вы уже даже на эти выделения не зарабатываете, поскольку у жопы не сидите… Не служите, то есть…
— Получается так… Ну и увольте же меня, наконец! Удивительное дело: есть люди, которые уже годами не ходят на службу, а их не увольняют. При этом денег не платят, но всё равно начисляют… Рано или поздно отдать-то всё равно придется… А за что? За то, что военный два года не был на службе? Неужели нашему безмерно экономному государству это выгодно?
— Видимо, так. Но, поймите, что уволиться Вы можете только через решение офицерского собрания о дискредитации Вами высокого звания российского офицера. Вы же на это не пойдёте?
— Нет, конечно. Может, мне ещё где-нибудь до пенсии дослужить удастся. Там, где деньги платят. А с такой формулировкой кто меня возьмёт…?
— Послушай, Просвиров, ты же умный мужик, покопайся в законодательстве, может, найдёшь какую лазейку…, ну не ставь ты меня в дурацкое положение…, мы ведь тебя только-только превозносили…, благодарность от начальника войск связи и всё такое, а тут бац — и увольнение по статье…
— А вот пусть они там в Москве репу-то и почешут…, лучшие ведь повсеместно увольняются. Остаются служить только те, которые за забором воинской части никому не нужны и подохнут по ту сторону этого забора от голода в течении месяца, а здесь, гляди-ка, иногда что-то выдавливают. Не дают сдохнуть окончательно…
— Ладно, ты опять в философию ударился. Прошерсти-ка лучше наше военное законодательство. «О статусе…», «Об обороне…» и т. д. Или к юристу толковому сходи, наконец…
— Хорошо. Я подумаю.
Выбрав время, Сергей посетил академическую библиотеку и, обложившись потёртыми книжицами законов, долго сидел, вчитываясь в их содержание. На исходе третьего часа юридических упражнений правовая лазейка была найдена. Подполковник, наконец, понял, что самая реальная возможность безболезненно покинуть ряды Вооружённых сил России откроется лишь тогда, когда он станет: «одиноким отцом, воспитывающим двоих детей без матери». Когда он сообщил об этом жене, та пришла в ужас:
— Это как же, помимо того, что нам надо срочно развестись, от меня ещё требуется от родных детей отказаться?!
— А на фиг они тебе нужны? Спиногрызы эти сопливые… Одна морока с ними. А так будешь себе раз в месяц платить несчастному в своей одинокости отцу копеечные алименты и, как говорится, трава не расти, — пытался острить Сергей, но супруга ещё пребывала некоторое время в крайне напряжённом состоянии. Всё это время подполковник вёл активную пропагандистскую работу, всплески которой всегда заканчивались словами: «Это же всё, понарошку! А что делать? С волками жить — по волчьи выть». В один из дней Сергею, наконец, удалось преодолеть сопротивление своей дражайшей половины и супружеская пара тут же отправилась в суд для подачи заявления о разводе и разделе детей. Выдержав месячную паузу, предоставленную судом «для принятия окончательного решения об истинном состоянии чувств», супружеская пара наконец распалась. В результате распада майор, наконец, получил статус «одинокого отца, воспитывающего двоих детей без матери» и тут же стал вымогать у «бывшей жены» алименты. «Бывшая жена» в бега не ударилась, но заняла жесткую позицию и алиментов Сергею почему-то ни разу не заплатила. Немного погоревав по этому поводу, подполковник написал ещё один рапорт на увольнение и приложил к нему копии решений суда. На этот раз дело пошло веселей и вскоре Сергей держал в руках выписку из приказа о своём увольнении из рядов, когда-то овеянных славой Вооружённых сил. Но выписка гласила о том, что выпасть из рядов можно будет только через сорок пять суток.
— Какие ещё сорок пять суток?! Увольте меня немедленно! — возмущался Сергей в службе кадров.
— Не имеем права, Вы ещё не отгуляли отпуск!
