Лопе де Вега - Том 4

Хоть деньги брать за представленье!

Сестра! Отцу с тобой беда:
Ведь ты по чтенью — никуда.

Неправда, есть к отцу почтенье!

Узнав про эту перепалку,
Уж он тебя не пощадит,
Накажет крепко. Экий стыд!

Засадит, разве лишь, за прялку,
А бить не станет по рукам.

Так рассказать ему об этом?

Нет, нет! Пусть будет под секретом!
Смолчишь — тебе я что-то дам.

Вы здесь, сеньора?

Вот и Клара.
Они нам не дадут скучать:
Служанка госпоже под стать.

Два сапога, известно, пара.

Я принесла вам, ваша милость,
Весть важную.

Какую весть?

Вам доложить имею честь,
Что наша кошка окотилась.

Когда?

Сегодня.

Где? В подвале?

Нет.

Где? Скажи!

На кухне.

Да?
Вот умница! Бежим туда!

Но вы еще не все узнали.
Нынче утром, как обычно,
Над Мадридом встало солнце,
Пышной хвастаясь ливреей,
Королевской — красной с желтым.[53]
И по улицам Мадрида
С кашлем двинулись повозки,
Простудившиеся за ночь
В глубине дворов холодных.
Улица! Она могла бы,
Как однажды молвил кто-то,
Всяких рассказать историй
Больше, чем бывалый воин…
В ранний час, когда гуляки
Возвращаются с попоек
И шумнее напоследок
Их веселие хмельное,
В ранний час, когда в постелях
Толстосумы спят спокойно,
В час, когда за труд берется
Люд рабочий и торговый
И аптекари коренья
Растирают в ступках звонких,
Жалобные раздались
Причитанья нашей кошки:
«Ай-ай-ай-ай-ай! Рожаю!
Где ты, мой любимый котик?»
И, разбужен этим криком,
Кот Мордан вскочил в тревоге:
Даже не успев умыться,
Он помчался, хвост трубою,
Созывать родных и близких.
А родня ее, должно быть,
Не испанцы, а мориски:[54]
Не по-нашему лопочут.
Раньше всех пришла вдовица,
Жирная, но с постной мордой,—
Роженице доводилась
Прапрабабкой эта кошка.
В черное была одета,
С шейным беленьким платочком,
А за нею волочился
Пышный хвост — кошачья гордость.
У постели роженицы,
Подкрепившись молочком,
Бабушка дала советы,
Как ей пересилить боль.
Все-таки она кричала,
Было ей терпеть невмочь:
Шестеро сынков и дочек
У бедняжки родилось.
Шесть котяток разноцветных.
Все красавцы — на подбор.
Будь одной котята масти,
Серой в яблоках притом,
В королевскую карету
Их запрячь бы шестерней.
Тут на всех соседних крышах
Ликованье поднялось.
Всякий, кто в родстве и дружбе
Был с мамашей молодой,
Принести ей поздравленья
Счел за свой первейший долг.
Прибежали любоваться
На мамашу и приплод
Кот Мурлыка, кошка Мурка,
Длинноух, Короткохвост,
Уголек, Усач, Пеструшка,
Цапцарапка и Пушок.
Кто в плаще явился белом,
Кто пришел в мантилье черной,
Кто был в пестрой телогрейке,
Кто надел камзол в полоску.
В трауре пришел на праздник
Мурзик, баловень всеобщий:
Котофей, его папаша,
Псом-убийцей был разорван.
Гости принесли подарки:
Кто рыбешку, кто мышонка,
Кто куриных потрохов,
Кто мясца, кто сальца ломтик.
И сейчас на кухне нашей
Пир у них идет горою.
Я туда вас приглашаю
Посмотреть на милых крошек.
Чтó мы принесем в подарок
Новорожденным, сеньора?

Ах, как ты мне угодила!
Восхитительная новость!
Клара, душенька!..

Пойдемте.

Ну, беги! Я за тобой.

Опять дурацкие затеи!
Не знаю, что и делать с ней.

И Клара тоже не умней.

За что и нравится Финее.

Вдвоем им, дурочкам, уютней.
Но Клара иногда весьма
Ловка.

Я знаю, что ума
Довольно у нее для плутней.

Приведены к прекрасной Нисе
Мы путеводною звездой.

И видим солнце пред собой,
Сошедшее с небесной выси.

О Ниса!

О моя сеньора!

Прошу вас! Но каков предмет…

Дуардо сочинил сонет,
Который стал причиной спора.
Нам высший суд — ваш тонкий ум.

Мой ум? Но я — сестра Финеи!

Сужденье ваше нам ценнее,
Чем суд Сивиллы древних Кум.[55]
Испанцев ваш изящный вкус
Счастливей сделал прочих наций:
Мы четырех имеем граций,
Насчитываем десять муз.[56]
В искусстве — лучший вы судья.

Сеньоры! Ваше мненье лестно,
Но выбор ваш, — сказать вам честно,
Неправильным считаю я.

Мы верим вашему сужденью
И просим выслушать сонет.

Отказываться смысла нет.
Пожалуйста, приступим к чтенью!

Не может опалить земное пламя
Моей любви внутри и вне меня.
Она — в лучах небесного огня,
Ей ангельский огонь — живое знамя.

Моя душа могучими крылами
Влечется к солнцу, корифею дня,
И ангел пламенный, ее храня,
Легко меня возносит над мирами.

Не опалит меня огонь земной,
Не соблазнюсь гореньем быстротечным,
Воспламеняет огнь меня иной.

Но если я горю огнем предвечным —
Земная власть невластна надо мной.
Так борются бессмертное с конечным.

Я ничего не поняла.

Но каждое из слов понятно.
Толкую здесь я троекратно
Огонь, субстанцию тепла.
Назвать бы мог я свой сонет
Философической картиной.
Три формы сущности единой —
Мой замысел и мой сюжет.
Любви природа такова:
Отринув страстный огнь Цитеры,[57]
Она чрез ангельские сферы
Влечет нас в сферу божества.