Джон Бостон - Сесквоч
— Ну, а если ты посмотришь на него не прямо? — спросил Фенберг.
Индеец не понял.
Фенберг поискал глазами зеркало или блестящий предмет.
— Вот, — сказал он, вытаскивая нож из потрепанных кожаных ножен Чарли. — Просто подойди к нему, повернись спиной и посмотри на отражение в ноже.
Фенберг поднес нож к глазам, показывая, как надо сделать.
— Понял?
— Язон и Медуза, — вспомнил Туберский. — О'кей. Хорошо придумано.
Чарли с оговорками согласился. Туберский и Фенберг помогли ему подняться. Он закрыл глаза, и его повели к существу.
— Ш-ш-ш, — зашипел Туберский, поворачивая индейца спиной к существу. — Теперь открой глаза и посмотри.
Фенберг подал ему нож.
Чарли Два Орла покрутил нож и посмотрел. Он увидел плоское лицо, две ноздри размером с шар вместо носа, большой рот с узкими губами. Острых зубов, очевидно, не было.
— Я не вижу его глаза, — сказал Чарли.
— У него их два, — ответил Туберский.
— Мне надо знать их цвет.
— Малиново-красные и лимонно-желтые, — сказал Туберский.
— Коричневые, — поправил Фенберг. — Настоящие карие глаза. Почему ты спрашиваешь?
— Вы уверены, что они не желтые?
— Точно.
— Они должны быть желтыми, как у бешеной собаки, — сказал Чарли и снова поднес нож к глазам. Что-то не так. — Уши. Они не такие. И нос, он должен быть заостренным, как у барсука.
Туберский хотел сказать очередную колкость, но не успел. Старый знахарь повернулся и посмотрел на зверя:
— О-о…
Фенберг переводил взгляд от индейца к спящему существу:
— Что значит это "о-о"?
— Это не Мандранго, — рассудительно заметил Чарли Два Орла, снова складывая руки на груди.
— Что значит, это не Мандранго? — хотелось знать Фенбергу. — Слушай, что я скажу тебе. Это точно не двое парней, дрыхнущих в костюме монстра.
— А ну, постой, — вмешался Туберский. Он подошел к индейцу и положил руку ему на плечо. — Последние два дня мы терпели завывания твоих долгоиграющих пластинок, слушали местные мелодии мумбо-юмбо и смотрели, как ты кидаешь кости и горючую смесь в костер. Мы наполовину верили в твое кривлянье. "Невеста зверя. Ненасытный голод. Коктейли из человеческой крови", — вспоминал Туберский. — Ты это говорил?
— В общем, да. Но ты, как всегда, повторяешь неточно.
— Неточно-бессрочно-проточно. Знаешь, что…
Фенберг встал между ними:
— Прекрати. Сейчас же прекрати. В чем же дело?
— Дело вот в чем, — сказал Чарли, приподняв ногу спящего гиганта. Его тон ясно указывал на то, что все это было очевидно всякому, только не белому человеку. — Это не тот грязный монстр.
— Опять? — удивился Фенберг.
Чарли бесцеремонно отпустил ногу существа. Монстр заворчал и зачмокал во сне. Потом повернулся на бок и свернулся калачиком.
— Это всего лишь старый вонючий Ома, — объявил Чарли.
— Кто? — Фенберг требовал уточнить.
— Ома!
— Это как "…мой папа из" или "сберегательный из"? — спросил Туберский.
— Ома! Ома! Большая Нога, ты, глупый белый человек! Они не страшнее, чем сторожевые собаки. Их полно в лесу, — сказал Чарли, махнув рукой в сторону леса. — Это не тот монстр.
Туберский автоматически сделал два шага назад, чтобы оказаться вне пределов досягаемости Фенберга, и тупо уставился на носки своих ботинок.
Глава XXVII
Жалоба миссис Беган
— Я пришла, чтобы заявить жалобу, — сказала миссис Беган. Дети выстроились за ней, как перепелки. — Я также требую, чтобы мне и моим детям была гарантирована безопасность.
Помощник Дизел оторвался от своих бумаг. Он работал в службе шерифа округа Тулар уже тридцать лет и считал себя знатоком людских характеров. Он классифицировал миссис Беган как женщину с причудами.
— В чем дело, мадам?
— Мой муж на самом деле совсем не тот, за кого себя выдает, — объявила она без обиняков.
— Все мы такие, мадам, — ответил Дизел и стал рассматривать свою форму.
— Он чудовище, — уточнила она. Дети прижались к ней теснее. Они ехали все утро, чтобы убежать из округа Бэсин.
Ближайшим подходящим городом был центр округа Тулар.
— Он пьет?
— О, нет.
— Допускает грубости?
— Один раз.
— Вы относите его к психически ненормальным людям, которые маскируют свои угрозы?
