Марк Твен - Янки при дворе короля Артура
— Замолчите, добрый человѣкъ, это слишкомъ необычайныя требованія и вы не можете надѣяться, что для васъ это сдѣлаютъ. Это займетъ слишкомъ много времени и будетъ неудобно для вашего господина…
— Господина? Идіотъ! — возмутился король. — У меня нѣтъ никакого господина, я самъ г…
— Молчите, ради Бога! — воскликнулъ я.
Я успѣлъ во время остановить короля. У насъ и безъ того было много горя; если сказать этимъ людямъ наше настоящее званіе, то они насъ примутъ за сумасшедшихъ. Намъ нельзя было вдаваться въ подробности. Графъ взялъ насъ и продалъ на аукціонѣ. Такой же точно адскій законъ существовалъ и на нашемъ югѣ, болѣе чѣмъ тринадцать столѣтій позднѣе; въ силу такого закона около ста свободныхъ людей, которые не могли доказать, что они свободные люди, были проданы въ вѣчное рабство; но тогда это не произвело на меня особеннаго впечатлѣнія; но когда мнѣ пришлось лично на себѣ испытать этотъ законъ, то онъ показался мнѣ положительно адскимъ.
И такъ, насъ продали съ аукціона, какъ обыкновенно продаютъ свиней. Въ большомъ городѣ и на бойкомъ рынкѣ насъ продали бы за хорошую цѣну; но въ этомъ городкѣ былъ застой торговли и насъ продали за такую цѣну, что я безъ стыда не могу вспомнить объ этомъ. Король Англіи стоилъ всего семь долларовъ, а его первый министръ — девять; между тѣмъ какъ за короля можно было вполнѣ дать двѣнадцать долларовъ, а за меня пятнадцать. Но это всегда такъ бываетъ на всякомъ рынкѣ.
Торговецъ рабами купилъ насъ обоихъ, включилъ въ общую цѣпь рабовъ, и мы шли позади всѣхъ; мы вышли изъ Кэмбенета въ полдень; мнѣ казалось очень страннымъ, что король Англіи и его первый министръ шли въ кандалахъ, закованные въ цѣпи и порабощенные между такими же рабами и на нихъ, на короля и на его министра, никто не обращалъ вниманія; у отворенныхъ оконъ сидѣли праздные мужчины и женщины и никто изъ нихъ не обратилъ вниманія на короля и даже не сдѣлалъ ни малѣйшаго замѣчанія.
ГЛАВА XI.
Прискорбный случай.
Это міръ неожиданности. Король предавался своей скорби, что было весьма естественно. Но о чемъ именно горевалъ онъ? Конечно, о своемъ странномъ паденіи съ самаго высокаго мѣста на самое низкое; съ самаго свѣтлаго положенія на самое мрачное; съ самаго высшаго общества онъ попалъ въ среду людей самаго низшаго сорта. Но я готовъ дать клятву, что вовсе не то печалило короля, но именно та цѣна, за которую его продали. Онъ больше не стоилъ, какъ семь долларовъ! Это также поразило и меня, и когда я это услышалъ, то положительно не хотѣлъ вѣрить этому; это мнѣ казалось совершенно не натуральнымъ, но лишь только мое умственное око нѣсколько просвѣтлѣло и я нашелъ его правильный фокусъ, то увидѣлъ, что ошибся; это было совершенно естественно. Конечно, король представлялъ изъ себя раба средней цѣны, разъ ему пришлось спуститься съ высоты своего величія.
