Конфуций - Уроки мудрости

Где занято несколько моу[112] под тутовым садом,
Там листья сбирают и бродят в саду за оградой.
Там шепчут: «Пройтись и вернуться с тобою я рада».

А дальше за садом, где туты посажены были,
Там сборщики листьев гуляли и вместе бродили.
Шептали: «С тобою пройдемся мы», – и уходили…

Удары звучат далеки, далеки…
То рубит сандал дровосек у реки,
И там, где река омывает пески,
Он сложит стволы и сучки…
И тихие волны струятся – легки,
Прозрачна речная вода…
Вы ж, сударь, в посев не трудили руки
И в жатву не знали труда –
Откуда ж зерно с трехсот полей
В амбарах ваших тогда?
С облавою вы не смыкались в круг,
Стрела не летела из ваших рук –
Откуда ж висит не один барсук
На вашем дворе тогда?
Мы вас благородным могли б считать,
Но долго ли будете вы поедать
Хлеб, собранный без труда?

Удары звучат далеко, далеко…
Колесные спицы привычной рукой
Тесал дровосек над рекой.
На берег он сложит те спицы свои.
Над гладью недвижной воды покой,
Прозрачна речная вода.
Но хлеб ваш посеян не вашей рукой,
Вы в жатву не знали труда.
Откуда же, сударь, так много снопов
На ваших полях тогда?
Мы вас благородным могли бы счесть,
Когда б перестали вы в праздности есть
Хлеб, собранный без труда!

Далекий топор все звучал и звучал –
Ободья колес дровосек вырубал.
И ныне обтесанный, крепкий сандал
Он сложит на берег реки.
Кругами расходится медленный вал,
Прозрачна речная вода…
Нет, наш господин ни в посев не знал,
Ни в жатву не знал труда –
Откуда же триста амбаров его
Наполнены хлебом тогда?
Он с нами охоты не вел заодно,
И дичи из лука не бил он давно,
Откуда ж теперь перепелок полно
На этом дворе тогда?
Коль он благородным себя зовет,
Пускай же не ест без тревог и забот
Хлеб, собранный без труда!

Ты, большая мыть, жадна,
Моего не ешь пшена.
Мы трудились – ты хоть раз
Бросить взгляд могла б на нас.
Кинем мы твои поля –
Есть счастливая земля,
Да, счастливая земля!
В той земле, в краю чужом
Мы найдем свой новый дом.

Ты, большая мышь, жадна,
Моего не ешь зерна.
Мы трудились третий год –
Нет твоих о нас забот!
Оставайся ты одна –
Есть счастливая страна,
Да, счастливая страна,
Да, счастливая страна!
В той стране, в краю чужом,
Правду мы свою найдем.

На корню не съешь, услышь,
Весь наш хлеб, большая мышь!
Мы трудились столько лет –
От тебя пощады нет.
Мы теперь уходим, знай,
От тебя в счастливый край,
Да, уйдем в счастливый край,
Да, уйдем в счастливый край!
Кто же в том краю опять
Нас заставит так стонать?

Давно уже в доме сверчок зазвенел,
К концу приближается год,
И коль не вкусили мы радость теперь –
День минет и месяц уйдет!
Не радуйся слишком, как ты бы хотел,
Но вспомни о жизни, что ждет;
Пусть радость и счастье имеют предел –
Ты должен бояться невзгод!

Давно уже в доме сверчок зазвенел,
И дни убегают в году,
И коль не вкусили мы радость теперь –
Дни минут и луны уйдут!
Не радуйся слишком, как ты бы хотел,
Но вспомни: труды еще ждут;
Пусть радость и счастье имеют предел –
Ты должен быть предан труду.

Давно уже в доме сверчок зазвенел,
Не слышно телег – тишина,
И коль не вкусили мы радость теперь –
День канет и минет луна!
Не радуйся слишком, как ты бы хотел,
Но вспомни, что горесть грозна;
Пусть радость и счастье имеют предел,
Да будет с тобой тишина!

С колючками ильм вырастает средь гор,
А вяз над низиною ветви простер.
Есть много различных одежд у тебя,
Но ты не наденешь свой лучший убор;
Повозки и лошади есть у тебя,
Но ты не поскачешь на них на простор.
Ты скоро умрешь, и другой человек
Весь скарб твой присвоит, захватит и двор.

Сумах вырастает средь горных высот,
А слива в низине растет средь болот.
Есть внутренний дворик и дом у тебя –
Никто их как следует не подметет.
Там есть барабаны и колокол есть,
Никто только в них не стучит и не бьет.
Ты скоро умрешь, и другой человек
Владеть твоим домом богатым придет!

