Секс и судьба - Хавьер Шико
Ногейра с опасением получил всю эту информацию. Но даже теперь, с помощью молитвы преодолевая собственное отвращение, после обеда он пришёл к жилищу Торресов.
Его разум боялся худшего, сам он был печален…
Он нажал на кнопку звонка в вестибюле, преобразованном в сад. Но отец Жильберто, увидев его ещё издалека, когда тот выходил из автобуса, со своей террасы, где он курил в час сиесты, отправил ему предупреждение. Слуга дома пришёл от его имени сказать Клаудио, что тот может считать себя нежелательным гостем здесь. Хозяин не примет его ни сейчас, ни потом.
Всё поняв, Клаудио удалился. Попытка оказалась бесполезной.
Он вернулся к работе и попросился побеседовать с шефом, который стал его другом. Он показал ему письмо, посланное его дочери этим агрессором, и сообщил о необходимости защищать её, не рассказывая об этом зятю, который и так старается защитить её от свёкра.
Любезный и гуманный, управляющий присоединился к его просьбе и предложил ему отпуск на шесть месяцев. Для него, бывшего служащего с блестящим состоянием дел, здесь не будет никаких проблем. Таким образом, Клаудио сможет поддержать молодую женщину и защитить её, начиная с почтового ящика, стараясь, чтобы ни одно новое письмо больше не попало к ней в руки, и кончая постоянной помощью по дому, час за часом, чтобы обеспечить спокойное протекание беременности. Сам же он передаст Жильберто и его коллегам, что получил от друзей-врачей рекомендации хорошенько отдохнуть в неопределённый период времени и сам будет встречаться с врачами клиники, которые не откажут ему в этой помощи. Пусть он отдыхает и заботится о дочери.
Успокоенный, отец поблагодарил управляющего.
Пришла ночь, и он поговорил с дочерью и успокоил её. Он заявил, что у него есть причины верить, что Немезио больше не будет надоедать ей. Он рассказал ей, как сходил в резиденцию Торресов. Но дальше этой информации он не решился говорить, просто дав понять, что проблема в принципе решена. И желая поставить точку на прошлом, отец и дочь стали говорить об отпуске. Марина радовалась. Они оба предадутся разного рода работам. Вместе они сделают колыбель для малыша. Они придадут новый вид апартаментам, поменяют украшения. Клаудио пошутил. Он подчеркнул, что они с Жильберто заключили пари. Зять ждал принца. И поскольку надо в любом случае организовать дворец, а ему подсказывает сердце, что у него появится внучка, то он согласился на обновление движимого имущества и покраску стен, но потребовал, чтобы работы были выполнены с основным розовым цветом. Они стали шутить. Одобряя планы, Марина попросила его помощи в создании альбома, который она готовит для появления ребёнка, пока они ждали Жильберто, который продолжал свою учёбу по вечерам, чтобы улучшить своё служебное положение.
Уже ложась спать, Клаудио растрогал нас своими уместными раздумьями, проникнутыми страстными молитвами. Он с тревогой предвидел, что отныне у него будут новые заботы. Он будет бдить над Мариной и, как следствие, над Маритой, поскольку был убеждён в её перевоплощении в семье. Письмо Немезио, которое выражалось его несогласием, и та грубость, с которой он закрыл у него перед носом двери, не оставляли ему ни малейшего сомнения. Скоро будут конфликты и оскорбления. Но было бы неразумным предаваться разочарованию. Он молился, прося поддержки дружественных Духов. Пусть не оставят они его одного, пусть помешают проявлению слабости, пусть похитят у него желание мести. Он чувствовал себя как на экзамене. Бесспорно, он должен был причинить зло Немезио Торресу в предыдущих существованиях. И должен платить. Лишь вспышка спиритической логики была в состоянии распутать мучительную интригу. Этот человек нанёс удар ему в душу и в плоть, стал для него приёмником его судьбы. Сознание вынуждало его принять вызов со смирением. Если бы ему пришлось быть не в состоянии приспособиться к добродетели, он надеялся положить конец обретённым долгам, даже если бы это стоило ему жизни. Вот почему он умолял о поддержке Христа, чтобы забыть о пути внешнем, следуя Божественным Законам…
Зная приблизительное время прихода в дом корреспонденции, Ногейра вышел на следующий день, ссылаясь на необходимость купить свежего хлеба, и, действительно, вытащил из почтового ящика ещё одно письмо Немезио, адресованное Марине, подлинность которого он сразу же установил по почерку. Он открыл его. Там была целая коллекция посланий с привкусом жёлчи. Он там смешал заявления и инструкции, ссылался на трудности, на кризис. Он говорил, что ему нужно восстановить свои финансы. Позже он придёт в норму, если она подчинится ему. Несмотря на нанесённый ему ущерб, он всё ещё достаточно богат, чтобы сделать её счастливой. Он требовал ответа, он угрожал.
