Лопе де Вега - Том 6

Ты наказал
Мое высокомерье.

Жалость
Внушает мне твоя судьба.

Полкоролевства моего
Я отдала тебе в уплату
Тех денег, что ты мне ссудил.
А за любовь твою в награду
Я заплачу своей рукой,—
Она твоя.

А я твой раб.
Ту часть Сицилии, которой
Владеть по выбору я стану,
Я отдаю Руфино.

Впрямь
Тебя достойная награда.

Ты с этих пор Скалы Трехглавой
Король.

И нынче ж королевство
Я положу к стопам державным
Лауренсии, теперь оно —
Ее.

Что я могу сказать
В ответ тому, кто так умеет
Людей одаривать? Сгораю
Я со стыда, себя позором
Покрыла я…

Мне руку дай,
Скрепив согласье стать супругой
Печатью уст твоих.

Пусть завтра ж
Со всею пышностью, пристойной
Усопшим королям, из замка
В собор перенесут отца.

А мне-то дайте что-нибудь!
Как макаронам оставаться
Без сыра?

Ты возьмешь Лусилу
И на придачу к ней дукатов
Шесть тысяч.

Славная придача!

Сеньора! Сделать я хочу
Лусьяно дуком Калабрийским.

Он мне по нраву.

И Клариндо
Я без награды не оставлю.

Итак, теперь мы все с деньгами,
Сеньор.

И можем мы по праву
Сказать: Нет знатности без денег.
Разбогатей — и станешь знатным.

Где накидка?

Здесь, сеньора.
Все готово, что вам надо.

Извести пажа Уртадо,
Что я в город выйду скоро.

Помнит он, что в эту пору
Ждут вас в доме доньи Анны.

Сколько франтов утром рано
Нас у церкви поджидало!

Больше, чем их в ряд бы встало
От Севильи до Трианы.
Впрочем, то не диво — дан
Вам природой лик небесный.

Нет, не потому им лестно
Завести со мной роман.
Прав был кóрдовец Лукан,[51]
Говоря, что в деньгах сила:
Не краса моя пленила
Здешних щеголей сердца —
Их богатствами отца —
Индианца я прельстила.
А дон Педро был меж них,
Самый главный мой вздыхатель?

Нет, но брат его, ругатель,
Вас злословил за двоих.

Вряд ли больше остальных
Обо мне он наболтал:
Здесь любой юнец — нахал.

Правильно, тут все — невежи.
Лишь один сеньор приезжий
Сплетничать о вас не стал.

На мужчин глядеть (ведь там
Был и брат мой!) я боялась.

Зря Фелисиано малость
Опоздал ко входу в храм…
Словом, повторяю вам:
Тот приезжий — всех честней.

Шум я слышу у дверей
Дома нашего.

В Севилье
Шум — не редкость.

Инесилья!
Отвори балкон скорей!

Ну, Мартин, войдем!

О боже!

Что страшит вас так?

Да вы же
И страшите нас, бесстыжий!

Нет, на что это похоже!
Как вы смели к нам вломиться?

Слуги!..

В вашем доме, будь я
В милости у правосудья,
Не дерзнул бы я укрыться.
Но уж раз мне здесь судьбою
Суждено искать приют,
Счастлив видеть я, что тут
Добрый ангел встречен мною…
Надо б дверь закрыть.

Руфина!
Живо дом запри!

Сейчас.

Вижу я теперь, что вас
Мне бояться нет причины.

Вход оставь открытым в сени,
Чтоб не вызвать подозренья.

Весь мой вид — опроверженье
Ваших первых опасений.

Вот когда б один забрался
Я, сеньора, к вам нежданно,
Было бы отнюдь не странно,
Если б в вас испуг закрался.
К счастью, был я не один;
В даму же вселить тревогу
Неспособен, славу богу,
Дон Хуан, мой господин;
Так что, согласитесь сами,
Грех ему не пособить.

Удалось со следа сбить
Тех, кто следом шел за вами.
Улицы вокруг пусты.
Миновался миг опасный.

