Орхан Памук - Снег
Ка смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла из виду, спустившись по лестнице в конце полутемного коридора. Закрыв дверь и сев на кровать, он вытащил из кармана тетрадь и сразу начал писать на чистой странице стихотворение, которое назвал «Сложности и трудности».
Окончив стихотворение, он подумал, сидя на кровати, что впервые с того момента, как приехал в Карс, у него нет в этом городе никакого дела, кроме как распалять Ипек и писать стихи: это вселяло в него и чувство свободы, и ощущение безысходности. Сейчас он знал, что если сможет уговорить Ипек покинуть Карс вместе с ним, то будет счастлив с ней до конца жизни. Он был благодарен снегу, забившему дороги, устроившему так, что время, нужное, чтобы убедить Ипек, совпало с местом, где это удобно сделать.
Он надел пальто и, не замеченный никем, вышел на улицу. Он пошел не в сторону муниципалитета, а налево, вниз от проспекта Истикляль-и Милли. Зайдя в аптеку «Билим»[54], он купил витамин С в таблетках, с проспекта Фаик-бея повернул налево и, глядя в витрины закусочной, прошел немного и повернул на проспект Казым-паши. Агитационные флажки, придававшие вчера проспекту оживление, были сняты, а все лавочки открыты. Из маленького музыкально-канцелярского магазина доносилась громкая музыка. Толпы людей, вышедших на улицу просто для того, чтобы не сидеть дома, бродили туда-сюда по рынку, глядя друг на друга и на витрины и замерзая. Множество людей, которые раньше на микроавтобусах приезжали из районных центров в Карс, чтобы провести здесь несколько дней, дремля в чайной или за бритьем у парикмахера, не смогли добраться до города; Ка понравилось, что парикмахерские и чайные пусты. Игравшие на улице дети развеселили его и заставили позабыть о страхе. Он наблюдал, как мальчишки катаются на санках, играют в снежки, бегают, ссорятся, ругаются и шмыгают носом на маленьких незастроенных участках, на площадях, покрытых снегом, в садиках вокруг школ и государственных учреждений, на спусках, на мостах над рекой Карс. На некоторых были пальто, а на большинстве – школьные пиджаки, кашне и тюбетейки. Ка наблюдал за их веселыми компаниями, с радостью встретившими переворот, потому что в школах отменили занятия, и, как только сильно замерзал, заходил в ближайшую чайную и, пока агент Саффет сидел за столом напротив, пил стакан чая и снова выходил на улицу.
Так как Ка успел привыкнуть к агенту Саффету, он его уже не боялся. Он знал, что если за ним действительно захотят следить, то приставят к нему малозаметного человека. Шпик, который заметен, годился для того, чтобы скрывать шпика, который не должен быть виден. Поэтому, когда Ка внезапно потерял Саффета из виду, он начал волноваться и искать его. Он нашел Саффета, когда тот, запыхавшись, с полиэтиленовым пакетом в руке искал его на проспекте Фаик-бея – на том углу, где вчера ночью стоял танк.
– Очень дешевые апельсины, я не выдержал, – сказал агент. Он поблагодарил Ка за то, что тот его подождал, и добавил: то, что Ка не убежал и не исчез, доказывает его добрые намерения. – Теперь, если вы скажете, куда идете, мы не будем напрасно утомлять друг друга.
Ка не знал, куда пойдет. Когда позднее они сидели в другой пустой чайной с заледеневшими окнами, он, выпив две рюмки ракы, понял, что хочет пойти к шейху Саадеттину. Снова увидеть Ипек сейчас было невозможно, его душа сжималась от мыслей о ней и от боязни испытать любовные страдания. Ему хотелось рассказать глубокочтимому шейху о своей любви к Аллаху и повести изящную беседу о Боге и смысле мира. Но ему пришло в голову, что сотрудники Управления безопасности, оборудовавшие обитель подслушивающими устройствами, будут слушать его и смеяться.
И все же, когда Ка проходил мимо скромного дома шейха на улице Байтархане, он на мгновение остановился. И посмотрел наверх, в окна.
Через какое-то время он увидел, что дверь в областную библиотеку Карса открыта. Он вошел и поднялся по грязной лестнице. На доске объявлений, висевшей на лестничной площадке, были аккуратно прикреплены все семь местных газет Карса. Поскольку, как и «Серхат шехир», другие газеты тоже вышли вчера после обеда, они писали не о перевороте, а о том, что представление в Национальном театре прошло успешно, и о том, что ожидается продолжение снегопада.