Сдерживаясь, Ногейра сжёг письмо.
Это повторялось ежедневно, в течение двух месяцев.
Подробное или краткое, письмо приходило в одно и то же время, каждый последующий текст более непристойный, чем предыдущий. Иногда он излагал свои приключения, которым предавался во Фламенго, пытаясь увидеть её. В других случаях, после медоточивых фраз, он вспыхивал возмущением, заявляя, что пустит себе пулю в лоб, положив перед этим заявление в полицию, чтобы разорить её. В этих компрометирующих письмах он запрещал ей иметь детей от Жильберто. Он, скорее, предпочтёт убить её или себя, чем принять внуков из семьи, в которой они были созданы. Он ссылался на револьвер, словно на своего ежедневного спутника.
День за днём коммерсант являлся своему терпеливому читателю всё более противоречивым и всё менее разумным. Каждый раз, когда он предавал огню его письмена, Клаудио ощущал, что редактор такого коварства всё больше увязает в безумии и одержимости, не имея возможности что-либо предпринять, чтобы быть между счастливым зятем и беременной дочерью. Он платил за всё с горечью, не деля ни с кем ту боль, которая охватила его. И чтобы дочь не могла проникнуть в мотивы такого внимания, он превратился в одну страницу, готовую для каждого момента.
Во время последнего визита в кабинет врач предписал лёгкие физические упражнения. Никакой гимнастики; что-нибудь более лёгкое. Небольших прогулок пешком достаточно. Она должна будет, в рамках возможного, делать небольшие прогулки пополудни до пляжа. Ничего более. Беременная женщина подчинилась, и, как можно было ожидать, Ногейра взял на себя роль телохранителя, сдерживая своё сердце, раздавленное тревогой. Он не будет делать ничего противоречащего предписанию. Для дочери первое проявление Немезио с помощью почтовой службы было изгнано из её мыслей.
Привязанная к своему отцу, Марина выходила из здания на короткую получасовую прогулку, чтобы потом сидеть в его компании на берегу моря. Там они разговаривали на темы, связанные с домом, если не погружались в темы духа.
Шесть дней прошло с начала прогулок, рекомендованных врачом, когда послания Торреса-отца пришли несколько другим путём.
Сопровождая Ногейру, мы исследовали изменение. Изменилась корреспонденция, которая содержала в себе оскорбления, выявляла сверхвозбудимость на грани безумия. Он информировал жену Жильберто, что видел их на пляже, в компании этого отца, который не достоин даже унизительных прилагательных, и заметил, что она беременна, несмотря на приказы, которые он диктовал ей в своих предыдущих посланиях. Он говорил, что он самый деморализованный человек из всех деморализованных. Ему надоела страсть, которую он питал к ней, и предпочитает умереть. Он признаётся в крахе. Теперь всё для него отсутствовало: у него нет больше денег, и его друзья повернулись к нему спиной. Ему остаётся лишь дом, и тот на ипотеке. Он ждал её, ждал её решений. Вместе он мог бы рассчитывать на подъём. Но упомянутая беременность привела его к действительности. Он пустит себе пулю в лоб. Он с отвращением говорит ей до свидания, а также прощается со всем миром. Пусть она увидит среди множества пятен, в которых испачкан лист бумаги, следы слёз, слёз возмущения, слёз презрения, слёз отвращения. Он заканчивал письмо, выстроив в одну фразу все непристойности, уточнив, что подписывается своим именем в последний раз.
