Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы
— И одной этой статьи хватит тебе на семь поколений вперёд,— с раздражением ответил он.— Ну-ка, молодой человек, возьми «дело» этого господина и направь его в прокуратуру.
Вот так штука! Что такого я натворил? Зачем мне было связываться с казённым имуществом? Этот проклятый мусор годами лежал на одном месте. Что я, районный судья или начальник полиции, чтобы ввязываться в дело, которое ко мне не имеет отношения?
— Не можете ли вы, господин начальник, дать мне время, чтобы я мог где-нибудь раздобыть мусор и высыпать его на то же место? — спросил я.
— Не каждый мусор будет казённый! Государственное дело— это тебе не шутка!
— Что вы придираетесь, господин начальник. Мусор есть мусор, какая разница, какой он?
— Разница огромная! Короче говоря, если ты сможешь за сутки найти тот самый мусор и вернуть его на своё место — твоё счастье. Если нет — твоё дело перейдёт в прокуратуру.
Я вышел из городской управы, закурил сигарету и едва живой побрёл но улице, размышляя о случившемся и лихорадочно придумывая выход из положения. Если бы я только мог предположить, что у мусора есть такой хозяин… Я наивно думал, что чем-то смогу быть полезным людям, как-то помогу муниципалитету навести чистоту в городе. Я и представить себе не мог, что за это мне же ещё придётся расплачиваться…
Когда начальник городской управы сказал мне, что мусор должен быть продан с аукциона, я решил, что он шутит. Оказывается, государственные дела не терпят шуток.
Я направился к гаражу, где брал самосвал, надеясь найти шофёра и узнать, куда он отвёз мусор. Но там мне сообщили, что на прошлой неделе шофёр повздорил с начальником гаража и уволился. Кажется, сказали мне, он работает где-то на южных линиях, но адреса никто не знает.
Придя домой, я решил обратиться к соседям, поскольку теперь только они могли бы мне помочь.
— Помните,— сказал я им,— дней двадцать назад я пошёл вам навстречу и за свой счёт убрал эту помойку?
— Весьма вам благодарны,— ответили они.— И мы, как вам и обещали, больше не бросали туда мусор.
— Я также вам признателен за это. Но дело в том, что сейчас у меня неприятности — государство требует обратно свой мусор. Помогите мне и одолжите каждый по паре вёдер мусора, чтобы я мог высыпать его на прежнее место и таким образом избежать наказания.
— Мы дали слово и отступиться от него не можем.
— Хорошо! — сказал я.— Ваше слово я уважаю и действительно восхищаюсь вами. Но государство, помимо того, что требует с меня семь тысяч туманов за мусор, собирается арестовать меня по обвинению в хищении государственного имущества. Ради старой дружбы и давнего соседства, ради Аллаха одолжите мне по два ведра мусора. Через неделю я вам его верну.
— У нас нет лишнего мусора,— сказали соседи, закрыв передо мною дверь.
Я направился к другим жильцам и взмолился, чтобы в память об услуге, которую я им оказал в тот злополучный день, они помогли мне.
— Сам виноват,— ответили они.— Не надо было совать нос в чужие дела! Что, разве мы были слепыми и не видели этой помойки? Или ты нас принимаешь за дураков? Мы все предвидели и знали, чем это может обернуться. Теперь поздно, сам заварил кашу — сам и расхлёбывай!
О Аллах! Что же мне делать? Где достать эту кучу мусора?
Я отправился за город и с большим трудом уговорил какого-то крестьянина продать мне немного предназначенных для удобрения отбросов. Погрузив покупку на осла и уплатив хозяину сорок туманов, я пригнал скотину в свой переулок и высыпал груз на то место, где раньше лежал казённый мусор.
Но не успела ещё улечься пыль, а хозяин осла отойти, как передо мной выросла фигура какого-то господина в очках и с портфелем.
— Что это ты тут высыпал? — сердито спросил он.
— Не беспокойтесь, господин, ничего страшного. Это я возвращаю похищенный мною казённый мусор.
— Какой ещё казённый мусор?! — раздражённо крикнул господин в очках, подкрепив слова выражением, которое я не решаюсь воспроизвести.— Ты вздумал отравить людей! Покушаешься на их жизнь! И хочешь ещё обтяпать свои грязные делишки за счёт государства?
Я опешил от этих слов и возмущённо крикнул:
— А кто ты, собственно, такой, чтобы так со мной разговаривать!
— Я главный инспектор министерства здравоохранения,— ответил он.— Я обязан задерживать и штрафовать тех, кто мусорит на улицах!
