Лопе де Вега - Том 5

Но себя он не связал
Этим, ибо путь не близкий
От бумажки до женитьбы.
Он влюблен в тебя — но брак
С дамой друга как-никак
Вероломство… Он прослыть бы
Вероломным мог…

Коляска
Ждет.

Постой, куда спешишь?
Вероломство, говоришь?

Да.

Вникая в эту сказку,
Вижу я, что вероломством
Здесь грешит не дон Хуан!

Милая! Тебя в обман
Вводит с ревностью знакомство.
Я-то с Фелисом обетом
Связана…

Да, правда… Что же,
Едем?

Едем!

…Не поймешь,
Связана иль нет. Об этом
Скажет будущее.

Вот и
Бланка — с ней Инес одна.

Как здесь смелость мне нужна!

Я спасу вас от заботы…

Дон Хуан целует ножки
Вам, прелестная сеньора!
Вот стоит он с постной миной
В предвкушенье разговора.

Разговоры ни к чему нам.

Отчего же так сурово
Вы обходитесь с влюбленным?

Выхожу я за другого,
И с другою он помолвлен.

Что помолвка! Взять, к примеру,
Шахматы: игрок часами
Думает, как офицера
Или пешку передвинуть,
Чтобы выиграть, а в браке
Выигрыш еще важнее.
Уж над этим ходом всякий
Думает — и передумать
Может.

Хитрый ты проныра!

Говорил один ученый
Мусульманин из Алжира,
Что, над браком и над книгой
Поразмыслив со вниманьем
Лет с десяток, мудрый ставит
Крест на бумагомаранье,
А потом и на женитьбе.
Года три убил Вергилий[35]
На Буколики, а много ль
В них? Шесть-семь эклог от силы.
На Георгики он восемь
Лет, на Энеиду даже
Все одиннадцать потратил,
Да еще — узнать, что скажут
Греки, к ним поехал с книгой.
Почему же за любого,
Лишь спросив: «А он — мужчина?»,
Выйти девушка готова?
Случаи встречал такие!
Вообще, помилуй боже,
И от свадеб, и от книжек!
(От стихов, пожалуй, тоже!)
Но — достаточно об этом.
Мой язык! Прильпни к гортани,
А не то сеньора примет
Глас рассудка за кривлянье…
Слышал я, король покойный,
Нынешнего дед, спиною
Поворачивался к людям,
Чтоб их не смущать собою.
Подождав, пока привыкнет
Гость к спине его почтенной,
Поворачивался ликом
Самодержец постепенно.
Посетитель в это время,
Поборов свое смущенье,
Вел беседу, благодарный
За такое обращенье.
Так же вот и мне хотелось
Вам помочь в лицо друг другу
Заглянуть и объясниться,
Как положено супругам.
Или вас любовь и ревность
Больше страхом не терзают?
Или нечего сказать вам?
Ну, тигрица?

Я не знаю.

Правду говорит он, Бланка.

Хоть взглянули бы, однако!
Вот стоит он перед вами,
Как побитая собака,
Грустный, словно бакалейщик,
Коему надел замок
Сам судья на двери лавки,
Чтоб он торговать не мог.

Отступитесь, злые духи!

Бог мой!

Не хочу я, нет,
С ним мириться. Если б думал
Он…

Но все ж каков ответ
Ваш?

Он не младенец с соской,—
Мог бы действовать и сам.

Думал я как раз об этом…

Тут не думать надо вам,
А вымаливать прощенье,—
Ведь сама не прыгнет в рот
Ложка с медом. Посмотрите:
Мед-то — вот он, сахар — вот!

Слаще меда и муската…

За Испанию, сеньор!

О любимый мой! С тобою
Кто не вступит в разговор!

О любимая, о Бланка!

То-то! «Не хочу никак
С ним мириться»…

С Теодорой
Ты зачем играешь в брак?

Ты же Фелиса невеста?

Это не любовь, а месть.

Вас зовет отец, сеньора!
Если он найдет вас здесь…

Встретимся в Каса дель Кампо!

Еду, чтоб с тобой побыть.

Только-то и нужно было
Глупым, что поговорить!

В Каса дель Кампо мы сейчас с тобою
Находимся, Леон. Красоты эти
Недаром восхваляются молвою.
Лишь дар Праксителя[36] в его расцвете
Способен был бы вот того фонтана
Создать фигуры. Нет на белом свете
С ним схожего. Из солнцем осиянной
Италии он привезен. Отсюда
В Аранхуэс, тепла, благоуханна,
Летит весна и расцветают чудом
Реки бурливой берега. Здесь краски
Свои, от пурпура до изумруда,
Весна творит для ежегодной сказки.

Мне чудится в огнях росы блестящих,
В цветах, в листве, в ее шуршащей пляске
Присутствие божеств животворящих.

На царственное это изваянье
Взгляни — сколь дивен взор очей грозящих
Филиппа-короля! А вот созданье
Лисиппово, но и его уменье
Способно ль Александровы деянья
Отобразить грядущим поколеньям?
Вернусь к Филиппу. Бронзовые лики
Плененных варваров благоговенье
Являют перед тем, кому великий
Карл предком был, перед жезлом в державной
Деснице. Племенам разноязыким
Как бы внушает он, что сильным, славным
Мир ослабевший может стать лишь властью
Оружия и веры.

Марсу равным
И доблестью, и грозной бранной страстью,
Бойцом, достойным родины — и Трои —
Узреть его испытываю счастье.
Знавал ли мир подобного героя,
Чей меч соревноваться мог с алмазом,
Чей вид страшил нездешнею красою?

А эта прелесть, судя по рассказам,
Властителя Флоренции владенья[37]
Собою украшала.