Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Прославленный Абенумейя,
Самый лучший из мореходов,
Командир галер мавританских,
Разбивший врага на водах,
Гроза моряков христианских,
Потопивший судов немало,
Сегодня сам утопает,
Как лодка во время шквала.
Если б это случилось в море,
Он бы встретил судьбу без страха.
Настигла беда на суше —
Ему неверна Селиндаха.
Прекрасной придворной даме
Муса приглянулся отважный —
В делах любви, как известно,
Разлука — слуга неважный.
Приказал моряк живописцу
На щите рисунок исполнить:
По бурному морю корабль
Плывет, рассекая волны,—
Ведь на женщин волна похожа,
Меняется снова и снова,
Волна не имеет формы,
А женщина — твердого слова.
Корабль на мели застревает,
Хоть вдали уже виден берег,—
Вот так бывает с мужчиной,
Который женщинам верит.
Но все же цела оснастка,
Возносится нос над волнами —
Потому что с высоким чувством
Служил кавалер своей даме.
Сквозь рифы измены женской
Поведет его лучший лоцман —
Мужское верное сердце,
Врожденное благородство.
На глаза похожие люки
Глядят и печально и живо,
Как будто тоскуют о счастье,
А счастье недостижимо.
Равнодушно повисли флаги,
Со стихиями спорить не стоит —
Встречает судьбы удары
С такою же твердостью стоик.
На бушприте четкая надпись,
Прочесть эту надпись несложно:
«Служил я верой и правдой,
Но плата была ничтожна».
Быть может, этот рисунок
Покой Селиндахи нарушит,
И поймет неверная дама
Превосходство моря над сушей.
Вот так мореход размышляет,
Покидая стены Гранады,
И держит путь в Альмерию,
К судам королевской армады.
И клянется Абенумейя
Не верить дамам отныне:
Ведь женское слово — ветер,
А сердце — морская пустыня…

На балконе высокой башни,
Почти что под самой крышей,
Где вершина любви высокой
И прелести наивысшей,
Стояли две мавританки.
Так прекрасны вдвоем девицы,
Что любить их хочется вдвое
И хочется раздвоиться.
Одну из них Селия звали,
А другую звали Харифа,
Харифа, что острые стрелы
Пускает в мужчин игриво.
Выходят Гасуль и Тарфе,
Под высоким балконом ходят,
Пред теми, что превосходством
Превосходнейших превосходят.
И бросают камешки сверху
Кокетки своими руками,
Дорога любви камениста,
Но камни смягчают камень.
И бросают лучи улыбок,
И лучится улыбки лучик,
Лучистого солнца ярче,
Самой лучезарности лучше.
Пламенея, застыли мавры,
Но пламя им души плавит,
Их пламенный взгляд пылает,
И пламя рождает пламя.
Слепящий свет ослепляет,
Но бежать от него нелепо —
Слепота слепцу не помеха
Красоте поклоняться слепо.
Ликуют два кавалера,
От света лишившись зренья —
Ведь зримый свет озаряет,
А незримый дает прозренье.
Цвета на одеждах мавров
Сплетены в такие узоры,
Что понять невозможно дамам,
Которую любит который.
С балкона сбегают обе
И бегут так быстро и скоро,
Как будто поможет скорость
Ускорить решенье спора.
Вблизи их живая прелесть
Увеличилась сразу вдвое,
Оживить она может мертвых
И повергнуть во прах живое.
И к ослепшим недавно маврам
Вернулось зренье при встрече,
Но, прозрев, они вновь ослепли
И вдобавок лишились речи.
Потом влюбленные мавры
Удалились куда-то вместе,
Очевидно, чтоб спор продолжить
В ином, подходящем, месте.

«Твоих насмешек, Саида,
Я больше терпеть не стану,
Меня ты ранила больно,
Потом углубила рану,
Любовь казалась мне раем,
Когда ты бывала рядом.
Признайся, что рай желанный
Теперь обернулся адом.
Когда я прошу ответа,
Молчишь и смотришь лукаво,
Скажи, что не любишь больше,—
И будет честнее, право!
Зачем такая надменность
И вместе с нею кокетство?
Любовь не знает уловок,
Уловки — дурное средство.
В тебя знатнейшие мавры
Влюбляются то и дело,
Ты думаешь — обожанью
Вовек не будет предела.
Но гордые наши мавры,
И все мужчины, наверно,
Не вытерпят униженья,
Поскольку оно безмерно.
А время — игрок серьезный,
С ним шутки шутить опасно —
Проснешься и вдруг заметишь,
Что годы прошли напрасно.
Уж лучше ты выйди замуж,
Ведь брак сохраняет тайны,
Иначе чужой откроет
Все тайны твои случайно.
Не думай задобрить время,—
Законы его едины:
Оно не знает пощады
И все обратит в руины.
Внемли этой страстной речи,
Где правда каждое слово,—
Когда гремят аркебузы,
Глухой да услышит снова!
Хочу, чтоб глаза сияли
И сердце мое согрели,
Хочу, чтоб в моей победе
Звучала песня свирели!..»
С таким изяществом Тарфе
Открыл пред Саидой чувства.
Для каждого андалузца
Любовь — святое искусство.

Задумал король Гранады
С Кастильским домом сражаться.
И пишет он в Антекеру:
«Копейщиков славных шестнадцать
Пришли мне, алькальд, на помощь,
Пусть восемь отправятся сразу
И путь свой держат к Хаэну,
А прочие ждут приказа».
Посланье алькальд целует,
Послушный воле сеньора,
Сзывает храбрейших мавров —
Пускай начинают сборы.
Как жаль, в этом деле трудном
Участвовать он не сможет —
Спешит ко двору, где смуту
Затеяли два вельможи.
Алькальд поручает сыну
Поехать с отрядом вместе,
В бою не уронит Харифе
Высокой семейной чести.
Проснулся от звона доспехов
Воскресным утром весь город —
На резвых конях кордовских
Проносятся всадники гордо.
В лазурных, желтых и белых
Одеждах гарцуют все восемь.
В честь дамы, прекрасной Селинды,
Они цвета эти носят.
Султаны из белых перьев
На шапках остроугольных
Чуть связаны лентой зеленой,
Их ветер колышет вольно.
Пристегнуты к портупеям
Тунисские сабли кривые,
Сверкают на солнце пики
И палицы боевые.
Высокие белые седла
На спинах коней буланых.
Сапожки из черной кожи
В стальных стременах чеканных.
Трубач самым первым едет,
Ведет отряд за собою,
Его труба возвещает,
Что мавры готовы к бою.
Простое камковое знамя
Высоко реет над ними,
На знамени этом строгом
Алькальда вышито имя.
И герб Сегрийского дома[515]
Блестит на щитах и латах —
Пять львов свирепых и диких,
Стоящих на задних лапах.
Все мавры отряд провожают,
Любуются дамы отрядом…
Муса, прославленный рыцарь,
Померк с отважными рядом.
По улицам скачет Харифе
На быстрой своей кобылице,
Она белизной и статью
Лишь с лебедем белым сравнится.
Расчесаны тщательно грива
И хвост шелковистый длинный,
Усыпана бисером сбруя,
И вкраплены в бисер рубины.
Гербом его щит украшен:
Над солнцем черная птица
Раскинула крылья смерти,
И надпись: «Пока не затмится».
В тунисской шапке Харифе
С пером петушиным желтым,
Сплетение звезд и лилий —
Узор на плаще тяжелом.
Клинок из толедской стали,
Вдоль ножен — аквамарины,
Кончается рукоятка
Литой головой тигриной.
Харифе, пробуя силу,
Играет дубовой пикой,
С такою же легкостью ветер
Играет лозою гибкой.
Призывы трубы проникли
Сквозь стены Хенералифе,
Сады покидают дамы —
Спешат увидеть Харифе.
Вниманием он доволен,
Но ищет Селинду влюбленный
И вот наконец увидел
Ее у решетки балконной.
Сказал он: «Прекрасная дама,
Ах, если б ты только знала,
Как мучит меня разлука!
Мне рыцарской славы мало,
Не надо наград королевских,
И благ не ищу я бренных.
Тебе я отдам добычу —
Толпу христиан презренных.
Во имя твое эти мавры —
Пускай им судьба поможет! —
Свершат дела боевые
И славу свою умножат.
И я, повинуясь долгу,
Сегодня готовлюсь к бою,
И я вместе с ними еду,
Но сердце мое с тобою.
И если в сраженье будет
Сопутствовать мне удача,
Возьми меня в плен навеки
К рабам христианским в придачу!»
Селинда взглянула нежно,
Достоин рыцарь награды:
Харифе ей отдал сердце,
А меч — королю Гранады,
Прекрасная мавританка
Его осыпает цветами,
Харифе поклон глубокий
Отвесил прекрасной даме,
Махнул рукой на прощанье,
Подковы цокнули звонко,
Помчалась его кобылица.
И ветер за ней вдогонку.