Эдгар Вулгаков - Течение времени
– Меня радует твой оптимизм и убежденность, что ты сумеешь организовать большое прибыльное хозяйство. Ты рассуждаешь, как предприниматель. России пока до этого далеко. Пока в сознании большинства предприниматель – это жулик, прохиндей, ловчила. А ты рассуждаешь, как западный бизнесмен – и себе прибыль, и людям дать достойный заработок в зависимости от их труда. Хотя всем этим рассуждениям грош цена, пока вы не уйдете из СССР, – заметил Алексей Петрович. – Одно мне непонятно, откуда ты возьмешь спортсменов и отдыхающих, кто будет заказывать тебе продукты, кто станет твоими заказчиками?
– Матти, если Эстония отделится, а это будет так, то закроют границу, и отдыхающие к вам не повалят из России, как было раньше, – сказал Георгий. Его поддержал Дан:
– Откуда ты возьмешь спортсменов? Эстонское спортивное общество лопнет как мыльный пузырь без поддержки профсоюзов и Комитета спорта СССР.
– Я думал об этом. Трудностей будет много, но мы, эстонцы, их преодолеем. Мы, что, хуже финнов? Умеем работать.
На следующий день все собрались в беседке маленького садика Амалии Людвиговны, утопающего в цветах, – конечно, розы, и гладиолусы, и лилии. А внизу, чуть подальше от длинноногих аристократов – маргаритки, и анютины глазки, и еще какие-то голубенькие, опоясывающие кольцом цветочный рай, благоухающий по-разному в зависимости от времени суток. А по глухой стенке дома, выходящего в садик, по решетке из веточек, карабкался клематис, усеянный темно-фиолетовыми колокольчиками. Вот такое прибалтийское лето: много цветов, чистейший воздух и тишина.
Пришел Сильвер, сын Амалии Людвиговны, который был главным тренером на трамплине:
– Я, собственно, за вами. Пока лыжники отдыхают, посмотрим трамплин и трассу. Трамплин работает летом. Рекорда в этих условиях не поставишь, а тренироваться можно. Функции снега выполняет синтетическая солома, периодически поливаемая водой. Потом времена такие, что нас ждет, никто не знает! Пока есть что показать, может быть, в последний раз, поехали, а?
И они покатили к спортивному комплексу, сначала к лыжной трассе для бега на роликовых лыжах. Какая красота кругом! И умело проложенная трасса нисколько не портила ландшафт, а напротив гармонично в него вписалась. Где-то через километр за очередным поворотом показался трамплин, возвышающийся над Отепянскими зелеными холмами, да, пожалуй, он был выше петуха на кирхе.
– Прыжки начнутся через час. И сейчас мы могли бы подняться на трамплин – предложил Сильвер. – Во время подъема всем держаться за поручни, не отвлекаться, а на большой высоте вниз лучше не смотреть, – поучал Сильвер. Голова может закружиться.
На вершине трамплина была маленькая огражденная площадка, откуда открывался потрясающий вид.
– Ребята, – взволнованно прошептала Светлана, – смотрите, под нами вся Эстония, а может быть, вся страна, весь мир, который с такой головокружительной высоты можно рассматривать до бесконечности, каждый раз открывая что-то новое. Только птица может видеть с такой высоты землю. С самолета все воспринимается по-другому, слишком далеко картины земли, и меняются они с калейдоскопической быстротой.
Все притихли, пораженные открывшейся перед ними картиной. Немало прекрасного приходилось видеть в разных концах мира, но здесь красота земли открывалась по-иному, в иной перспективе: чувствовалась глубина пейзажа, сливающегося с синевой горизонта. Над головой полыхало солнце, а внизу буйствовали оттенки зеленого цвета – леса, и перелески, и поля. И в этом зеленом море неожиданно проглядывали острова голубого льна и ярко-желтого рапса. Поблескивали зеркальные поверхности озер… А прыгающие с камня на камень то ли ручейки, то ли небольшие речки радужно искрились в лучах солнца. И ни одной дымящейся трубы, не только трубы, но ни одного техногенного сооружения, да и вообще людей не видно – только результаты работы добрых рук.
– Посмотрите, вот он перед нами – мир для человека, прекрасный и совершенный, – вновь заговорила Светлана. Неужели вся эта красота может погибнуть, если человечество не осознает, к чему может привести бездумная атака технического прогресса на основу жизни? Подходит ли слово цивилизация, которое означает прогресс в смысле повышения комфорта жизни людей, но – регресс по отношению к природе, к флоре, к фауне, к братьям нашим меньшим. Слово «цивилизация» слишком интегрально, слишком убого, если под ним понимают рассвет для одних и закат для других. Здесь очень красиво, очень! Большое вам спасибо, Сильвер, за доставленное удовольствие.
