Данте Алигьери - Сочинения

Задорный лай, охотничье «Ату!»,
Бег зайцев, и кричащие зеваки,
И быстрые легавые собаки,

И ширь, являя взору красоту,
В сердцах заполнить могут пустоту
Подобьем краткого луча во мраке,
Но мысли о любви, благие знаки,

Любую отвергают суету.
Одна, глумясь, корит меня уликой:
» Вот рыцарство поистине в крови!

Еще бы — для такой забавы дикой
С красою расставаться светлоликой!»
И в страхе, что услышит бог любви,

Себя досадой мучаю великой.

Смотри, сонет, приветственное слово
К Меуччо обрати, не осрамись,
Придя к нему, и в ноги поклонись,

Чтоб не судил он о тебе сурово.
Потом немного отдохни и снова
Приветствовать его не поленись
И — к делу, но вначале убедись,

Что по соседству — никого другого.
Скажи: «Тебе свидетельствует тот,
Кому ты мил, свое расположенье —

Твоей сердечной доброте под стать».
И этих братьев он твоих принять
Изволит пусть в свое распоряженье

И держит при себе — назад не шлет.

Любимой очи излучают свет
Живого благородства, и повсюду
Что ни возьми — при них подобно чуду,

Которому других названий нет.
Увижу их — и трепещу в ответ,
И зарекаюсь: «Больше я не буду
Смотреть на них», но вскоре позабуду

И свой сердечный страх, и тот обет.
И вот опять пеняю виноватым
Моим глазам и тороплюсь туда,

Где, ослепленный, снова их закрою,
Где боязливо тает без следа
Желание, что служит им вожатым.

Амору ли не ведать, что со мною?

На вас, мою благую госпожу,
Ищу усталым духом опереться:
Ему досталось столько натерпеться,

Что и в Аморе жалость пробужу.
С тех пор как не себе принадлежу,
Что может духу пленному хотеться?
Знай повторяет он: «Куда мне деться?

Амору слова против не скажу».
Я знаю, вам неправота досадна,
Но разве я заслуживаю смерти?

Нисколько — сколько сердце ни вини.
Недолго мне осталось жить, поверьте
И не бегите глаз моих нещадно —

Иначе безутешным кончу дни.

На Всех Святых, недавно это было,
Я женщин встретил, и из их числа
Как бы других одна опередила —

Та, что с Амором рядом гордо шла.
Казалось, сверхъестественная сила
В ее глазах пресветлый дух зажгла,
И взор мой дерзновенный поразила

Небесная печать ее чела.
Она достойных трогала приветом
И добродетель мягкостью своей

В сердцах будила, — как забыть об этом?
Наверно, утешеньем наших дней
С небес она сошла целебным светом.

Блаженна та, что ближе прочих к ней!

Откуда это вы в такой печали?
Пожалуйста, откройте не тая, —
Боюсь, причиной госпожа моя:

Вас огорчила, дамы, не она ли?
Жестоко, чтобы вы не отвечали,
Мольбе страдальца противостоя,
Хоть что-нибудь хочу услышать я,

Вы лучше бы так дружно не молчали, —
Тем паче для меня любая весть
Мучительна о беспощадной даме,

Что не дала любви ко мне расцвесть.
И силы на исходе, вы и сами
Могли понять, что так оно и есть.

Ужель не буду я утешен вами?

Что омрачило, дамы, ваши лица?
Кто эта дама, что без чувств лежит?
Быть может, та, кем сердце дорожит?

Прошу, не нужно от меня таиться.
Что с ней случилось? Так преобразиться!
Бела как мел, изнеможденный вид, —
Такая все вокруг не оживит,

В других блаженством вряд ли отразится.
«Ты нашу даму не узнал, ну что ж,
И мы ее с трудом узнать сумели.

Вглядись в ее глаза и все поймешь.
Они красноречивы — неужели
Ты выраженья их не узнаешь?

Брось плакать! Сколько можно, в самом деле!»

Однажды появляется Тоска:
«Побыть с тобой намеренье имею».
Казалось, Боль и Гнев явились с нею,

Что выступала в роли вожака.
«Уйди!» — прошу, но смотрит свысока
Она гречанкой — как я, дескать, смею —
И говорит свое, и я немею,

Немудрено, и вдруг издалека
Амора в неожиданном уборе
Я вижу — в черном с головы до пят —

И со слезами в непритворном взоре.
Я удивляюсь: «Что за маскарад?»
И он в ответ: «У нас большое горе.

Плачь, наша дама умирает, брат».

О Данте, ты с другими не сравним,
Премудростями всеми наделенный,
И ты узнай, что некий друг влюбленный

Воспользовался именем твоим,
Той жалуясь, которой не любим,
Клинками беспощадными пронзенный
И в сердце раненный и убежденный,

Что с этой раной он неисцелим.
И я надеюсь, отомстишь ты грозно
За сердце ей, куда для прочих вход

Заказан, как бы ни молили слезно.
Узнай, кого твое возмездье ждет:
Красавица младая грациозна

И божество любви в глазах несет.

Я — Дант — тебе, кто на меня сослался,
Отвечу кратко, времени уму
Не дав на размышленья — потому,

Что не хочу, чтоб ты письма заждался.
Но я желал бы, чтобы ты признался,
Где жаловался ты, верней — кому.
Возможно, исцеленью твоему

Поможет то, что за перо я взялся.
Но коль возлюбленная не должна
Носить вуаль, то, жалобам внимая,

Не смилуется над тобой она.
Отметил я, твое письмо читая,
Что, всех грехов на свете лишена,

Она чиста, как ангел, житель рая.

Страдает кашлем бедная жена
Форезе Биччи, и подумать можно,
Что там, где столько хрусталя, она

Всю зиму провела неосторожно.
В разгаре август, а она больна,
Простужена и кашляет безбожно...
Укрыться куцым одеялом сложно,

И спать в чулках несчастная должна.
Течет из носа, прочие напасти...
И не старуха ведь, но, что ни ночь,

В постели мужнее пустует место.
Рыдает мать: «Моя вина отчасти, —
Могла за графа Гвидо выдать дочь,

Хоть небогатая была невеста».

Средь ночи кашель на меня нашел,
Укрыться было нечем — вот причина,
И я не выспался, но все едино

Чуть свет уже на промысел пошел.
Понять нетрудно, до чего я зол:
Ведь вместо клада — что за чертовщина! —
Или хотя бы одного флорина

Я Алагьеро средь могил нашел.
Он связан был, и узел был мудреный,
Не знаю — Соломонов иль другой,

И тут я на восток перекрестился.
«Из дружбы к Данте, — старикан взмолился, —
Освободи от пут!» Но узел оный

Не одолел я и побрел домой.

Вервь Соломона и тебе грозит —
Ты слишком любишь куропатки грудку
И вырезку баранью, и отмcтит

Тебе за мясо шкура не на шутку:
Тебя темница вскоре приютит,
И ты не забывай ни на минутку —
Чем дальше, тем сильнее аппетит

И тем трудней отказывать желудку.
В искусстве некоем большой мастак,
Ты можешь, говорят, всегда поправить

Благодаря ему свои дела
И не бояться долговых бумаг.
Но дети Станьо, должен я прибавить,

Из-за него хлебнули много зла.