В читальном зале Ка увидел пять-шесть школьников, хотя школы не работали, и несколько пенсионеров и служащих, сбежавших от холода в своих домах. В стороне, среди потрепанных зачитанных словарей и детских иллюстрированных энциклопедий, половина которых была порвана, он нашел тома старой «Энциклопедии жизни», которую очень любил в детстве. На последнем развороте каждого из этих томов были вклейки из цветных рисунков, листая которые можно было увидеть анатомические таблицы, где в отдельности, подробно были показаны органы человека, части кораблей и машин в разрезе. Сам не зная зачем, Ка попытался отыскать в конце четвертого тома изображение матери и ребенка, лежавшего, словно в яйце, внутри ее располневшего живота, однако рисунки были вырваны, и он смог увидеть только место отрыва.
В том же томе (ИС-МА) он внимательно прочитал одну статью, помещенную на 324-й странице.
СНЕГ. Твердая форма воды, которую она принимает, падая, перемещаясь или поднимаясь в атмосфере. Снег существует в виде красивых кристальных звездочек шестиугольной формы. У каждого кристалла неповторимая шестиугольная конструкция. Тайны снега с древних времен вызывали интерес и изумление человека. В 1555 году в шведском городе Упсала священник Олаф Магнус, заметив, что каждая снежинка обладает неповторимой шестиугольной конструкцией и, как было видно по форме…
Я не могу сказать, сколько раз в Карсе Ка читал эту статью и насколько вобрал в себя в то время рисунок этого снежного кристалла. Спустя много лет, когда я пришел в дом семьи Ка в Нишанташи и долго со слезами на глазах говорил о нем с его всегда беспокойным и подозрительным отцом, я попросил разрешения посмотреть их старую домашнюю библиотеку. Я имел в виду не книги для детей и юношества в комнате Ка, а книжный шкаф его отца, стоявший в темном углу гостиной. Здесь, среди книг по юриспруденции в шикарных переплетах, переводных и турецких романов 1940-х годов и телефонных справочников, я увидел эту «Энциклопедию жизни» в особом переплете и взглянул на анатомическое строение беременной женщины в конце четвертого тома. Когда я небрежно раскрыл книгу, передо мной сама собой появилась 324-я страница. Там, рядом с той же статьей о снеге, я увидел промокашку тридцатилетней давности.
Глядя в лежащую перед ним энциклопедию, Ка, как ученик, выполняющий домашнее задание, вытащил из кармана свою тетрадь и начал писать десятое по счету стихотворение, которое пришло к нему в Карсе. Ка начал свое стихотворение с мысли о неповторимости каждой снежинки и образа ребенка в животе матери, изображение которого он не смог найти в томе «Энциклопедии жизни», и назвал это произведение, где обосновал свое место и место своей жизни в этом мире, свои страхи, особенности и неповторимость, «Я, Ка».
Он еще не закончил стихотворение, как почувствовал, что кто-то сел к нему за стол. Подняв голову от тетради, он поразился: это был Неджип. В нем проснулся не ужас и не изумление, а чувство вины оттого, что он поверил в смерть человека, который не должен был умереть так легко.
– Неджип, – сказал он и захотел обнять и поцеловать его.
– Я Фазыл, – ответил юноша. – Я увидел вас по дороге и пошел следом за вами. – Он бросил прямой взгляд на стол, за которым сидел шпион Саффет. – Скажите мне быстро: это правда, что Неджип умер?
– Правда. Я видел собственными глазами.
– Тогда почему вы назвали меня Неджипом? Все-таки вы не уверены.
– Не уверен.
Лицо Фазыла мгновенно побледнело, но затем он усилием воли взял себя в руки.
– Он хочет, чтобы я за него отомстил. Поэтому я понимаю, что он умер. Но я хочу, когда откроются школы, как и раньше, учить свои уроки, а не вмешиваться в политику и мстить.
– И к тому же месть – страшная вещь.
– И все-таки, если он и в самом деле хочет, то я отомщу, – сказал Фазыл. – Он рассказывал мне о вас. Вы отдали Хиджран, то есть Кадифе, письма, которые он ей писал?
– Отдал, – ответил Ка. Он забеспокоился под взглядом Фазыла и подумал: «Поправиться, сказать: „Я собирался отдать?“» Но было уже поздно. И к тому же ложь почему-то его успокаивала. Его встревожило выражение боли, проявившееся на лице Фазыла.
Фазыл закрыл лицо руками и всхлипнул. Но он так злился, что не пролил ни одной слезинки.
– Если уж Неджип умер, то кому мне надо мстить? – Увидев, что Ка молчит, он пристально посмотрел ему в глаза. – Вы знаете.
– Он говорил, что вы иногда одновременно думали об одном и том же, – сказал Ка. – Раз ты мыслишь, значит он существует.
– Меня наполняет горечью то, о чем ему хотелось бы, чтобы я думал, – сказал Фазыл.
Ка впервые увидел в его глазах свет, который видел в глазах Неджипа. Ему показалось, что перед ним призрак.