«Ну и ну,— подумал я,— получается уже два „дела”…»
— Чего же вы от меня хотите? — поинтересовался я.
— Прежде всего грузи обратно весь этот мусор и пусть его отвезут туда, где взяли. После этого пойдёшь со мною в главное управление по здравоохранению, и там мы выясним твои истинные цели и намерения!
У меня от отчаяния комок подступил к горлу, слезы навернулись на глаза, и я жалобно пролепетал:
— Господин, умоляю вас, сжальтесь надо мною… Дайте мне двадцать четыре часа сроку… Я должен за это время вернуть похищенный казённый мусор… Я добыл его с огромным трудом… обошёлся он мне в сорок туманов.
— Ты давай мне зубы не заговаривай! По твоему виду я сразу определил, кто ты и откуда! Ты — член вредительской организации и имеешь задание заразить жителей города смертоносными бактериями. Я обязан передать тебя в руки соответствующих органов как агента «пятой колонны»!
Сколько я ни увещевал его, не помогло. Инспектор насыпал в платок немного мусора для пробы, чтобы в специальной лаборатории установить вид бактерий, которыми я собирался погубить жителей города. Весь остальной мусор он приказал вновь погрузить на осла и отвезти на прежнее место. Мне же велел следовать за ним.
В управлении с меня сняли допрос на шестнадцати листах и оштрафовали на пятьсот туманов за «загрязнение общественных мест и антисанитарную деятельность». Затем моё «дело» вместе с «пробой» почвы было отправлено в соответствующие органы для изучения и выяснения вопроса о том, по заданию какой организации или иностранной державы я работал, а с меня была взята подписка о невыезде из города до окончания следствия.
После всего этого мне оставалось только предоставить все воле Аллаха и смиренно ждать своей участи.
Прошло три мучительных месяца… Я не стану описывать их, скажу только, что в конце концов за расхищение казённого мусора с меня содрали семь тысяч туманов, не считая налогов,— и все моё имущество пошло с молотка. Кроме того, я ещё должен уплатить в рассрочку три тысячи туманов штрафа.
Так окончилось первое «дело». Но остались ещё два: одно — обвинение во вмешательстве в дело, не имеющее ко мне никакого отношения, и второе — обвинение в принадлежности к вредительской организации и бактериологической диверсии. Когда закроют эти «дела», один Аллах ведает!
Но обиднее всего то, что соседи при моем появлении на улице показывают на меня пальцами и громко сообщают другим:
— Видите этого типа? Пройдоха, каких мало! Стибрил пятьдесят тысяч казённых денег и в ус не дует! Ходит, задравши нос, и никто не смеет сказать ему правду в глаза! Вот это ловкач… С виду такой тихий, скромный, но палец ему в рот не клади — откусит и не моргнёт!
Пластическая операция
Когда скончался, благослови его Аллах, губернатор, нас охватила невообразимая скорбь. За все те годы, что покойный был нашим губернатором, никто не сказал о нем худого слова. Ведь он по-отечески заботился о своих подданных и по мере возможности помогал беднякам.
Чтя заслуги усопшего, гроб несли на руках до самого кладбища. Траурной процессии с чёрными флагами и множеством венков не видно было конца.
А на следующий день в соборной мечети состоялось поминовение, на котором вместе со всеми жителями города присутствовал и ваш покорный слуга.
На молебен были приглашены фото- и кинокорреспонденты, дабы увековечить всю эту церемонию, которая ярко демонстрировала, что народ разбирается в своих правителях и всегда отличит честного от подлеца.
Во время службы я сидел напротив кафедры. Два чтеца нараспев читали Коран. Присутствующие бубнили молитвы, шушукались, воздавая должное высоким нравственным качествам покойного. С их лиц не сходило выражение скорби — утрата опечалила всех.
И надо же было случиться: в самый разгар службы мне вдруг вспомнился анекдот, рассказанный накануне приятелем. Ужасно смешной анекдот. Сплетя пальцы и судорожно сжимая их, я старался воскресить в памяти образ покойного, чтобы придать лицу скорбное выражение. Но чем больше я подавлял смех, тем сильнее меня распирало. Тогда я стал думать обо всех известных мне страшных вещах: об инквизиции, мучениях ада, о побоище в пустыне возле Кербелы… Но и это не помогло. Казалось, кто-то нарочно решил смешить меня, нашёптывая на ухо то забавнейшие истории о мулле Насреддине, то анекдоты об Обейде[87]. Я буквально умирал от смеха.