От погони я, несчастный,
Спасся в храме красоты!
Бесподобная сеньора!
Я — как видно то по платью —
Уроженец не Севильи,
Города, который равных
В европейских и заморских
Землях нашего монарха
(Да хранит его всевышний!)
Искони себе не знает.
Родина моя — Мадрид,
Хоть ведет свое начало
От идальго галисийских
Знатное семейство наше,
Потому что, как известно,
Все испанские дворяне —
Внуки горцев астурийских,
Галисийских иль бискайских.
Ах, сеньора, извините,
Что о пустяках болтаю
Я в столь важную минуту!
Бог свидетель, не опасность
Привела меня в смятенье —
Я взволнован тем, что в храме
Красоты я увидал
Вас, ее живой образчик.
Не о том сказать спешу я,
Что по крови с домом графов
Де Андрада тесно связан,
Но о том, что рад несчастью:
Дало мне оно возможность
Побывать в покоях ваших,
Заглянуть куда и солнце
За награду почитает.
Мне пришлось бежать в Севилью
(Как меня судьба взыскала!),
Потому что некий сплетник
За злоречье мной наказан.
Поносил он женщин подло.
Я же, честь их защищая,
Гнева не сдержал и силой
Замолчать лжеца заставил.
А поскольку получил он
В схватке две смертельных раны,
В Индию решил уехать
Я с очередной эскадрой,
Но узнал, прибыв в ваш город,
Что отплытье задержалось,
И воспользовался этим,
Чтоб с друзьями повидаться.
Мимо церкви Магдалины
Шел я нынче и случайно
Завязал беседу с кучкой
Здешних щеголей и франтов.
Был там некий дон Диего,
Низкий шут, болтун нахальный.
Он про женщину любую,
Выходившую из храма,
Говорил одно дурное,
Понося ее повадки,
Красоту ее пороча,
С грязью честь ее мешая.
На его злословье долго
Я не обращал вниманья,
Так как оскорбляет сплетник
Не того, кто им заглазно
Очернен, а тех, кто склонны
Верить сплетне и тем самым
Наносить обиду людям,
Не могущим защищаться.
Тут с пажом, слугой, дуэньей
Из притвора вышла дама,
Судя по ее обличью —
Из семейства индианцев,
И накидкою лицо,
Видя нас, прикрыла сразу,
Так что нам на ткани черной
Засияли пять кристаллов.
Как над темным горным кряжем
Блещет солнце утром ранним,
Так ее глаза струили
Свет над кружевом фламандским.
Но не пощадил хулитель
И ее, сказав: «Напрасно
Брат мой мыслит в брак вступить
С этой индианской павой.
Говорят, ее родитель
Был простой торгаш бискайский,
Продавал железо, уголь,
Но сумел из них алмазы,
В Индии пожив, наделать.
Дочь подобного папаши,
Будь богаче он хоть втрое,
Нос задрав, ходить не вправе».
Я нашел, что не к лицу
Кавальеро речь такая,
И сказал: «Вы, ваша милость,
Говорите, как кабатчик.
Ваша грубость несовместна
С вашим видом, платьем, званьем.
Женщину ценить высоко,
Быть ей вечно благодарным —
Долг порядочных людей,
Ибо каждому из нас
Первый кров ее утроба
Девять месяцев давала.
Поражать клинком злоречья
Женщину чужую значит
Матери своей во чрево
Погружать стальную шпагу».
Побелев, он бросил мне:
«Кто такой вы, чтоб вступаться
За особ, вам незнакомых?»
Я ответил: «Если б даже
Я не дворянином был,
Все равно б о даме гадко
Вам, мужчине, как мужчина,
Запретил я отзываться».
Он воскликнул: «Научу
Вас молчать я, а покамест
Знайте, что бискайка эта
Брату моему не пара».
Я сказал: «Такого мненья
Вслух высказывать не стал бы
Тот, кому известно, сколько
Меж бискаек женщин знатных.
Впрочем, чтобы благородной
Женщина могла считаться,
Ей быть женщиной довольно.
Срам ее срамить!» — «Я сталью, —
Заревел он, — рот заткну
Вам, ее любовник тайный!»
Я ему: «В глаза не видел
Даму я, но вы сказали
Про нее такие вещи,
Что обязан я вмешаться.
Меньше слов и больше дела!
Шпагу наголо, мерзавец,
И не руганью — оружьем
Докажи свою отвагу».
Равны были наши силы,
Но меня, как добрый ангел,
Мысль о даме оскорбленной
Ограждала от ударов,
И на землю враг мой рухнул,
Хоть друзья его пытались,
Шпаги вытащив из ножен,
Задержать мой гневный натиск.
Обречен на пораженье
Дон Диего был заране:
Лучшей участи не стоит
Тот, кто женщину бесславит.
Наказав клеветника,
В храм я кинулся обратно,
Чтоб укрыться там, но в спешке
Улицей другой помчался,
Увидал ваш дом роскошный
И решил, что не откажет
Мне помочь его владелец…
В чем теперь не сомневаюсь.
Но приехал я с сестрою
И ее одну оставить,
Если что со мной случится,
Чрезвычайно опасаюсь.
Лишь поэтому, сеньора,
Умолять я вас дерзаю
Мне приют под вашим кровом
Предоставить до заката.
Ночью я уйду в Санлукар,[52]
А оттуда уж отправлюсь
В Индию, коль не потопит
Судно груз моих несчастий.
Помогите мне в беде,
И навеки начертает
Бедный дон Хуан де Кастро
В сердце, словно на скрижали,
Образ той, кем он с сестрою,
Доньей Анхелой, избавлен
Был в Севилье так нежданно
От опасностей немалых.
Как под полотном своим
Подпись живописец ставит
В чаянье похвал всеобщих,
Так и я в конце рассказа
Перед вами на колени
Опускаюсь в ожиданье:
Тот, кто защищает женщин,
Вправе ждать от них награды.