Король утомлялъ меня своими аргументами, увѣряя, что если бы его продали на большомъ рынкѣ, то за него непремѣнно дали бы двадцать пять долларовъ — это была безсмыслица и даже за меня самого не дали бы столько денегъ; но тутъ мнѣ пришлось вести дѣло политично, отбросить совѣсть въ сторону и согласиться съ королемъ, что за него дали бы двадцать пять долларовъ, хотя мнѣ не случалось слышатъ, чтобы за короля могли дать и половину этой суммы, а въ послѣдующія тринадцать столѣтій даже и четверти этихъ денегъ. Да, онъ утомлялъ меня; сталъ бы онъ лучше говорить о жатвѣ; или, пожалуй, о погодѣ, или о политикѣ, наконецъ, о собакахъ, о кошкахъ, о нравственности; мало-ли можно найти предметовъ для разговора; но я всякій разъ вздыхалъ и все еще ожидалъ, что когда-нибудь онъ избавитъ меня отъ этого разговора. Если мы останавливались тамъ, гдѣ собиралась толпа, то король бросалъ на меня взглядъ, который, казалось, говорилъ: "Если бы это было сдѣлано теперь при этомъ народѣ, то вы увидали бы совершенно иной результатъ". Дѣйствительно, когда онъ былъ продамъ за семь долларовъ, то втайнѣ мнѣ нѣсколько польстило, что за него дали такую сумму; но когда онъ началъ свои жалобы и сѣтованія, то я желалъ бы, чтобы его продали за сто долларовъ. Но, къ несчастью, сѣтованія короля никогда не могли прекратиться; безпрестанно тамъ и сямъ являлись покупатели которые осматривали насъ и о королѣ отзывались обыкновенно, въ такихъ выраженіяхъ:
— У него на два съ половиною доллара неловкости и на тридцать долларовъ благообразія. Жаль, что такое благообразіе находишь въ продажномъ товарѣ.
Наконецъ, такого рода замѣчанія имѣли очень дурныя послѣдствія. Нашъ владѣлецъ былъ практическій человѣкъ и прекрасно понималъ, что для того, чтобы найти покупателя на короля, то необходимо исправить этотъ недостатокъ. Такимъ образомъ онъ сталъ размышлять о томъ, какъ бы посбавить благообразія въ королѣ. Я бы подалъ этому человѣку благой совѣтъ, но только не могъ этого сдѣлать; нельзя добровольно давать совѣты торговцу рабами, безъ того, чтобы не объяснить ему причины, почему вы такъ дѣйствуете. Я находилъ крайне труднымъ сыграть такую шутку, чтобы сдѣлать изъ короля мужика, не смотря на то, что этотъ король былъ очень послушный ученикъ; но теперь превратить короля въ раба, — это было уже почти невозможно, и въ особенности, если дѣйствовать силою. Но не будемъ говорить о подробностяхъ, — это избавитъ меня отъ труда заставить васъ вообразить себѣ эти затрудненія, но замѣчу только одно: не болѣе какъ черезъ недѣлю тѣло короля представляло такой видъ, что возбуждало слезы; но его духъ нисколько не измѣнился. Даже этотъ дубина торговецъ рабами, прекрасно понялъ, что тутъ было нѣчто такое, чего нельзя побороть, когда рабъ хочетъ остаться мужчиною до самой смерти, вы можете переломать ему всѣ кости, но не выбьетъ изъ него мужества. Этотъ человѣкъ убѣдился, что всѣ его усилія ни къ чему не поведутъ, онъ ничего не достигнетъ, а король готовъ былъ утопить его. Такимъ образомъ, нашъ торговецъ совершенно отказался отъ этого дѣла и оставилъ короля съ его благообразіемъ. Причина заключалась въ томъ, что король былъ болѣе чѣмъ король, онъ оказался человѣкомъ; когда же человѣкъ является дѣйствительно человѣкомъ, то изъ него этого не выбьешь.
У насъ въ теченіе мѣсяца было крайне трудное время; мы валялись на землѣ и много страдали. А какой англичанинъ въ это время наиболѣе интересовался вопросомъ рабства? Это — его милость, король! Да; изъ совершенно равнодушнаго къ этому вопросу человѣка онъ сталъ наиболѣе заинтересованнымъ. Онъ сдѣлался такимъ ярымъ ненавистникомъ рабства, что врядъ-ли кто-либо превосходилъ его въ этомъ. И вотъ я попробовалъ предложить тотъ вопросъ, который предлагалъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ и на который получилъ такой рѣзкій отвѣтъ, что изъ предосторожности не рѣшался и вмѣшиваться въ это дѣло. Уничтожитъ-ли онъ рабство?
И теперь его отвѣтъ былъ очень рѣзокъ, какъ и прежде, но въ этомъ отвѣтѣ была такая чудная музыка для моего уха; я, кажется, никогда еще не слыхалъ ничего болѣе пріятнаго.
Я желалъ, конечно, скорѣе получить свободу, но не рѣшался на крайнія мѣры и удерживалъ отъ этого и короля. Но теперь была другая обстановка. Свобода стоила дорогой цѣны и я непремѣнно хотѣлъ ее получить. Я сталъ обдумывать планъ и былъ въ восторгѣ отъ принятаго рѣшенія. Это, конечно, потребуетъ времени и терпѣнія и даже много того и другого. Быть можетъ, это займетъ цѣлые мѣсяцы, но необходимо идти твердо и смѣло къ цѣли.
Во время нашего труднаго пути съ нами приключались и различныя происшествія. Однажды ночью насъ застала снѣжная буря въ одной мили отъ деревни, гдѣ мы дѣлали привалъ. Снѣгъ шелъ большой и совершенно засыпалъ насъ. Не было видно ничего и мы окончательно сбились съ пути. Нашъ хозяинъ немилосердно билъ насъ, предчувствуя, что ему предстоитъ раззореніе; но его битье только ухудшило дѣло, такъ какъ мы все болѣе и болѣе удалялись отъ дороги и отъ возможности близкой помощи. Намъ было необходимо остановиться; мы положительно свалились въ кучу прямо въ снѣгъ. Буря продолжалась до самой полуночи и, наконецъ, стихла, за это время умерли двое изъ самыхъ слабыхъ мужчинъ и три женщины, остальные еле двигались и дрожали, опасаясь умереть, какъ и ихъ товарищи. Нашъ хозяинъ буквально вышелъ изъ себя. Онъ настаивалъ на томъ, чтобы мы встали, прыгали, терли руки и хлопали ими для ускоренія кровообращенія и въ этомъ онъ помогалъ намъ, сколько могъ, своимъ бичемъ.
Но вотъ явилась и диверсія. Мы услышали крики, вой и скоро къ намъ прибѣжала какая-то женщина, вся въ слезахъ; увидя нашу группу, она ворвалась въ средину и стала умолять о защитѣ. За нею гналась толпа народа съ факелами и увѣряла, что эта женщина колдунья, такъ, какъ по ея милости, издохло нѣсколько коровъ отъ какой-то странной болѣзни; она практиковала свое низкое ремесло съ помощью нечистаго въ образѣ чернаго кота. Эту женщину забросали камнями, ими, такъ что по ея лицу струилась кровь; толпа рѣшила сжечь несчастную. Но что, вы думаете, сдѣлалъ нашъ хозяинъ? Лишь только мы сплотились около этой несчастной женщины, желая защищать ее, какъ онъ тотчасъ увидѣлъ, въ чѣмъ можетъ заключаться его выгода. Онъ предложилъ толпѣ сжечь ее именно здѣсь, отказываясь въ противномъ случаѣ выдать эту женщину. Представьте себѣ, - толпа согласилась. Они схватили ее и поставили на мѣсто; нѣсколько человѣкъ держали ее, пока другіе носили дрова и раскладывали ихъ вокругъ нея; они уже стали зажигать факелы, а несчастная женщина кричала и умоляла этихъ жестокосердныхъ изверговъ, прижимая къ груди своихъ молоденькихъ дочерей; а нашъ извергъ, весь погруженный въ свои барыши, сталъ насъ стегать бичемъ, заставляя грѣться у того самаго костра, огонь котораго уносилъ ни въ чемъ неповинную жизнь несчастной женщины. Вотъ, каковъ былъ нашъ хозяинъ. Эта снѣжная буря стоила ему девятерыхъ человѣкъ изъ нашей партіи; онъ сталъ обращаться съ нами еще жестокосерднѣе, чѣмъ прежде, такъ какъ онъ былъ крайне взбѣшенъ своимъ убыткомъ.