— Какой ещё отпуск? Я уже четыре месяца на службу не хожу…
— Это Ваше личное дело, а вот отпуск надо отгулять.
— А деньгами вы мне этот отпуск компенсировать не можете?!
— Не можем, сами знаете какая сейчас ситуация с деньгами.
«Ну ладно, я вам сейчас улажу ситуацию с деньгами!» — подумал вконец рассвирепевший Сергей и написал рапорт на отпуск, в котором информировал начальство, что намерен провести его на Камчатке с целью посещения внезапно заболевших родственников. Получив через некоторое время отпускное удостоверение, Сергей тут же отправился к своему приятелю, служившему в войсках, осуществляющих организацию военных перевозок. Приятель давно предлагал ему провести аферу с авиационными билетами на Камчатку. Суть аферы состояла в том, что на имя подполковника кем-то из экипажа воздушного судна оформлялись билеты до Петропавловска-Камчатского, а также ставились отметки в отпускное удостоверение о рискованном прибытии подполковника в страну ещё непотухших вулканов и благополучном убытии из неё. Причём, в то время, когда эти отметки ставились в комендатуре далёкого полустровного города, сам подполковник безвыездно пребывал на свих автостоянках в городе на Неве. По завершению своего «перелёта» Сергей сдал «использованные» авиабилеты и отпускное удостоверение с необходимыми отметками в строевой отдел и стал ждать полагающейся ему по закону компенсации дорожных расходов. А когда компенсация была получена, поделился половиной суммы со своим приятелем — профессиональным военным аферистом. А тот, в свою очередь, поделился с аферистами из летавшего на Камчатку экипажа. Аферисты из экипажа, точно таким же образом, поделились с профессиональными военными аферистами из комендатуры. Вот такая существовала цепочка, годами отточенная этими аферистами всех мастей. И военных мастей, и гражданских. Раньше Сергей никогда этой цепочкой не пользовался, но сейчас он был сильно уязвлён государством и считал себя вправе отомстить ему. И не удивительно: все, без исключения, кадровые военные того лихого времени считали себя уязвлёнными. Но только немногие из них (лишь гниловатые по натуре своей, наверное, от самого своего рождения) пытались нажиться не только путем нанесения ущерба некоему абстрактному государству, но и ещё и встав на путь уязвления себе подобных. То есть, на скользкий путь стяжательства чего-нибудь и как-нибудь с таких же, как и они уязвлённых военных. И это касалось не только «Петлюр» и им подобных. Как-то, преодолевая незаконным образом высокий забор между офицерскими общежитиями и территорией академии (КПП открывались только в утреннее, обеденное и вечернее время), Сергей потерял служебное удостоверение. Обнаружив пропажу, он тут же обследовал территорию своего недавнего приземления и, ничего не найдя, немедленно проследовал к дежурному по академии, всегда служившему (по совместительству) чиновником местного стола находок. Дежурный сообщил ему, что удостоверение было найдено таким же нарушителем, как и сам подполковник, и доставлено дежурному. Но не ему, а дежурному, который уже сменился, тот зачем-то упаковал это удостоверение в карман и ушёл домой. Вот и адресок домашний оставил, чтобы, значитца, в справочниках и схемах оповещения долго не рыскать. Сергей намёк сразу же уловил и, отправившись по указанному адресу, как ему было ни противно, прикупил бутылочку дорогой водки. Ну, как бы в благодарность… Хотя, если задуматься: в благодарность за что? Нашёл удостоверение не дежурный… За хранение? Очень уж это мелочно для полковника… По счастью, бывший дежурный проживал не далеко от академии. Позвонив в обитую дерматином дверь с вкрученным в неё металлическим номером квартиры, совпадавшим с нацарапанным на бумажке адресом, Сергей обнаружил в дверном проёме пухлую физиономию полузнакомого ему полковника с какой-то политической кафедры. Преодолевая отвращение, Сергей, протягивая полковнику прозрачный пузырь, нарочито бодро отрапортовал:
