Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Белую вздымая пену,
Мчат алжирские галеры
За майоркским галеотом,
Словно гончие по следу.
В нем с женой — валенсианкой
Благородной и прекрасной —
От Испании к Майорке
Плыл счастливый новобрачный.
Он, любовью окрыленный,
На двойной стремился праздник;
Праздновать хотел он свадьбу
Вместе с празднованьем пасхи.
Весело плескаясь, волны
К веслам ластились бесшумно,
К парусу с лобзаньем нежным
Ветерок прильнул попутный.
Но предательская бухта,
Давшая приют корсарам,
Выпустила вдруг на волю
Их — грозу морей испанских.
Галеот вперед рванулся,
Но четыре вражьих судна
Мчатся по волнам — о, горе! —
За добычей неотступно.
Их подстегивает алчность,
А преследуемых — ужас…
Жемчуг слез роняя в волны,
Молит юная супруга:
«О зефир, о вольный ветер,
Взысканный любовью Флоры,
В час опасности ужели
Не поможешь ты влюбленным?
Если только пожелаешь,
Ты в своем всесильном гневе
Дерзновенные галеры
Сможешь выбросить на берег.
Ведь не раз, могучий ветер,
Вняв моленьям беззащитных.
Утлые челны спасал ты
От флотилий горделивых.
Не отдай наш бедный парус
В руки извергов бездушных,
Из когтей из ястребиных
Вырви белую голубку!».

Ты, что целишься так метко,
Озорной слепец-стрелок,
Ты, меня продавший в рабство,
Древний маленький божок,
Мстишь за мать свою, богиню,
Что должна была свой трон
Уступить моей любимой?
Пощади! Услышь мой стон:
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»

Преданно тебе служил я,
А какой был в этом толк?
Ветреный военачальник,
Покидаю я твой полк.
Хоть давно завербовался
Я под сень твоих знамен,—
До сих пор ничем за службу
Не был я вознагражден.
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»

Войско горемык влюбленных
Верит в разум твой и мощь,
Но беда солдату, если
У него незрячий вождь.
Где у полководца стойкость,
Если с крылышками он?
И как с голого получишь
Свой солдатский рацион?
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»

Труженик любовной нивы,
Жил я только для нее,
Десять лучших лет ей отдал,
Все имение свое.
Я пахал морские волны,
Засевал песчаный склон —
Урожай стыда и скорби
Я собрать был обречен.
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»

Башню в пустоте возвел я
Из неисполнимых снов —
Кончилось, как с Вавилоном,
Страшной путаницей слов:
Стала желчь там зваться «медом»,
«Стрекозою» — скорпион,
Зло преобразилось в «благо»,
Беззаконие — в «закон»…
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»

Из-за черной сеньориты
В горе черный воздыхатель,
Из очей его из черных
Слезы черные струятся.
Чернотой ночной укутан,
Черною объят печалью,
Черную он серенаду
Ей поет о черной страсти.
Черная в руках гитара,
Черные колки и струны,
Словно черная досада
Их одела в черный траур.
«Черный день господь послал мне!
Если бы я не был черным,
Почернел бы я, увидев
Черную неблагодарность.
Ах! Меж нас, мой ангел черный,
Черная шмыгнула кошка,—
В черном теле меня держишь,
Белое зовешь ты черным».
Чернокожей сеньорите
Надоел вздыхатель черный,
И чернить беднягу стала
Черными она словами:
«Что ты ходишь, черномазый,
Вслед за мною черной тенью?
Ты достоин, черный дурень,
Только черного презренья».
Став чернее черной тучи,
Черный кавалер с поклоном
Черным помахал сомбреро
И пропал во мраке черном.

В цитадели Антекеры
Пленный мавр Абиндарраэс
Горько сетовал, и стонам
Эхо гулко откликалось.
И наместник антекерский,
Дон Родриго де Нарваэс,
Поражен был: воин должен
Стойкость проявлять в несчастье.
«Ах! — Абенсеррах воскликнул,—
Благороднейший Нарваэс!
Потерпел я пораженье,
Но, на этот жребий плачась,
Выказал бы я Фортуне
Черную неблагодарность:
Быть в плену у вас почетно
Даже для Абенсерраха.
Нынче двадцать два мне года,
И прекрасная Харифа
Двадцать и два года правит
В этом сердце как царица.
Это имя всем известно:
Не равно ли знамениты
Меч алькальда Антекеры
И краса моей Харифы?
С ней в один мы день родились,
Но боюсь, что я ошибся,
Двадцатидвухлетним сроком
Меря преданность любимой.
Нет, я знаю, что задолго
До того, как мне родиться,
Страсть мою сама природа
Властно предопределила.
Говорят, любовь нисходит
К нам по воле звезд лучистых,
Но стыдливо меркнут звезды
Перед красотой Харифы.
Мы росли, как брат с сестрою,
Нашей дружбы безмятежность
Подавила нетерпенье,
Сбила со следа надежды.
Но расстались мы, — и разом
Спала с глаз моих завеса:
Краткий час разлуки нашей
Длился для меня как вечность,
Свидеться должны мы были
Нынче на заре вечерней:
Собирался я на свадьбу,
Предстояло ж мне — сраженье.
Вы напали, дон Родриго,
В миг, когда слагал я строфы:
То, что мнил я гимном счастья,
Оказалось песнью скорби.
Я отважно защищался,
Но защиты нет от рока.
Я в плену. Моей Харифе
Ждать меня придется долго.
Человек мечтать лишь властен,
Но не властен над судьбою:
Ждал объятий я любовных,
А дождался злой неволи».
Тут алькальд великодушный,
Тронутый его рассказом,
Юноше вернул свободу,
И к Харифе мавр умчался.
Но о том, что с ним случилось,
Утром лишь она узнала,
Ибо ночь любви не терпит
Длительных повествований.

Аполлон в венке лавровом
И бог Марс с дубовой ветвью,
Препоясанный оружьем,
В латах и пернатом шлеме,
Чтимая среди испанцев
Память о великих предках
И сверкающая Слава,
Что сулит мужам бессмертье,—
Все они зовут Лисардо
К ратным подвигам, в то время
Как младой пастух беспечно
На лесной опушке дремлет.
«На войну!» — призывы эти
Слышит он в журчанье речки,
Слышит в щебетанье птичьем
И в блеянье стад овечьих.
Все как будто сговорились
И, под звуки труб военных,
Повторяют: «В путь, Лисардо,
Стань скорей под стяг победный!»
«Я иду!» — вскричал Лисардо,
Пробудясь; но с изумленьем
Увидал пастуший посох,
А не меч в своей руке он.
«Что ж, пускай, — сказал Лисардо,—
В шкуры я одет овечьи,
Я себе в долине Тахо
По плечу найду доспехи.
Много там прекрасных замков,
Предо мной падут их стены,—
И завидовать мне будут
Те, кто правит королевством».
В путь уже готов Лисардо,
Вещему призыву внемля;
Вдруг он слышит чей-то оклик,
Чувствует прикосновенье.
Обернулся он в досаде
И глаза Альсильды встретил,—
В них блистал, переливаясь,
Горьких слез бесценный жемчуг.
«Ты куда бежишь, предатель?
Где ж обещанная верность?
Лишь уснули подозренья,
Пробуждается измена».
Но ответствует Лисардо:
«О любовь моя, не сетуй!
Цапля мимо пролетела,
Подстрелить ее хотел я».
«Ты возьми меня с собою,
И пойдем за цаплей вместе:
Лук тугой сгибать ты будешь,
Подавать я буду стрелы».
«Нет! Завистливое солнце
Опалит твой лик небесный,
Исцарапают колючки
Кожу этих ножек нежных».
Но в ответ ему Альсильда:
«Иль не говорил ты прежде,
Что, меня завидев, солнце
Тотчас прячется в смущенье?
Иль меня не уверял ты,
Будто под ногой моею
Превращаются колючки
В лилии и первоцветы?»
И тогда сказал Лисардо:
«Должен я идти в сраженье;
Аполлон, и Марс, и Слава
Мне сулят венок победный».
Обезумевши от горя,
Рвет Альсильда в исступленье
Волосы свои златые:
«Предал ты меня, изменник!
Ты уйдешь и не вернешься…
Пусть же за тобою следом
Полетит любовь Альсильды
Охранять тебя от смерти.
Ни краса моя, ни юность
Пыл воинственный не сдержат,
Но пускай с тобою будут
Преданность моя и нежность».
Тут приблизились к Лисардо
Пастухи с лугов окрестных,
Чтоб, поверх овчины мягкой,
На него надеть доспехи.