Скарлетт Томас - Орхидея съела их всех
Он явно не только пил, но еще и плакал.
– Ш-ш, – утешает Бриония. – Все нормально. Давай-ка расскажи мне обо всем.
За этим следует невразумительный рассказ о том, как сильно он любит Клем, и про какую-то игру в рыбалку, и потом – про видео, которое сняла студентка, но почему-то не студентка Клем, а его, Олли, студентка. И разобраться во всем этом очень сложно, и это видео уже на Ютьюбе, совсем как то видео со Скай Тернер, которое тоже сразу попало на Ютьюб, и, кстати говоря, видео с Олли в каком-то смысле спровоцировано тем видео со Скай Тернер, и там, в этом видео, показано, как Олли предлагает студентке пятнадцать лишних баллов за сочинение, если…
– О боже, – говорит Бриония, поежившись. – Но как вообще?..
– Это была совершеннейшая гребаная подстава. Я дал ей свой номер телефона, потому что…
– Ты дал ей свой номер?
– Она сказала, что у нее нет друзей! И что она пыталась покончить с собой!
– Ясно.
– Мне нужно поговорить с Клем. Она не понимает. Я никогда не испытывал никаких сексуальных чувств к этой Шарлотте Мэй. Если я о чем и фантазировал, так это о том, что было бы здорово, если бы она была моей дочерью. Но, понятное дело, я никому не могу об этом сказать, ведь это звучит еще ужаснее.
– Так за что ты предложил ей пятнадцать дополнительных баллов?
– Дело в том, что она сняла майку и…
– О боже, – снова произносит Бриония.
– И я предложил ей пятнадцать баллов за то, чтобы она надела ее обратно. Вообще-то я сказал это на камеру, чтобы показать, что я совершенно не хочу видеть ее без майки! Но, похоже, торговать дополнительными баллами – это в любом случае нарушение профессиональной этики, независимо от условий.
– И что сказала Клем?
– Она сказала, что давно замечала за мной разные странности. А еще сказала, что ее, как и всех остальных, от меня тошнит. Что я, видите ли, вру и жульничаю, что я сексист и расист, что…
Олли бросает взгляд в окно.
– Вот дерьмо, – говорит он. – Просто отлично. Пресса.
– С чего ты взял?
– Этот урод меня с самого утра пасет.
– Не думаю, что он тебя заметил.
– Пока нет. Но заметит. Они, говорят, взламывают телефоны и выслеживают тебя по сигналу.
– Послушай. Давай снимем комнату, возьмем бутылку вина и вместе что-нибудь придумаем. За мой счет.
– Ты что, делаешь мне непристойное предложение? Мне кажется, я уже достаточно всего…
– Конечно же, я не делаю тебе никаких непристойных предложений. Не говори ерунды. Просто это будет правильно. Куда еще нам податься, если за тобой хвост из газетчиков?
– Наверное, мне и в самом деле нужен сейчас какой-то угол, потому что меня отовсюду прогнали – и из дома, и с работы.
Олли идет наверх в номер, и через десять минут, тяжело дыша, по той же лестнице поднимается Бриония. У нее немного кружится голова, как будто бы мысли ее поднимаются по лестнице быстрее, чем она сама. Примерно так же она чувствовала себя, когда бежала те пять километров, с которых все и началось. А может, все началось гораздо раньше. Она думает о своей посадочной полосе, и о ногтях на ногах, и о том, что все это – для него одного. Хотя не совсем. Точнее, только в некотором смысле. В том смысле, что все это – для того Олли, который являлся ей в фантазиях. Но ничего страшного, ведь реальность сейчас такова, что они останутся одни в гостиничном номере и проведут там вдвоем какое-то время, и потом… Бриония смотрит на часы. Уже четыре. У нее есть максимум час. Ну, от силы полтора. И нужно постараться не пить много перед дорогой домой. Еще один большой бокал – и все.
В номере, кроме кровати, толком ни на чем не посидишь, поэтому они усаживаются рядышком на постель и вытягивают ноги. Бриония наполняет бокалы. Это какого-то там особенного сорта мерло – в бокале оно оказывается приятного, глубокого красного цвета. Такого же, как ее платье.
– У меня дома тоже все наперекосяк, – говорит Бриония. – Если тебя это немного утешит. Не знаю, что делать с Холли, и…
– Я не уверен, что из меня сейчас выйдет хороший слушатель, но…
– Нет-нет, не беспокойся, я не буду грузить тебя своими проблемами. Просто хотела, чтобы ты почувствовал, что не одинок.
На мгновенье оба умолкают, и слышно только, как что-то гудит. Видимо, мини-бар.
– Когда ты в последний раз занималась сексом?
– Ты про нас с Джеймсом?
– Ну да.
Бриония задумывается.
– Наверное, в июле. На Джуре. Мы тогда крупно поссорились, и…
– У меня не было секса уже больше года.
– О боже. Это…
– Один из самых ярких моментов этого видео на Ютьюбе – крупный план моей эрекции.
