Эпосы, легенды и сказания - Беовульф

и позолота
на гордых шлемах

скоро поблекнет —
уснули ратники,

что прежде чистили
железо сражений, —

и вместе с ними
доспехи крепкие,

предохранявшие
в игре копейной

от жал каленых,
в земле истлеют —

кольчуга с витязем
не разлучится!

Не слышно арфы,
не вьется сокол[138]

в высоком зале,
и на дворе

не топочут кони, —
все похитила,

всех истратила
смертная пагуба!»

Так в одиночестве
и днем и ночью,

живой, он оплакивал
племя сгинувшее,

покуда в сердце его
не хлынула

смерть потоком.
Клад незарытый

стал достоянием
старого змея,

гада голого,
гладкочешуйного,

что над горами
парил во мраке

палящим облаком,
ужас вселяя

в людские души, —
ему предначертано

стеречь языческих
могильников золото,

хотя и нет ему
в том прибытка;

и триста зим он,
змей, бич земнородных,

берег сокровища,
в кургане сокрытые,

покуда грабитель
не разъярил его,

вор дерзкий,
слуга, похитивший

из клада кубок.
дабы снискать себе

вины прощенье, —
так был злосчастным

курган ограблен;
слугу хозяин

за то помиловал,
ибо впервые

он видел подобную
вещь издревнюю.

Дракон проснулся
и распалился,

чуждый учуяв
на камне запах:

не остерегся
грабитель ловкий —

слишком близко
подкрался к чудовищу.

(Так часто случается:
кому не начертана

гибель, тот может
избегнуть горя,

спасенный Господом!)
Златохранитель

в подземном зале
искал пришельца,

в пещеру проникшего,
покуда спал он;

потом и пустыню
вблизи кургана

змей всю исползал,
но ни единой

души не встретив,
он, ждущий битвы,

сражения жаждущий,
вернулся в пещеру

считать сокровища —
и там обнаружил,

что смертный чашу
посмел похитить,

из зала золото!
Злоба копилась

в холмохранителе,
и ждал он до ночи,

горящий мщением
ревнитель клада,

огнем готовый
карать укравших

чеканный кубок.
Едва дождавшись

вечерних сумерек,
червь огнекрылый

палящим облаком
взлетел с кургана —

тогда-то над краем
беда и грянула,

напасть великая,
а вскоре и конунг

с жизнью расстался,[139]
нашел кончину.

Огонь извергая,
жизнекрушитель

зажег жилища;
пламя взметнулось,

пугая жителей,
и ни единого

не пощадила
тварь огнекрылая,

и негде было
в стране обширной

от злобы змея,
от пагубы адской

гаутам скрыться,
когда безжалостный

палил их жаром;
лишь на рассвете

спешил он в пещеру
к своим сокровищам,

а ночью снова
огнедыханием

людей обугливал.
(И все же напрасно

крепость курганную
он мнил неприступной!)

Внедолге и Беовульф
сам изведал

гибельность бедствия;
дом с престолом

вождя гаутского
в потоках пламени

сгорел и расплавился;[140]
оплакал старец

сердопечальный
свое злосчастье;

и думал всемудрый,
что Бог гневится,[141]

Создатель карает
за то, что древние

не блюл он заповеди,
и сердце воина

впервые исполнилось
недобрым предчувствием.[142]

Дом дружинный,
испепеленный

палящим змеем,
дворец в пучинах

пожара канул,
но конунг ведеров

ратолюбивый
замыслил мщенье,

и повелел он,
военачальник,

невиданный выковать
железоцельный

щит обширный,
ибо не выдержит

щит деревянный,
тесина ясеневая,

жара пламени,
дыханья драконьего,

а вождь был должен
дни этой жизни

в битве окончить,
убив чудовище,

издревле хранившее
клад курганный!

Почел бесчестьем
кольцедаритель

вести дружину,
рать многолюдную

на огнекрылого:
единоборства

он не страшился,
не веря ни в силу,

ни в отвагу змея.
Немало опасностей

герою выпало
в дальних походах,

в грозных игрищах,
с тех пор как Хродгара

воитель странствующий
избавил от Гренделя,

очистил Хеорот
и женочудище

в битве осилил.
Не легче было

ему и в схватке,
где сгибнул Хигелак,[143]

войсководитель,
гаутский конунг:

в пылу сражения
на поле фризском

потомок Хределя
пал наземь,

мечами иссеченный,
но спасся Беовульф!

пловец искусный,
он вплавь через хляби

один возвратился
и тридцать тяжких

вынес доспехов
на берег моря;

и не хвалились
победой хетвары,[144]

противуставшие
ему в сражении

щитоносители, —
из них немногие

с поля вернулись,
домой из сечи.

С недоброй вестью
он, одинокий,

приплыл, сын Эггтеова,
к земле отеческой,

и Хюгд поклонилась
ему дружиной,

казной и престолом,
ибо не верила,

что сын ее в силах
по смерти Хигелака

спасти державу
от ратей враждебных;

но тщетно в страхе
они, бессчастные,

молили воителя
принять наследье

и править народом
помимо Хардреда,

стать хозяином
в землях гаутских, —

однако, мудрый,
он не покинул

советом юного
владыку, покуда

мужал вождь ведеров.
Когда же явились

морескитальцы,
наследники Охтхере,[145]

восставшие против
морского конунга

в державе Скильвингов,
сыны-изгнанники

пришли из Швеции
к гаутам, за море,

ища прибежища, —
тогда-то Хардред

гостеприимный
убит был Онелой

наследник Хигелака,
приют им давший,

а сын Онгентеова,
убийца Хардреда,

бежав от гаутов,
в свой дом возвратился;

остался Беовульф
единовластным

вождем над ведерами,
то добрый был конунг!

За смерть предместника
отмстил он, как должно,

в недолгом времени —
на помощь Эадгильсу,

вождю одинокому,
сыну Охтхере,

в знак дружбы он выслал
дружину за море,

рать и оружие;
и враг, застигнутый

зимним походом,[146]
сгинул Онела.

Невзгоды многие
преодолевший,

несокрушимый
вершитель подвигов,

так дожил сын Эггтеова
до дня урочного,

и в час предначертанный
с драконом сведался.

Владыка гаутов,
а с ним одиннадцать

его соратников
искали змея.

Первопричину
людских несчастий

и смертоубийства
вождь знал[147], поскольку

слуга, положивший
к ногам хозяина

ту чашу краденую,
был тринадцатым

в его отряде, —
виновник распри

и злополучия
не доброй волей,

но покорный приказу,
корчась от страха,

он вел дружину
к тому подземелью,

к холму, что высился
близко от бурных

вод океана,
где кольца золота

тонко витые
хранил надменный

ревнитель, сторож
древнего клада,

в подземном логове, —
взять те сокровища

сумел бы смертный
лишь ценой непомерной!

Златодаритель,
на холм взошедши,

воссел, дабы слово
промолвить гаутам,

проститься с ними:
он сердцем предчуял

соседство смерти,
Судьбы грядущей,