Генри Мортон - Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса
После пережитого катарсиса спуск в долину Клуни прошел незаметно. Зато сама долина порадовала меня какой-то мягкостью и добротой. Казалось, леса и поля блаженно греются в последних лучах послеобеденного солнца. На берегу реки, протекавшей по этой прелестной горной долине, я увидел картинку, которая, несомненно, украсила бы любую гостиную Блумсбери. Здесь, на кромке воды и суши, паслось небольшое стадо типичных хайлендских коров — лохматых, коротконогих, с могучими рогами. При моем приближении они поднимали свои патлатые головы и флегматично провожали меня взглядом. Право, ну чем не рекламный плакат туристического агентства! На другом берегу реки высился холм, заросший сосновым лесом (деревья стояли так густо, что напоминали щетину зубной щетки), а за ним под самые небеса вздымалась гора с лиловым облаком вокруг вершины.
Я решил двигаться на звук текущей воды и не обманулся: с последними лучами солнца я уже въезжал в Бреймар, который положительно кипел жизнью. Уж не собираются ли местные жители развернуть еще один штандарт на крутых берегах своей реки? В некотором смысле именно так! Ведь завтра день Бреймарского собрания.
— Да-да, ваша комната ждет вас! Будете обедать?
— Нет, я возьму яйцо с чаем!
Над сиреневым вереском, над сосновым бором зажигается первая вечерняя звезда, и тихий покой сентябрьских вечеров нисходит на берега Ди.
4Я наблюдал, как круглая луна выкатывается на небо и утверждается над холмом. Черные лесные заросли отсвечивали, словно присыпанные золотой пылью. Река Ди казалась лентой расплавленной бронзы. А высоко в холмах мерцали маленькие искорки — освещенные окошки домов и ферм. Оттуда доносился едва слышный собачий лай, и бреймарские барбосы отвечали смущенным подвыванием, которое затем перешло в ожесточенный лай — будто они вдруг разглядели в лунном свете чужака.
Это была волшебная ночь, которая позаимствовала часть своей магии у диких окрестных холмов. У нас в Англии лунный свет выглядит совсем безопасным. Помнится, в детстве я жил в графстве Уорикшир, недалеко от Эйвона. Каждую ночь я засыпал, а из окна на меня лились потоки лунного света. Но даже необузданное юношеское воображение не могло извлечь из этого света ничего страшнее, чем феи Душистый Горошек и Горчичное Зерно. То ли дело в шотландских горах или в Ирландии. Здешний лунный свет предполагает не веселые игры безобидных саксонских эльфов, а жуткий оскал кельтского колдуна или ведьмы. И если уж ночью при свете шотландской луны вам повстречаются фейри, то будьте уверены: они идут красть чьего-то младенца.
Где-то в лесу заухала сова. Затем раздался всплеск на реке — один, другой, — это рыба выскочила из воды и плюхнулась обратно. И снова все стихло, лишь на блестящей, маслянистой поверхности остался крошечный водоворот. Я сидел, наслаждаясь покоем ночи, прислушиваясь к ее таинственным звукам — шорохам и неожиданному шелесту невидимых крыльев. Откуда-то издалека донесся шум — кто-то решительно, не таясь, шел по дороге. Шаги приближались, затем раздался громкий голос:
— Огонька не найдется?
Я нашарил в кармане спички. Ко мне подошел богатырского вида шотландец с огромным мешком на плече. В свете зажженной спички я разглядел копну спутанных рыжих волос и острый, настороженный взгляд голубых глаз. Незнакомца окутывало облако крепчайшего табачного дыма.
— Да! — с наслаждением вздохнул он, возвращая мне коробок. — Отличная сегодня выдалась ночка!
Шотландец стоял, попыхивая трубкой, и, казалось, не собирался уходить.
— Я думаю, и утро будет что надо.
— Вы завтра участвуете в играх? — вежливо поинтересовался я.
— Ага, в метании кейбера[27].
Я с уважением посмотрел на его мощные плечи и огромные кулаки.
— О, здесь просто нужна сноровка, — скромно заметил мужчина, оценив мой взгляд. — Это совсем несложно, если знать, как делать. А вы англичанин?
— Точно.
— Ну да…
Он продолжал задумчиво курить.
— Да, отличная ночь. Видели, как рыба прыгает? А вы впервые в Шотландии?
— Да.
— Ну ясно…
Я почувствовал, что теперь моя очередь поддержать разговор.
— А вы не знаете, где именно, в каком месте граф Map развернул штандарт в 1715 году?
Шотландец молча дымил, как бы раздумывая, стоит ли делиться со мной столь важными сведениями. Затем ткнул своей трубкой:
— Вы, небось, из «Герба Инверколда»?
— Да, я остановился там.
— Ну, значит, вы будете спать на том самом месте… Да, граф Map был великим человеком, и шестого сентября он развернул знамя короля Якова.
