Екатерина Завершнева - Сомнамбула
я, наверное, криво улыбнулся
она, наверное, потрогала лоб
удивленно, как будто на нем появилась треугольная печать или маленькие рожки
мы съели волшебные ягоды и теперь на нас будут показывать пальцами
два любителя ботаники, которым заняться больше нечем, пока весь класс едет на каникулы в город Киев, и два тракториста, напившихся пива в плацкартном вагоне, и волшебное слово «гостиница»
два медалиста (без пяти минут), которые вынуждены отдуваться за честь школы на олимпиаде по биологии (с какой стати?!! — а кому ж еще, сказала Зоя, захлопнув журнал, пойдете оба, вместе веселей)
и еще один раз, на катке
по правилу сложения скоростей
схватились друг за друга чтобы не упасть
со стороны наверное могло показаться
во всяком случае мне показалось
что это было именно так
Сон десятилетней давности, который нашел меня только сегодня. Я схватился за тебя и сразу же отпустил. Щепка, попавшая в водоворот, наконец-то выбралась из него и поплыла по течению.
Далее: о чем я думал в школьные годы.
Я всегда был нормальным, что бы там ни говорили. Курил, прогуливал, выражался, как и все прочие. Не пил, правда, хотя это было бы в порядке вещей, но ведь и на солнце есть пятна. Позиция оригинала, которую я как будто занимал, не содержала в себе ничего оригинального; по большому счету она была анонимной и предоставляла массу преимуществ. Я острил и умничал, но на моем месте так поступил бы каждый (знакомый речевой оборот?). При этом мое другое «я», обращенное к тебе, было немым по определению. Видеть тебя я не стремился, безысходности тоже не чувствовал, разве что мне пришлось бы объясняться на тему первой любви, вот тогда. Но никто этого и не требовал.
я был неразговорчив, меня называли скрытным
я стремился к уединению, меня обвиняли в высокомерии
все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было
такова была моя участь с самого детства
помнится, мне пришлось выучить это наизусть
впрочем, как и всем остальным
Твое присутствие меня мало изменило. Параллельные потоки — и ни малейшей попытки добиться слияния душ. Все происходило в нас и ничего — между. И это было источником счастья, добавил он и закашлялся, поперхнувшись высоким штилем.
Все-таки слово «счастье» отталкивает, даже когда говоришь про себя, а ведь оно ни в чем не виновато. Как и любое другое слово, оно предназначено для широкого круга пользователей. Чтобы быть всеобщим, оно должно быть пустым. Мы приходим, видим пустое место и говорим — нет, так нельзя, человек — это звучит гордо. И начинаем выгораживать себе какой-то особый смысл. Стараемся не замечать постоянного сквозняка, несмотря на то, что дует изо всех щелей. Но когда наступает март, и улицы плывут, и фонари отражаются в лужах — это происходит у всех одинаково. И называется одинаково.
Ты как хочешь, но я больше не могу говорить о школе.
Во сне у меня было два разных глаза — голубой и зеленый, и ты двигалась в расщепленном свете, отбрасывая две тени, которые иногда сходились, но не смешивались. Воздух между нами наполнился влагой, я видел твое лицо сквозь водяную линзу так ясно, так близко, словно я только что умер на скамейке запасных и сам этого не заметил. Лед подтаял, на островке грязной земли показалась прошлогодняя футбольная трава. Мокрые шнурки не развязывались, по лезвию пошла ржавчина, свободное пространство уменьшалось на глазах, стоило ли вообще выходить на лед? Мы оба знали, что это в последний раз. Начинается весна, в которой для нас не будет места.
экваторКомната со сферическими углами, закрытые двери, пыль.
Запечатаны, сброшены в море, не хочется разговаривать, даже смотреть друг на друга не нужно, ты везде. Зачеркнуть и начать сначала, обгоняя течение, чтобы история была наготове, когда нас освободят
выведут под руки
у обоих совершенно седые волосы
нет, это только кажется
соль и солнце
он и она, имена давно осыпались
два бумажных человечка
которых еще нужно одеть накормить
и научить жить заново
Выйти из дома, накупить всякой всячины, пива, если хочешь, взять с собой пару книжек, которые, ясное дело, никто читать не будет, сесть в троллейбус, доехать до конечной, найти маленькую бухточку, там все это съесть, положить книжку под голову и уснуть. Кроме шуток. Сочинение на тему «как я провел самый счастливый день своей жизни». Я просто хотел себе представить, как это могло быть с нами другими. И не смог.
