Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

В пасху это было,
В первый день недели:
На поля Оливы
Мавры налетели.
Ай, поля Оливы,
Ай, просторы Граны!
Полонили мавры
Христиан немало;
Юная инфанта
С ними в плен попала.
К королеве мавров
Привели инфанту
В жемчугах, в атласе,
В ожерельях, в бантах.
«Эта полонянка
Всех испанок краше:
В дар ее примите,
Королева наша.
Нет ни щек румяней,
Ни темнее взора:
В дар от нас примите
Пленницу, сеньора».
«Мне подарок этот,
Мавры, не годится:
Наш король так молод —
Может он влюбиться.
Прочь ее ведите,
Мне таких не надо:
Он ее полюбит
С первого взгляда».
«Пусть она, сеньора,
Хлеб печет до ночи:
Станут щеки желты,
Потускнеют очи.
Пусть стирает платья
В ледяном потоке:
Тусклы станут очи,
Пожелтеют щеки».
Вот она стирает
В холода и в грозы;
Побледнел румянец,
Облетели розы,
Растеряла розы,
До свету вставая,
Платья королевы
День-деньской стирая.
Едет дон Буэсо
На заре по лугу:
В землях мавританских
Ищет он подругу.
К речке подъезжает,
Говорит девице:
«Отойди, дочь мавра,
Дай коню напиться,
Пусть воды напьется
Чистой и студеной».
«Будь ты трижды проклят,
Идол прокаженный!
Кто перед тобою,
Ты не видишь, что ли?
Я Христовой веры,
Здесь томлюсь в неволе».
«Белы твои руки
В серебряных струях.
Если хочешь, девушка,
Тебя увезу я.
Нежны твои руки,
Вода — ледяная.
Если хочешь, девушка,
Увезу тебя я».
«Путь в горах не близкий,
Путь в горах пустынный:
Страшно будет ехать
Мне вдвоем с мужчиной».
«На мече клянусь я
Остром, золоченом —
Буду тебе братом,
Братом нареченным».
«Верь, с тобой уехать
Я была бы рада,
Только что мне делать
С этими нарядами?»
«И парчу и бархат
Ты возьми с собою,
Ну, а полотняные
Брось на дно речное.
Отвечай  мне,  девушка,
Темные очи,
Сядешь ли в седло ты,
Сзади ль ехать хочешь?»
«Девушке пристало
Сзади ехать, рыцарь».
Поднял, посадил он
На коня девицу.
Вот поля и рощи
Знакомого края:
Узнает их девушка,
Слезы утирает.
«Жизнь моя, что плачешь,
Слезы льешь рекою?
Лучше умереть мне,
Если я виною».
«Ай, просторы Граны,
Ай, поля Оливы!
В том дворце росла я,
Вольная, счастливая!
С королем, отцом моим,
Здесь мы проходили,
Вместе ту оливу
В землю посадили.
Королева-матушка
Шелком вышивала,
Я мотки держала,
Нить в иглу вдевала.
Дон Буэсо, брат мой,
На быка шел смело,
Объезжал коней он
Ловко и умело.
Я жила, не зная
Горя и заботы…»
«Пусть откроют, матушка,
Радости ворота!
Не себе подругу —
Дочь тебе везу я».
«Дочь была румяная,
Дочь не признаю я,
А везешь невестку —
Встречу, как родную».
«Потому, о матушка,
Побледнела дочка,
Что семь лет не ела
Хлеба ни кусочка.
Ела только травы,
Где река синеет,
Где пасутся кони,
Тихо свищут змеи.
Только травы ела,
Жесткие и горькие,
Там, где свищут змеи,
Кони пьют на зорьке…»
Сжалься, матерь божья,
Залечи нам раны!..
Ай, поля Оливы,
Ай, просторы Граны!