– Что?
– Правда, через джинсы. Но все равно видно. Если приглядеться.
– Но почему…? То есть я хотела…
– Я – мужчина. Красивая девушка трясет передо мной сиськами. Даже если бы она была моей дочкой, я…
– Господи.
– Как ты думаешь, разве после года с лишним это так уж удивительно?..
– Да уж, могу себе представить. Ничего удивительного, и очень даже понятно. Так что же не ладится с Клем?
– Она меня больше не любит.
– Но это же не повод не заниматься сексом с кем-нибудь другим?
– Разве?
– У секса могут быть разные значения.
– Да?
Рука Олли перемещается с его ноги на ее.
Бриония судорожно сглатывает.
– Да. Я…
– М-м? – произносит он с закрытыми глазами.
– Олли, мне кажется, это не очень хорошая мысль.
– Разве ты здесь не за этим?
– Нет! То есть я, конечно…
– У меня такое чувство, будто никто в целом свете меня не хочет.
– Это неправда! – восклицает Бриония, касаясь его бицепса. – Я хочу тебя. И ты это знаешь. Просто я пытаюсь сейчас наладить отношения с Джеймсом, и…
– Я – плохой человек.
– Возможно, я тоже.
– Значит, мы – два плохих человека в одном гостиничном номере. Моя жизнь уже все равно загублена.
– Что ты говоришь?
– Расстегни платье. Я хочу увидеть настоящие женские сиськи.
– Олли…
– И твою задницу.
Он задирает ей платье и гладит по внутренней стороне ноги. Находит край чулка и еле слышно ахает. Все. Бриония больше не в состоянии этому противостоять и… Звонит ее телефон. Ну чего еще? Она достает телефон из сумочки. Это Джеймс.
– Скажи им, чтобы валили к черту, – говорит Олли.
Она щелкает по кнопке отмены вызова, которую не так-то просто разглядеть сейчас, когда рука Олли…
– Ну ты и козел, – говорит она, хихикая.
– Это я-то? А ты тогда кто?
– Можешь назвать меня сукой, – говорит она. – Как угодно можешь назвать.
Его палец проникает в нее.
– Или шлюхой.
– А я кто? – спрашивает он. – Скажи это снова.
– Ты – козел! – произносит Бриония, с трудом выбираясь из платья. Все на ней, от шелкового белья до красного крепдешинового платья, которое падает сейчас на пол, было выбрано с мыслями об этом человеке. Точнее, не об этом реальном человеке, а о его вымышленном двойнике, перед которым реальная Бриония никогда не решилась бы раздеться. Только вымышленная Бриония могла бы… Но вот она здесь. И вот он – тоже здесь.
– Это можешь оставить, – говорит он, кивая на чулки.
– Козел, – повторяет она, приподняв одну бровь. Но чулки не снимает. Она сегодня на французский манер надела трусы после чулок, и это означает, что…
– Что еще? – приговаривает он, расстегивая ширинку и спуская до колен джинсы и трусы-боксеры. Бриония уже совершенно голая, если не считать чулок и пояса, к которому они прикреплены, но Олли, похоже, не торопится раздеваться. Одной рукой он хватается за ее грудь, а другая остается где-то там, в ней. Похоже, он не обратил внимания на ее педикюр, зато, возможно, увидел ее посадочную полосу, и… – Что еще?
– Ты – мерзкий козел!
Он входит в нее. И ей даже не приходится вставать ради этого на четвереньки: Бриония жалеет, что их не видит сейчас ее инструктор по фитнесу. Хотя, может, и хорошо, что не видит. Олли не снимает большого пальца с ее клитора. Она хватает ртом воздух.
– Ах ты лицемерная сучка.
– А ты заврался, ты по уши в дерьме, и никто тебе не доверяет, потому что ты…
– Заткнись, шалава.
– И это все, на что ты способен, засранец?
– Жирная сука.
– Импотент несчастный.
– Жирная дура.
– Убогий, никчемный лузер с малюсеньким членом…
Оба кончают.
Когда Флёр возвращается к себе в коттедж, Пи уже собирает вещи.
– Я подумал… – говорит он.
Флёр хмурится и вздыхает.
– Все нормально, – говорит она. – Ты правильно делаешь.
– Прости меня, пожалуйста.
– Не извиняйся. Поезжай и найди себя. Ты это заслужил.
– Вначале я так на тебя злился из-за твоей матери. Пусть даже ты была добра ко мне… Я не всегда вел себя правильно по отношению к тебе. Прости. Может, это поправит дело… Я действительно любил тебя, несмотря ни на что. Хотя из-за этого я тебя и ненавидел тоже. Но я знаю, что ты меня не любишь, во всяком случае, теперь.
– Я любила тебя когда-то. Почти. Ну, мы были тогда совсем детьми, здесь, в этом доме, денег не хватало, и нужно было как-то выживать. Все эти твои клиентки. Массажи…
