Эпосы, легенды и сказания - Беовульф

и были чисты
бурные воды,

пустынны хляби,
где прежде властила

тварь злотворная,
в схватке сгибнувшая.

Добродоблестный
к спасительной суше

выплыл воин
и вынес на берег

добычу победы,
дань битвы;

а там уж встретила
вождя дружина,

Господу в радости
благодарствующая

за спасение витязя,
в живых возвращенного;

и от бремени шлема
свободили его,

от нагрудника тяжкого;
и тогда успокоились

воды в том омуте
окровавленном.

От скал приморских
тропой знакомой,

дорогой хоженой
шли дружинники,

в сердце радуясь,
и несли с побережия

неподъемную
мертвую голову,

череп чудища,
отягчавший им

плечи, сильным,
всем по очереди,

– так, по четверо,
волокли с трудом

на древках копий
голову Гренделя

к золотому чертогу;
все четырнадцать

выступали в ряд,
впереди же всех

по лугам шагал
вождь могучий,

из них сильнейший.
И явились в хоромину;

и направился он,
достославный,

отважный в битве,
предводитель их,

прямо к Хродгару,
к престолу конунга,

а за ним внесли
притороченную за волосы

к древкам ясеневым
голову Гренделя

в зал для пиршеств
на страх пирующим,

и хозяйке-владычице
напоказ чудо-голову.

Молвил Беовульф,
отпрыск Эггтеова:

«Вот, гляди, тебе,
сын Хальфдана,

дань с морского дна,
владыка Скильдингов,

в знак победы
сюда принесли мы!

То была не простая
служба ратная,

но подводная битва,
непосильный труд, —

шел на смерть я,
на верную гибель

в бурной бездне,
да Бог упас!

Острый Хрунтинг —
хотя и вправду

меч отменный —
мне не сгодился,

но другое Создатель
дал мне орудие:

меч гигантов,
клинок светозарный,

там висел на стене —
так хранит Господь,

смертных в бедствии!
Этим лезвием,

с помощью Божьей
удалось одолеть мне

вод владычицу;
но растаял клинок —

то железо расплавила
кровь горячая,

битвы испарина, —
мне ж достался

огарок – черен.
За датчан сполна

я воздал
ярой нечисти

и клянусь, что отныне
ты с дружиной,

со старейшинами,
с домочадцами

сможешь в Хеороте
спать бестревожно,

ибо адские выходцы,
силы дьявольские,

твои земли покинули,
конунг Скильдингов,

прежние скорби
не воротятся!»

И тогда золотую
рукоять меча,

исполинов наследье,
он вручил седовласому

старцу-воину,
и до веку владел

вождь датчан
той диковиной —

после гибели
богопротивников,

после смерти зломерзких
сына и матери,

драгоценность
искусно выкованная

отошла во владение
к наилучшему

на земле междуморской,
к достойнейшему

из дарителей золота,
к датскому конунгу.

Хродгар вымолвил
(он разглядывал

древний черен,
искусно чеканенный,

на котором означивалось,
как пресек потоп

великаново семя
в водах неиссякаемых,

кара страшная! —
утопил Господь

род гигантов,[97]
богоотверженцев,

в хлябях яростных,
в мертвенных зыбях;

и сияли на золоте
руны ясные,[98]

возвещавшие,
для кого и кем

этот змееукрашенный
меч был выкован

в те века незапамятные
вместе с череном,

рукоятью витой)
слово мудрое

сына Хальфдана
(все безмолвствовали)

«Вождь, творящий
справедливый суд,

старец-землевластитель,
многое помнящий,

утверждает: рожден
этот воин

для славы всеземной!
Да! молва о тебе

в племенах человеческих
далеко разнесется,

благороднейший друг мой Беовульф!
Мудромыслием, доблестью

ты стяжал теперь
нашу дружбу

и назван сыном;
ты же в будущем

над народом твоим
утвердишься (известно мне!)

добродетелями,
не как Херемод,[99]

наследник Эггвелы,
что над Скильдингами

гордо властвовал
не во благо им,

но к погибели
племени датского.

Он, исполненный лютости,
домочадцев разил,

сотрапезников,
и покинул мир,

вождь неправедный,
в одиночестве;

и хотя Творец
одарил его

всемогуществом
и возвысил его

над народами,
все равно в душе

жаждал он кроволития,
и не кольцами

данов радовал,
но безрадостные

длил усобицы,
распри ратников

во владеньях своих.
Вот урок тебе,

мудрая притча,
слово старца,

вождя многозимнего:
то не чудо ли,

что всесильный Господь
от щедрот своих

наделяет людей
властью и мудростью,

возвышает их, —
Бог, он всем вершит!

– он же в сердце
высокородного

поселяет страсть
любостяжания

и возводит его
на наследный престол,

ставит сильного
над дружиной,

над селеньями
и над землями

столь обширными,
что немудрому мнится,

будто нет пределов
владеньям его;

и богатство его возрастает,
и ни старость, ни хвори

не вредят ему,
беды и горести

пе мрачат души,
и мечи врагов

не грозят ему,
ибо целый мир

под пятой у него.
Он же не ведает,

что, покуда в нем
расцветала страсть

да гордыня росла,
в его сердце страж,

охранитель души.
задремал, почил,

сном пересиленный,
а губитель[100] уже

тайно лук напряг
и направил стрелу,

от которой душа
под кольчугой не спрячется,

под железною броней, —
нет спасенья

от посланницы адских
вредотворных сил

станет мало
ему, ненасытному,

всех имений его,
станет он гневлив

и на кольца скуп,
и, презрев Судьбу,

он отвергнется
от Бога благостного,

ниспославшего ему
власть и золото;

между тем к окончанью
жизнь клонится,

обращая в прах
тело бренное,

плоть ветшающую;
а на смену отжившему

придет конунг,
на рать расточающий

все богатства предместника
щедрой рукой.

Берегись же и ты,
милый мой Беовульф,

этих помыслов пагубных,
но ступи на путь

блага вечного
и гордыню, воитель,

укроти в себе,
ибо ныне

ты знатен мощью,
но кто знает, когда

меч ли, немочь ли
сокрушат тебя,

иль объятия пламени,
или пасть пучины,

или взлет стрелы,
или взмах меча,

или время само —
только свет помрачится

в очах твоих,
и тебя, как всех,

воин доблестный,
смерть пересилит!

Пять десятков зим[101]
я под сводом небесным

правил данами,
утверждая оружием

их могущество
в этом мире

между многих племен,
и тогда возомнил,

будто нет мне
под небом недруга.

Но пришла беда! —
разоренье и скорбь

после радости! —
Грендель, выходец адский,

объявился, враг
в дом мой повадился!

И от злобы его
много я претерпел

мук и горестей;
но слава Господу

Небоправителю,
что продлил мои дни,