Сумах вырастает на склоне крутом,
Каштаны в низине растут под холмом.
Есть яства, хмельное вино у тебя,
Но гуслей не слышим мы в доме твоем.
Ты счастлив не будешь и дни не продлишь
Игрою на гуслях своих за вином.
Ты скоро умрешь, и другой человек
Хозяином вступит в оставленный дом.

Бурные, бурные воды реки[114].
Чисто омытые белые скалы.
В белой одежде, что с воротом алым,
В У[115] я тебя, милый мой, провожала.
Свижусь ли я, мой любимый, с тобою? –
Только о радости я помышляла.

Здесь, в возмутившихся водах реки,
Белые скалы до блеска омыло.
Белое платье я алым расшила,
В Ху за тобою иду я, мой милый.
Скоро увижусь, любимый, с тобою –
Вот и тревогу забыла.

Бурные, бурные воды реки,
Белые скалы видны над волнами.
Слышу твой зов – не осмелимся сами
Тайну кому-то поведать словами!

Перцового дерева крупные зерна
Обильны, уж полон для мерки сосуд;
Вы ж, сударь, могучи собою и рослы,
Достоинством равного вам не найдут!
Перцовое дерево выросло тут,
На дереве шапкою ветви растут.

Перцового дерева крупные зерна
Обильны, уж пригоршни обе полны;
Вы ж, сударь, могучи собою, и рослы,
И духом своим благородным сильны!
Перцовое дерево выросло тут,
На дереве шапкою ветви растут.

Дважды хворост жгутом охватив, я вязанку сложила,
В эту пору тройное созвездие[116] в небе светило.
В этот вечер – не знаю, что это за вечер сегодня, –
Я тебя увидала – собою прекрасен мой милый.
Почему же таким ты, почему же таким ты
Был прекрасным и добрым, мой милый?

Я связала охапку травы, положила на плечи…
Три звезды нам светили на юго-востоке в тот вечер.
В этот вечер – не знаю, что это за вечер сегодня, –
Но с тобою мы встретились – это нежданная встреча!
Почему же с тобою, почему же с тобою
Так отрадна нежданная встреча?

Я из веток вязанку сложил, опоясал в два круга,
Три звезды перед дверью моею светили нам с юга.
В этот вечер – не знаю, что это за вечер сегодня, –
Но тебя я увидел внезапно – прекрасна подруга!
Почему же собой ты, почему же собой ты
Так мила и прекрасна, подруга!

Груша растет от деревьев других в стороне,
Ветви раскинулись в разные стороны, врозь,
Так же и я одиноко брожу по стране.
В спутники разве чужого не мог бы я взять?
Но не заменит он брата родимого мне!
Вы, что проходите здесь по тому же пути,
Что ж не идете вы с тем, кто совсем одинок?
Близких и братьев лишен человек, почему
В горе ему на дороге никто не помог?

Груша растет от деревьев других в стороне,
Ветви раскинулись, густо листвой обросли…
Так же один, без опоры скитаюсь вдали…
В спутники разве чужого не мог бы я взять?
Только чужие родных заменить не могли!
Вы, что проходите здесь по тому же пути,
Разве не жаль вам того, кто совсем одинок?
Близких и братьев лишен человек – почему
В горе ему на дороге никто не помог?

В барашковой шубе с каймой из пантеры
Ты с нами суров, господин наш, без меры.
Другого ужели нам нет господина?
Служили мы исстари правдой и верой.
Рукав опушен твой пантерой по краю.
Ты с нами жесток – мы в труде изнываем.
Другого ужели нам нет господина?
Мы старую верность тебе сохраняем.

То дикие гуси крылами шумят,
К могучему дубу их стаи летят –
На службе царю я усерден, солдат.
Я просо не сеял, забросил свой сад.
Мои старики без опоры… Мой взгляд
К далекой лазури небес устремлен:
Когда ж мы вернемся назад?

То гуси, шумя, направляют полет
Туда, где жужуб густолистый растет.
Нельзя быть небрежным на службе царю –
Я просо посеять не мог в этот год.
Отец мой и мать моя… Голод их ждет!
Когда, о далекое небо, скажи,
Конец этой службе придет?

Пусть гуси свои вереницы сомкнут,
Слетаясь на пышный, развесистый тут.
Нельзя нерадиво служить – и в полях
Ни рис, ни маис в этот год не растут.
Отец мой и мать где пищу найдут?
О дальнее синее небо, верни
Солдату привычный труд!