Алора, над рекою
Вздымающаяся круто.
Тебя осадил губернатор
В одно воскресное утро:
Пешим и конным войском
Все поле занято было,
Мощная артиллерия
В стене твоей брешь пробила.
Видно было, как мавры
Укрыться в замке спешили:
Женщины — скарб и платье,
Мужчины — муку тащили,
Юные мавританки
Несли червонное злато,
Сушеный инжир с изюмом
Несли мальцы-мавритята.
Над окруженным замком
Стяг  поднялся  крылатый.
А на стене высокой
За толстым зубцом замшелым
Стоял мавританский мальчик
С натянутым самострелом.
Вдруг перед самым штурмом
Голос его раздается:
«Труби отбой, губернатор,
Крепость тебе сдается!»
И тот, чтоб узреть герольда,
Забрало поднял повыше:
Стрела ему лоб пробила
И через затылок вышла.
С коня его снял Пабло,
Взял на руки Хакобильо,
Приемышами сызмальства
Они в его доме были.
Его к лекарям носили,
Просили: «Спасти нельзя ли?»
Слова, что успел сказать он,
Его завещаньем стали.

Когда повелитель мавров
У врат городских в Гранаде —
От Эльвиры до Биваррамблы —
Прогуливался в прохладе,
Пришло к нему донесенье
О том, что Алама пала.
Швырнул он в огонь бумагу,
Гонца заколов сначала;
Он мула сменил на лошадь,
Он город, спеша, покинул
И поскакал к Альгамбре
В гору по Сакатину;
Велел затрубить он в трубы,
Ударить велел в литавры,
Дабы в Гранаде и в поле
Его услыхали мавры.
И вот к нему отовсюду
Стекается тьма народу;
И молвил мулла почтенный,
Альфаки[513] седобородый:
«Зачем ты, король, созвал нас,
Зачем этот сбор сыграли?»
«Затем, чтоб вы знали, други:
Аламу мы потеряли».
«Поделом тебе, добрый король наш,
По заслугам твоим награда,
Убил ты Абенсеррахов[514] —
Храбрейших бойцов Гранады;
Беглецов из Кордовы славной
Ты заточил без пощады.
Ты большей кары достоин:
Чтоб ты, не зная отрады,
Сгубил и себя и царство,
Чтоб кончился век Гранады».

Имя мое Морайма,
Мавританочка, быстрый взгляд.
Горе мне, какой-то неверный
Постучался в дверь невпопад;
По-арабски сказал так чисто,
Как с детства на нем говорят:
«Впусти меня, мавританка,
И воздаст тебе бог стократ».
«Но я ведь не знаю, кто ты,
Что речи твои таят?»
«Послушай, я мавр Масоте,
Я матери твоей брат.
Убил я христианина
И буду алькальдом взят;
Открой, иль меня тотчас же
У тебя на глазах казнят».
Горе мне, услыхав такое,
Дрожа с головы до пят,
Я накинула шаль поспешно,
Про атласный забыв халат,
Подбежала к дверям и настежь
Распахнула их наугад.

Саид в нетерпенье бродит
У дома прекрасной дамы
И ждет, когда хлопнут двери,
Когда распахнутся рамы.
Уже опустился вечер,
Он ждет, дождаться не может,
Огонь его кровь сжигает,
Тоска его сердце гложет.
Она наконец выходит,
Глядит на него с балкона,
Вот так же в часы ночные
Луна глядит с небосклона.
Промолвил Саид с мольбою:
«Прекрасная мавританка,
Ответь, неужели правду
Сказала твоя служанка?
Болтают, что гость заморский
Твоим назовется мужем,
Что верный Саид Саиде
Отныне уже не нужен.
Открой мне скорее правду —
Что пользы в таком секрете,
Который известен людям,
Всем людям на белом свете?»
Она отвечает скромно:
«Нельзя нам любить друг друга…
А тайна уже не тайна,
Коль знает ее округа.
Мне грустно, аллах свидетель!
Но если мы будем вместе,
Боюсь, случится дурное
И вскоре лишусь я чести.
Тебя горячо любила,
Но род наш богат и знатен,
Отец и слышать не хочет,
Чтоб стал бедняк его зятем.
Меня караулить ночью
Давно ему надоело,
Решил он назначить свадьбу
И разом покончить дело.
Ты встретишь другую даму
И станешь ее супругом,
Красавица эта будет
Ценить тебя по заслугам».
Сайд бледнеет от горя,
Но ей отвечает внятно:
«Жестокость твоя, Саида,
Ей-богу, мне непонятна.
Ты гонишь прочь молодого,
Старик с тобой будет рядом.
Отдашь ему клад бесценный,
Но что ему делать с кладом?!
Однажды ты мне сказала,
В глаза посмотрев сердечно:
«Любила, люблю и буду
Саида любить я вечно».