* * *— Не понимаю, как тебя выносят твои родственники.
— Они привыкли.
— А у меня что-то не получается.
— Поживи тут с мое.
— Это предложение?
— Да.
— И не подумаю.
— А что так?
— А так. Ты зануда и мизантроп.
— Понятно. Это я еще в форме, в своем уме. А стану старым — что тогда?
— Не хочу тебя огорчать, но вряд ли ты сильно изменишься.
— Э, не скажи. Истинная природа человека видна только в старости, это Аристотель придумал, не я, не надо морщиться. Моя бабушка, например, после восьмидесяти лет внезапно сделалась клептоманкой. Воровала чайные ложки. Когда она умерла, мы вытрясли у нее из матраса целую скобяную лавку. Так что у меня наследственность не очень. Я стану гнусным таким старикашкой, чистеньким и абсолютно сумасшедшим. А ты, скорее всего, будешь страшно разочарована. В отместку за бесцельно прожитые годы начнешь тиранить окружающих однообразными и не очень правдивыми историями про бурную молодость. Каждый день одно и то же, слово в слово.
— Весьма правдоподобно, даже слезу вышибает. Так и вижу тебя с клюкой и авоськой, полной пивных бутылок.
— Я рад, что тебе нравится сценарий.
— Однако хочу заметить, что ты передергиваешь. Возьмем, к примеру, Аристотеля. Он вообще-то утверждал, что истинная природа человека видна в возрасте акме, то есть в нашем с тобой возрасте. О счастье же, действительно, можно судить только за полную жизнь. Если предположить, что мы оба к гениям не относимся и в 37 лет не умрем — говори за себя — ой, извини, пожалуйста, я и забыла, что ты собираешься переплюнуть Тойнби — ага, и тебя зацепило, как я погляжу, — я на тебя не сержусь, честно, я давно ждала чего-то в этом роде.
— Ну вот, дождалась.
— И что, по-твоему, мне теперь делать?
— Не знаю. Впрочем, у меня появилась гениальная мысль.
— Неужели.
— Пойдем погуляем.
— Ты серьезно? С этими?
— Они тоже люди.
— Эти, в песочнице?
— А что, там вполне удобно.
— Ты тоже будешь на старости лет с ними поддавать.
— Ага, а ты научишься наконец лузгать семечки.
— Размечтался.
— И выходить на улицу в тапках. Здесь все тетки ходят в тапках. Будешь искать меня по песочницам.
— Больно надо.
— Останешься со мной — ничего другого не будет.
— Ничего не будет и так.
— Ладно, сиди тут, а я пошел за сигаретами. У нас даже бычков не осталось, в доме чистота. Сразу видно, женщина завелась.
— Это вши заводятся, а женщины появляются и исчезают.
— Ну теперь-то я знаю разницу. Вставай, пошли. Только не исчезай по дороге. Кто вас, женщин, разберет.
И.т. д., и.т.п. Слово в слово, и никто не помнит, что вчера говорилось ровно то же самое. Стоит ли в таком случае бояться старости.
давно пересекли экватор
все дальше на юг
карты закончились ориентиров нет
необитаемое море
первооткрыватель заплатит жизнью
даже если доберется до берега
его сразу же съедят
представь себе — мы вышли на улицу
покинули нашу комнату, кухню, потом закрыли дверь
и влились в ряды потребителей пива балтика
сушеные осьминоги, кольца кальмаров, хорошая порция йода
плавники акул, кожа, содранная с солью
у потерпевших крушение
на плоту нет ни воды ни сна
даже горизонта нет
настолько сужено наше представление о счастье
прозрачное сердце полное морской воды
древнее зеленое беспозвоночное сердце
прошлое сошло как чернила
омытая морем моя душа была как стекло
и чей-то ребенок смотрел сквозь него на небо
зеленое солнце там где мы лежали связанные по рукам и ногам
пока над нами собирались дети-рыбы не сумевшие родиться на свет
водяной столб уходил вверх спасатели шарили по дну
солнце как лунатик с закрытыми глазами по комнате от стола к кровати
слабые анемичные страдаем от перепада глубин — слишком быстро
слишком мало на нас давит здешняя жизнь
хватая воздух ртом хотим сберечь
а потом это окажется горстью обыкновенного песка
там на глубине — я только и успел сказать
