Марк Барроуклифф - Говорящая собака
— Естественно, это выгодно отличало его от других.
— Что вы имеете в виду, вы, чудовище! — сказал я.
Джули деловито оправила кофточку.
— Не я определила его сюда, мистер Баркер. И, если уж говорить начистоту, мы пошли вам навстречу лишь благодаря вашему близкому знакомству с миссис Кэдуоллер-Бофорт. Теперь послушайте меня. Вы сдали собаку в приют, тем самым утратив свои права на владение. Таким образом, вы предоставили на наше усмотрение решать ее дальнейшую судьбу. А то, что вы ходили сюда изо дня в день, ничего не значит. — Тон у нее был как у женщины, которая не привыкла, чтобы ее называли чудовищем, но, тем не менее, готовой в любой момент оправдать это прозвище.
— Когда это произошло?
— Утром, — отчеканила Джули. — У нас существует неписаное правило — никогда не расставаться с нашими подопечными накануне Рождества, но тут был особый случай. Мы имели дело с весьма проблемной собакой, так что пришлось ковать железо, пока горячо.
— Так вы избавились от него на Рождество? — пролепетал я, не веря собственным ушам.
— Не скажу, что горжусь этим, — заявила она, — но нас вынудила необходимость.
— Необходимость чего?
— Он не вписывался в наш рацион «Педигри Чам», — выговорила она с видимым отвращением, окончательно потеряв ко мне всякое расположение.
— Радуйтесь, он попал в хорошую семью, — впервые внятно проговорил Дэн. — Прямиком к психиатру.
— К психиатру? Вы отдали мою собаку психиатру? Я вас правильно понял?
— Да. Они горят желанием заняться его воспитанием.
— Эксперименты на нем будут ставить, что ли?
— Какие эксперименты, вы же взрослый человек, — почти с отвращением произнесла Джули. — Как вам, право, не стыдно.
— Не вам решать, где право, а где лево, это моя собака!
— Все, мистер Баркер. Беседа закончена.
— Погодите, так вы хотите сказать, что он жив?
Джули оскорблено фыркнула.
— За кого вы нас принимаете, мистер Баркер? У нас тут не живодерня. Собака создана для человека.
— Беру «чудовище» обратно, — поторопился я загладить вину, попутно отметив, что и она зацепила меня своими последними словами. Что, дескать, «собака создана для человека».
— Забудем, — учтиво кивнула Джули.
— Хорошо, тогда просто дайте мне адрес этих людей, которые его забрали, я съезжу к ним и объясню, что произошло недоразумение.
— Недоразумение? — удивилась Джули. — Это никакое не недоразумение, мистер Баркер. Это называется по-другому. Как раз наоборот. Это взаимопонимание между нашим приютом и новыми опекунами, поскольку вся информация остается конфиденциальной, как при усыновлении.
— Но это же моя собака, — сказал я, пытаясь сохранять спокойствие.
— Боюсь, уже не ваша, — сказала Джули, подводя черту под разговором. Она недвусмысленно давала понять, что разговор закончен и ей не терпится продолжить изучение сравнительной анатомии с молодым человеком, которому годилась в мамаши.
— Посвятите меня в детали, — настаивал я, — или все узнают о том, что здесь происходит.
— Что-о? — не растерялась она.
— И что, и с кем. О том, чем вы здесь занимались с этим симпатичным молодым человеком.
— Это мое дело, — с достоинством ответила она. — Я директор приюта и могу здесь быть с кем угодно и в какое угодно время.
— Но не для того, чтобы разводить шашни на рабочем месте, — подчеркнул я. — А теперь адрес. Будьте так любезны.
На секунду Джули погрузилась в размышления, оценивая ситуацию. После чего оскорбительным жестом выставила средний палец:
— Обойдетесь.
— Ну, послушайте же, — заюлил я, почти пресмыкаясь. — Ну, поймите же, я совершил ошибку, признаю. Но я не хотел его бросать. Он единственное, что у меня осталось на свете.
Джули была незлой женщиной и, наверное, не держала на меня обиды за все, что я ей наговорил с отчаяния. Но, тем не менее, она была непреклонна.
— К сожалению, ничем не могу вам помочь. Понимаю, но не могу. Акт о защите данных.
— А что говорит ваш Акт о любви? — спросила Люси.
— Ничего, — сухо ответила Джули. — Вы сами видите, ничем не могу помочь. Очень жаль, но тем не менее.
Сначала я решил было переупрямить ее должностное упрямство, но потом понял, что ничем хорошим это не закончится: от упертой начальницы приюта придется домогаться желаемого очень и очень долго, пока ее должностное высокомерие не почувствует себя окончательно удовлетворенным.
Люси, видимо тоже почувствовав это, потянула меня назад, к выходу.
— Пойдем, Дэвид. Не мытьем, так катаньем. Существует много способов ободрать кошку. Машина ждет.
Никакая машина нас уже, естественно, не ждала — таксист, огорченный черствостью клиентов, укатил куда глаза глядят. Но я понял, что у Люси есть, что сказать мне.
Двор был занесен снегом, мир волшебно преобразился, облачившись в белые пуховые одеяния. Видимо, даже слякоть прониклась рождественским духом и решила приветствовать наступление зимы настоящими сугробами.
Когда есть машина, быстро отвыкаешь от пальто.
— Мы замерзнем, — сообщил я Люси.
— Плевать на нее, — прошипела Люси и потащила меня под заснеженные ветви большого дерева.
Снег падал большими мохнатыми хлопьями, украшая собой мир, но не согревая.
— Прижмемся? — предложила Люси.
— Было бы здорово.
Мы обнялись и прижались друг к другу. Она уткнулась мне в грудь. Я невольно положил ладонь ей на затылок.
Она подняла голову.
— Бедненький, — сказала она и крепко поцеловала меня в губы.
Я ответил таким же сильным и продолжительным поцелуем. Свет в здании приюта постепенно стал меркнуть, окрестности огласились собачьим лаем. Низкая луна светила, точно медная пуговка на темном плаще ночи.
— Не ожидал, — пробормотал я.
Люси рассмеялась как-то удивительно возбуждающе. Так сдержанно смеются сотрудники конторы, открывающие забавную электронную почту, когда за спиной у них появляется шеф.
— Да уж, — сказала она. — Ты единственный, кто этого не ожидал. Думаю, нужна была собака, чтобы довести все до логического конца.
— На самом деле… — начал я.
Но она снова подставила губы, и мы слились в поцелуе. Губы у нее были теплые, а нос холодный. У собак это является признаком здоровья, отметил я, но воздержался от комментариев.
— Можно тебя спросить? — обратилась ко мне Люси.
— Говори.
— Как ты мог столько терпеть эту стерву?
— Не знаю, — ответил я, — но временами она бывала ко мне добра.
— Разве ты не заслужил лучшего? Чтобы к тебе были добры все время?
На это я не мог ответить ничего, а может, просто не хотел. К раз и навсегда сложившимся отношениям привыкаешь, как к джинсам в обтяжку. Стоит их снять — и становится непонятно, зачем с таким трудом в них влезал. Так и самые нелепые отношения, ставшие привычными, кажутся логичными и вполне нормальными, что бы тебе ни говорили друзья.
