Лопе де Вега - Том 1

Лукреция.

Римлянка и ты?

Отнюдь.

Слава богу! Надоели
Мне кинжалы, и насилья,
И поруганные девы,
Коими я бредить начал,
Прочитав о ней легенду.
Был Тарквиний у тебя?[169]

Кто?

Что стала б ты с ним делать?

Ты женат?

К чему столь праздный
Задавать вопрос?

Об этом
Спросишь у своей супруги.

О, скора ты на ответы!
А ты знаешь, кто я?

Нет.

Как! Ужели неизвестно
Имя громкое Батина
В Мантуе?

Вот самомненье!
Ты, сдается мне, из тех,
Кто, по глупости, уверен,
Что о них весь мир наслышан,
Хоть их и в родной деревне
Знает далеко не каждый.

Видит бог, что я не грешен
В этом, что не нужно славы
Мне за счет заслуг соседа.
Прихвастнул я лишь для шутки,
Ибо чужд на самом деле
Я гордыни и тщеславья,
Хоть стяжать мечтаю с детства
Славу меж людей ученых,
Изощривших ум свой чтеньем,
Потому что заслужить
Уважение невежды —
Значит пожинать ту глупость,
Что сумел ты сам посеять.

Выразить могу едва,
Как я рада встрече с вами.
Вижу, что не зря хвалами
Осыпает вас молва:
И поступки и слова
Ваши, сын мой драгоценный,—
Это признак несомненный
Сердца, полного с рожденья
Пыла, самоотверженья
И отваги несравненной.
Я ничуть не сожалею,
Что беда произошла —
Ведь она мне помогла
Вас, синьор, узнать скорее.
Шторм минул, коль блещут реи
Ночью язычками света[170].
Вот к чему сравненье это:
Свет мой — вы, моряк — сама я,
Бездна моря — глубь речная,
Шторм — беда, корабль — карета.
Вас, синьор, меня считать
Матерью своей прошу я
И надеюсь: честь такую
Мне удастся оправдать.
Граф! Мне будет придавать
Столько гордости отныне
Мысль о столь достойном сыне,
Что приятней, может статься,
Вашей матерью мне зваться,
Чем Феррарской герцогиней.

Хоть пред вашей красотой
И немею я, синьора,
Не прерву я разговора
Из-за робости пустой.
Герцог, повелитель мой,
Тот, кому что было сил
Я с младенчества служил
Безраздельно и всецело,
Кто мне душу дал и тело,
Их сегодня разобщил,
Ибо я душой сейчас,
Хоть ему я несомненно
Сын родной по плоти бренной,
Во второй родился раз
И не от него — от вас.
Не узнал бы никогда я,
Что душою обладаю,
Если б вы мне не предстали,
Ибо вы ее мне дали,
Вновь на свет меня рождая.
О, не преувеличенье
То, что навсегда отныне
Стал для вас я, герцогиня,
Первенцем, чьего рожденья
Ждет Феррара в нетерпенье!
Нет, — могу я дать вам слово,—
Чуда в этом всем большого:
Ведь, живя шесть тысяч лет,
Первая из всех планет
Каждый день родится снова[171].

Их я и оставил там.

Не избегли б мы несчастья,
Если б этот благородный
Кавалер из волн не спас их.

Мне их светлость повелела
Удалиться, собираясь
Снегом несравненных ножек
Остудить речную влагу.
Прежде чем, услышав крик,
Я на помощь к ней примчался,
Из воды ее уж вынес
Этот дворянин отважный,
И за вами поспешил я,
Видя, что прошла опасность.

Вон виднеется в воде
Верх кареты под песчаным
Берегом.

Ее заметить
Ивы нам мешали раньше.
Люди кавалера тянут
Из воды ее.

Пред вами,
Граф, мой провожатый верный.

Госпожа!..

Маркиз!..

Я даже
И теперь дрожу при мысли,
Что могли мы вас утратить.
Слава господу, вы живы
И опасность миновала…

Лишь благодаря бесстрашью
Этого синьора, к счастью
Оказавшегося рядом.

Кто иной меж храбрецами,
Как не вы, любезный граф,
Ту, что матерью вам станет,
Мог спасти от верной смерти?

Я, синьор маркиз, желал бы,
Чтоб меня Юпитер древний
Сделал в этот миг злосчастный
Птицей царственной своей.
Взмыл тогда б я над волнами,
Как надменный Фаэтон[172],
К солнцу дерзко приближаясь,
И в когтях моих могучих,
У груди моей пернатой,
Перенес бы герцогиню
В ту страну, которой правит
Герцог, повелитель мой.

Граф! Всевидящий создатель,
Кто на помощь вас послал
Утопающей Кассандре,
Вам обязанной до гроба,
Сделал это, чтоб в согласье
С ней вы пребывали вечно,
Чтоб Италия взирала
С изумлением на дружбу
Тех, кого сочла врагами.

Чтó, покуда нас не слышат,
Мне о Федерико скажешь
Ты, Лукреция?

Синьора!
Чтоб ответить, знать должна я,
Что не прогневлю вас этим.

Хоть ответ я угадала,
Говори.

Вам так угодно?

Да.

Нашли б вы больше счастья,
Выйди замуж вы иначе.

Ты права. Но ведь не властна
Я собой распоряжаться.
Если в Мантую обратно,
Ухитрясь найти предлог,
Я вернусь, меня прикажет
Мой отец убить немедля,
И посмешищем я стану
Для любого итальянца.
Сверх того, мне граф не пара,
Брак с ним для меня немыслим,—
Словом, навсегда заказан
Путь мне в Мантую родную.
Ехать я должна в Феррару,
Где меня ждет муж мой герцог,
Чью приверженность к разврату
Мне на страх молва поносит.

Эй! Сзывайте свиту нашу,
И покинем с облегченьем
Лес тенистый, но коварный.
Ты, Рутильо, с доброй вестью
К повелителю Феррары
Первым налегке прискачешь,
Если только не отстанешь
От молвы, неторопливо
Разносящей слух отрадный
И мгновенно — слух прискорбный.
Герцогиня! Руку вашу!
Слуги! Лошадь графу!

Лошадь
Графу!

Граф! В моей карете
Будет вам удобней, право.