Он выпустил еще одно облачко ужасного дыма.
— А в вашем городе сохранились какие-нибудь истории о тех событиях?
Снова задумчивая пауза.
— Да нет, я вроде бы ничего такого не слышал… Сейчас уже об этом не шибко вспоминают! Хотя…
Тут он замолчал и вновь выпустил клуб дыма.
— Помню, когда я был совсем еще мальцом…
Новые клубы дыма — пф-пф!
— Я знавал одного старика из Керкмайкла… так тот, бывало, рта не раскроет, чтоб не рассказать какую-нибудь историю.
Пф!
— Как-то раз я слышал от него…
Пф!
— Что…
Пф!
— Когда граф Map разворачивал штандарт, с его верхушки сорвался медный шарик и упал на землю. Народ ужасно обеспокоился, и кое-кто из горцев раздумал участвовать в восстании. По правде говоря, многие кланы тогда развернулись и потопали домой. Спрашиваете, почему? Потому что это было дурное предзнаменование… Коли этакое случается в самом начале, то удачи не жди. Так оно все и вышло — да вы сами можете почитать в исторических книжках.
Он как бы нехотя выуживал эту историю из памяти и на своем тягучем и рокочущем шотландском диалекте пересказывал мне. Я узнал, что штандарт, который развернули от имени сына Джеймса II, был голубого цвета; на одной его стороне красовался герб Шотландии, на другой — традиционный чертополох. Поделившись этими сведениями, мужчина пожелал мне спокойной ночи и решительно зашагал прочь…
5«Королева Анна умерла!»
Почему это простое утверждение, констатация очевидного факта, и в наши дни воспринимается как роковая фраза? Не раз мы видели на сцене мюзик-холла, как после подобных ключевых слов рушились династии. Объяви, например, актер «Король Карл умер» или «Королева Елизавета умерла», это не вызовет особого ажиотажа в зале. И в то же время обыденная фраза «Королева Анна умерла» неизменно производит в сознании англичанина эффект разорвавшейся бомбы. И только здесь, в Бреймаре, до меня дошло, что, очевидно, эти слова являются последним отзвуком тех политических бурь, которые прокатились по Англии и Шотландии в связи с кончиной упомянутой монархини. Смерть ее была неожиданной и неуместной — ведь незадолго до того личный врач королевы уверил и вигов, и тори, что она вполне успешно проживет еще «шесть с половиной лет». И вдруг такой афронт! Немедленно встал вопрос о наследнике, и вся страна поделилась на два лагеря. Одни поддерживали притязания Джеймса, брата королевы, вошедшего в историю под именем Старшего Претендента. Другие же ссылались на «Акт о престолонаследии», согласно которому корона должна была перейти к ганноверскому курфюрсту Георгу I, протестанту по вероисповеданию. Это было время самых фантастических слухов и бесконечных тайных совещаний за закрытыми дверьми. В крохотный жалкий двор Стюартов в Сен-Жермене то и дело прибывали нарочные из Шотландии. Небольшой, но вульгарный в своей пышности двор Ганноверов в Герренхаузене тоже находился в нетерпении: сводки о здоровье королевы Анны изучали с тем же напряженным вниманием, с каким фондовая биржа ждет смерти известного миллионера. «Не сомневаюсь, — писал Джеймс Анне, — что Вы предпочтете своего единокровного брата этому ганноверскому герцогу, самому далекому из всех наших родственников». Со своей стороны двор в Герренхаузене настаивал, что было бы правильно отдать место в палате лордов Георгу. Анна, которая испытывала отвращение к ставленнику королевы Елизаветы, заявила, что «для нее пригласить ганноверца — это все равно, что поставить перед своими глазами гроб». Узнав об этом, Стюарт возликовал. В лондонских кофейнях рассказывали, будто Джеймс якобы инкогнито прибыл во дворец Сент-Джеймс и провел тайные переговоры с королевой, своей единоутробной сестрой. Увы, жизнь опровергла надежды якобитов. Воскресным утром в августе 1714 года прозвучала сакраментальная фраза: «Королева Анна умерла!» Это сообщение захватило врасплох сторонников Джеймса из числа тори. Пока они раздумывали и колебались, виги-протестанты начали действовать. Не прошло и нескольких часов, как они отправили гонца в Ганновер с посланием, которое начиналось словами «Всемилостивейший государь…» Георг также подписывал ответные депеши «Георгиус Рекс». Тем временем в Бар-ле-Дюке молодой меланхоличный Стюарт — который еще в тринадцатилетнем возрасте был провозглашен в Сен-Жермене королем Англии, Шотландии и Ирландии, — разразился своей первой прокламацией. В ней он жаловался и тоном обиженного специалиста по генеалогии отмечал, что Георг отнюдь не является прямым потомком английских королей: длинная очередь из пятидесяти кандидатов стоит между троном и «этим узурпатором, не ведающим нашего языка, наших законов и конституции».