– Профессор, ваше обращение к природе и обществу всеми было выслушано с исключительным вниманием и пониманием тех проблем, которые вы ставите перед всем миром, спасибо. А когда мы спустимся с этой дух захватывающей высоты, не забудьте пришить хлястик к моей курточке, дорогая Веточка.
Спустились вниз, и снова заговорили о том, что сегодня волновало, – о грядущих переменах.
– Сильвер, как вы думаете, что ждет Эстонию и лично вас в связи с выходом из Союза? – спросил Алексей Петрович.
– Если весьма коротко, то большие трудности. Нам надо находить свой национальный путь развития страны, не по указаниям из Москвы. Мы совсем другой народ, и мы никак не вписываемся в ментальность великого соседа. Я не знаю, насколько нам близки венгры, но вот финны близки – они как для вас украинцы или белорусы. И мне кажется, если зайдет речь о конфедерации балтийских народов, то сближение будет происходить медленно и с трудом – что с Литвой, что с Латвией. Во-первых, все тот же разный менталитет, во-вторых, разные языковые группы и в-третьих, разные конфессии. Литву всегда будет тянуть к Польше. Может быть, историческая память станет руководить их сближением, как воспоминание о некогда великом польско-литовском государстве. Латвия – молодое государство, мы тоже, таких традиций, как у Литвы, у нас нет. Мы их будем вырабатывать всем народом.
– Ну что ж, Сильвер, успехов тебе и Эстонии во всех начинаниях. А продолжать дружить будем, надеюсь, государственные границы нам не станут помехой. Красоты южной Эстонии и маленького городка Отепя мы увозим в своих сердцах.
Однажды, вернувшись с прогулки, Алексей Петрович увидел, как Леночка что-то торопливо записывает в большой блокнот.
– Дорогая, чем ты занята?
– Хочу записать кое-какие симптомы.
– Что? Какие симптомы? Ты больна? Что за новость? В чем дело?
– Думаю, что это признаки ранней стадии ишемической болезни сердца, и пока причин для беспокойства нет. Главное, что очень печально, придется сократить объем работы.
– Это так серьезно, что ты думаешь уходить с работы? Что происходит, наконец?
– Все расскажу, Алешенька, не торопи. Думаю, мне надо уходить с директорства в клинике, например перейти на должность советника. Милый, я очень устаю, мне надо заняться собой, пока болезнь не приняла прогрессирующие формы. Я смогу чаще бывать дома, по мере возможности, будем жить больше на даче. Привычный образ жизни придется менять.
– Леночка, почему я узнаю о таком судьбоносном решении в последнюю очередь? Если ты заболела, почему я об этом узнаю не сразу?
– Оснований для тревоги нет, дорогой. Я говорила тебе раньше, что плохо себя чувствую, что устаю. Но тогда я еще не придавала своему состоянию особого значения – все устают, кто много работает. А потом, Алешенька, что означает, что ты узнаешь в последнюю очередь о моем здоровье? С кем же еще я могу поговорить о себе как не с тобой?
– Да, конечно! Но почему я узнаю об этом только сейчас, когда ты уже приняла решение об уходе с работы? Почему не месяц-два тому назад, а может быть, и еще раньше ты не сказала мне, что чувствуешь себе хуже с каждым месяцем?
– Не сердись. Я врач, и я хорошо знаю тебя. Я не хотела раньше времени тебя беспокоить, причин как раньше, так и сейчас для этого нет, уверяю. Если я сниму с себя часть нагрузки и буду лечиться, то все будет в порядке.
– Допустим. Ты с министром не говорила? Нет? А кого ты порекомендуешь в кресло директора? Андрея Генриховича, да?!
– Все будет продумано до мельчайших деталей. В разработке и реализации международных проектов я буду действовать как советник директора. Но за мной останутся одна-две операции в месяц, может быть, даже в качестве ассистента, все будет зависеть от самочувствия, научные консультации, какое-то число занятий со студентами, наконец, литературная работа. В конечном счете, понаблюдаем за состоянием моего здоровья, вот так.
– Дорогая и любимая, положи в папку все свои бумаги, обними меня – я отнесу тебя в постельку на часик-полтора. Начинаем жить по новому режиму.
Он отнес Леночку в дом, усадил ее в кресло, разобрал постель, помог раздеться. Только сейчас он заметил, что Леночка похудела. Заныло сердце, подскочил пульс. «Спокойно, спокойно», – приказал он себе. В комнате было светло и солнечно. Он укрыл жену легким одеялом и распахнул окно, задернув шторы.