— Вы не понимаете, помощник, — сказала миссис Беган. Она вынула кошелек и достала из него старый, потрепанный дневник. — Он настоящий монстр.
Глава XXVIII
Не будет ли так любезен настоящий монстр (хлюп) сунуть свой язык на место?
М.Дж. Беган сидел у себя дома за столом и засовывал руками в рот свой собственный язык. В последнее время он потерял контроль над некоторыми функциями своего тела и много раз ловил себя на том, что у него вываливается язык и улыбка становится зубатой.
Хлюп. Язык на место.
И плечи. Для худого мужчины в возрасте немногим более пятидесяти у М.Дж. Бегана были очень широкие плечи. Они были тугими, как будто Бегана сделал кукольный мастер и заменил мускулы миллионами туго натянутых резиновых лент, которые были связаны в крепкие узлы. Щелчок. Хруст. Напряжение. Беган сначала повернул шею направо, потом быстро налево. Есть люди, которые щелкают пальцами. Беган щелкал шеей.
Но этим утром шея не желала повиноваться ему, и Беган был почти в отчаянии. Ему так нравился этот щелкающий звук.
Напряжение.
Щелчок.
Расслабимся.
Вздохнем.
Две ночи он бегал обнаженным через леса за Элен. Единственное, что ему удалось найти, был обед: два визжащих помощника в первое утро и случайный турист прошлой ночью. Три дня каждого месяца луна была полной для Бегана. Три дня в месяц Беган превращался в монстра. Старый индеец был прав. Беган убивал и убивал по возрастающей, голод его рос в геометрической прогрессии, и это должно было продолжаться до тех пор, пока он не найдет себе невесту — помощника ответственного редактора "Бэсин Вэли Багл".
Он мог бы осуществить свое предназначение, свой удел этой ночью. О, он был в состоянии ждать. Еще один месяц. Еще одно полнолуние. Еще семьдесят семь лет, которые составляют цикл Нагомо. Еще семьдесят семь лет, чтобы он нашел себе невесту. Боль, раздирающее тело волнение. Мартин Джеймс знал, что ему не выдержать это еще раз. Как будто у него был выбор. Просто смешно. Сначала наблюдать за Снежным Человеком было забавно — удобный козел отпущения, на которого можно было свалить все убийства. Теперь это стало проклятьем. Снежный Человек похитил его невесту. Если бы у Бегана было чувство юмора, он нашел бы ситуацию забавной.
Он почти получил ее прошлой ночью.
Он почуял запах, этот почти единственный во всей вселенной запах. Она была одна, она спала на ветке дерева. Он был всего в нескольких шагах от Элен, когда первые лучи солнца остановили его, не дав приблизиться.
Так близко.
Беган улыбнулся.
Он действительно не мог проиграть. Если бы ее нашли днем, ее привезли бы в город. И неважно, где бы она была. Никакая сила в мире не могла остановить его. Если бы она так и осталась в лесу, тем лучше. Сегодня ночью сила его была непревзойденной. Найти ее в ночной темноте было легко.
И, кроме того, ему помогали.
С самых первых дней со времени ее рождения за Элен велось наблюдение. Мистические силы нашептывали ей, преследовали ее. Волосатые, темные ангелы мелькали в дверных проемах и улыбались. Это судьбы. Они знали все, и они сообщали Бегану. Они знали о возвращении в Бэсин Вэли. Она была невестой индейца, унесенной из хижины семьдесят семь лет назад, когда Беган похитил ее. Тогда она умерла. Теперь она возродилась, чтобы заплатить свой долг.
Беган сидел в своем темно-бордовом, туго набитом кожаном кресле, в необустроенной еще библиотеке. Может быть, его раздражал запах краски. Он был суперчувствительным, т. е. очень сильно ощущал запахи. Даже слабые запахи действовали на него. Его тошнило, или ему хотелось спать, или же он возбуждался сексуально, или у него возникало ненасытное чувство голода. Запахи все больше действовали на него. И он знал, что так и должно быть. Наступало его время. Этот процесс все больше разрушал М.Дж. Бегана.
За последние два дня пульс его был не менее ста пятнадцати в минуту. Обострилось не только обоняние. Слух и зрение тоже достигли максимального уровня.
Уколы.
Вот что он чувствовал. Сверхчувствительность. Он не плакал более ста лет, с тех пор как был ребенком. Теперь же Беган впадал в истерику по самым смешным поводам. Линда подала М.Дж. Бегану печенье и кукурузные хлопья в пластиковом стакане. Слезы.
— Я хочу стеклянный стакан, — кричал он, отталкивая хлопья.
Однако он не был голоден.
И еще был смех, что было совершенно новым для Бегана, учитывая, что у него не было чувства юмора и в свои лучшие минуты он мог лишь выжать вежливую улыбку. Теперь Беган смеялся громким, загробным смехом маньяка, напоминающим смех Туберского. Только Беган не шутил. Он действительно был маньяком.
