Дженнифер Доннелли - Революция
И тут я вижу голову, лежащую на столе. Сперва я думаю, что это муляж, но, приблизившись, понимаю, что нет. Вокруг головы кружат мухи. Люди глумятся, поливают ее вином и засовывают сигары в безжизненный рот. Кто-то поясняет, что это был человек Фукье-Тенвиля, якобинец, — и добавляет, что следующим будет сам Фукье-Тенвиль, и весь Париж придет плюнуть в его мертвую рожу.
Я отхожу подальше, откуда не видно головы, и там достаю гитару. Раскрыв на земле перед собой чехол, я начинаю играть. Никто не обращает внимания. Я играю Люлли, Рамо и Баха, но я словно человек-невидимка. Прохожие продолжают измываться над отрубленной головой, подставляют подножки жонглерам и мучают крыс. У меня желудок сводит от голода. Мысль о голодной смерти повергает меня в настоящую панику. Я должна хоть что-то заработать. Я должна поесть. Я должна любой ценой привлечь к себе внимание.
Мимо проходит девочка, продающая разноцветные леденцы, и у меня появляется идея. Я начинаю играть «I Want Candy». Уж теперь-то меня невозможно не заметить. Я играю отчаянно и пою из последних сил. Если б могла, еще бы и на голове постояла.
Откуда-то вываливается пьяный мужик. У него светлые волосы и щетина на лице. Около минуты он, покачиваясь, слушает, как я играю. А затем подается вперед и внезапно лезет в мой рот своим языком. От него несет тухлой рыбой. Я влепляю ему пощечину, вырываюсь и кричу:
— Урод, не лезь ко мне!
Он отшатывается и начинает ржать.
— А я с друзьями поспорил, — икает он, отсмеявшись, — парень ты или девка. Они думали, парень — из-за штанов, — но я сразу сказал: это женщина-дикарка! Всегда мечтал поцеловать дикарку! И я выиграл спор! — С этими словами он швыряет в мой чехол пригоршню монет. — Ты, часом, не могиканка? Смешные косички. И музыка у тебя дикарская. Сыграй еще, Покахонтас!
Я все еще отплевываюсь после его поцелуя, и тут слепой пацаненок бросается на четвереньки и начинает присваивать мой заработок из чехла.
— Эй, это мое! — кричу я.
Мальчишка поднимает голову и бойко посылает меня к черту, после чего продолжает загребать монеты. Я наклоняюсь, чтобы успеть спасти хоть что-то, и это оказывается ошибкой. Я не заметила, как к пьяному мужику подвалили его не менее пьяные друзья. Один из них смеется и хватает меня сзади. Я разворачиваюсь, чтобы ударить его, но он рывком притягивает меня к себе и целует в губы. Другой бросает мне за пояс монетку и тут же сует руку ко мне в штаны, пытаясь выудить монетку обратно.
Я размахиваюсь, и моя гитара впечатывается в физиономию первого мужика. Он хватается за нос и начинает выть, а его приятель так сильно ржет, что отпускает меня. Я подбираю чехол, захлопываю его и бегу прочь.
Останавливаюсь лишь под колоннадой. Выход из Пале совсем рядом — отсюда видны белые каменные ворота и уходящая вдаль улица, — но тут из темноты выскакивает кто-то еще, и меня снова хватают. Пытаюсь закричать, но мне зажимают рот ладонью и затаскивают меня в какую-то подворотню. Я вырываюсь изо всех сил, машу руками и заезжаю по уху тому, кто меня держит.
— Черт! Больно же! Прекрати, идиотка! Это я, Фавель!
Я замираю. Мне знакомо это имя. Фавель — тот, у кого Алекс покупала ракеты для фейерверков.
— Если не будешь драться, отпущу, — обещает он.
Я киваю. Он перестает меня держать, и я осматриваюсь. Мы здесь одни. Я тяжело дышу. Бег и драка дались мне нелегко.
— У нас мало времени, — говорит Фавель. — Меня не должны здесь видеть.
Он сбрасывает с плеча мешок, достает из него газетный сверток и протягивает мне. Я его разворачиваю. Там ракеты, бумажные фитили и деревянные стержни.
Фавель принял меня за Алекс!
— Две дюжины, как условились, — говорит он. — Только в следующий раз я буду ждать награды посолиднее. Знаешь ли, чем дальше, тем мне труднее. Черный порох днем с огнем не сыщешь. Я уж не говорю о селитре. Приходится платить кое-кому, чтобы подворовывали с военного склада.
Он с интересом разглядывает рану у меня на лбу.
— Читал в газетах, что тебя на днях подстрелили… — произносит он. — Надо быть осторожнее. Если помрешь, мне от тебя никакой пользы. Принеси еще камушков, да покрасивее. И пригоршню луидоров. Я тут дом себе присмотрел. Раньше он принадлежал какому-то маркизу…
Слышатся шаги: кто-то идет в нашу сторону.
— Ну все, мне пора, — шепчет Фавель, — заболтался я с тобой.
Мимо проходит мальчишка с газетами и выкрикивает заголовки.
Бонапарт повысил награду за поимку Зеленого Призрака до трехсот франков. Его ищут живым или мертвым.
Фавель смотрит на меня, недобро сощурившись.
— Я, кажется, сказал — «пригоршня луидоров»? — произносит он. — Так вот, пусть будет две пригоршни.
— Кто скрывается под маской Зеленого Призрака? — продолжает кричать мальчишка.
Вопрос звучит зловеще.
— Кто скрывается под маской Зеленого Призрака? — вторит эхо, разнося слова по нишам в стенах.
Фавель смеется, затем поднимает руку и вытягивает палец. Он указывает на меня.
72
— Амадей, пожалуйста. Я всего на пару ночей.
— Нет.
Я сижу на его пороге уже не первый час. На дворе глубокая ночь. Я ужасно замерзла, пока ждала его. Он только что вернулся. У него на шее красная лента, и от него разит вином.
— Я не буду шуметь. И ничего не буду крушить. Честное слово, — не сдаюсь я.
— Сгинь!
Я поднимаюсь, но продолжаю заслонять ему дорогу к двери.
— Смотри, у меня есть еда. Целая куча еды. Хватит на двоих! — С этими словами я открываю рюкзак и показываю ему салями, голову сыра и буханку хлеба. Я уже успела умять здоровенный кусок индюшки и целую корзинку клубники. На все хватило той монеты, что один из пьяниц бросил мне в штаны.
Амадей довольно грубо отталкивает меня и вставляет ключ в замочную скважину.
— Я отдам тебе салями, целую палку, — обещаю я.
— Не нужна мне никакая палка.
Ключ поворачивается. Дверь открывается. Я отчаянно роюсь в рюкзаке в поисках хоть чего-нибудь, предлагаю ему по очереди жвачку, ручку, фонарик. Мне нужно во что бы то ни стало попасть в дом и погреться у камина.
— Мне ничего от тебя не нужно, — говорит Амадей. — Убирайся!
Он переступает порог квартиры.
— Я ужасно замерзла, — жалуюсь я. — Хочешь моей смерти, да?
Он начинает закрывать дверь. И тут я нащупываю айпод.
— Амадей! Я отдам тебе эту штуку! Это музыкальная шкатулка, помнишь? Такая же была в катакомбах.
Наконец-то. В его глазах загорается интерес. Он тянется за айподом, но я отвожу руку в сторону.
— Так и быть, — соглашается он. — Заходи. Но учти: вздумаешь снова кричать и швыряться вещами, выставлю и глазом не моргну.
