Андрей Школин - Прелести
Возможно, когда-то очень, очень давно, всё было по-другому. Не солнце выныривало с одного края земли и через некоторое время пряталось за горизонт на другом, а, наоборот, земля вращалась вокруг сияющего огненного шара. Сейчас солнце стало маленьким и с завистью глядело на свою покрытую морями, горами, озёрами, лесами, равнинами и людьми соседку. Но время переворачивается и, кто знает, что произойдёт в дальнейшем…
Нельзя сказать, что подобные мысли часто приходили мне в голову. Я сидел в деревянном кресле и, щурясь, разглядывал, хоть и зимнее, но всё же чистое и голубое парижское небо. Всякая чушь, пихаясь локтями и матерясь, пыталась проникнуть в мою черепную коробку, и не было никакого желания закрыть ворота, дабы не впускать вовнутрь всё это безобразие.
Официант принёс ещё один бокал пива как раз в тот момент, когда непонятного цвета, не то зелёного, не то серого, БМВ остановился напротив бара. Автомобиль просто остановился, поэтому мне пришлось сделать большой глоток и, положив на стол пятидесятифранковую купюру, самому выдвигаться навстречу.
— Привет, — проявился на переднем сидении Марат. — Мы тут уже минут десять крутимся, этот бар разыскиваем. Хорошо, тебя заметили.
«Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего», — промелькнули в голове слова старой песенки.
— А я здесь уже с полчаса ванны принимаю, жду…
— Ванны? Какие ванны? — не понял метис.
— Солнечные.
— А-а… — задняя дверца машины приоткрылась, и Марат кивнул через плечо. — Присаживайся, дело есть.
В салоне, кроме водителя и азиата, вытянулся на все свои двести сантиметров длинный здоровый мужик. Тот самый, что недавно преграждал дорогу к автомобилю Дановича. Он неловко потеснился, уступая место справа от себя. Я сел.
— Ты с Санычем по телефону разговаривал? — полуобернулся метис.
— Ну да. Он и попросил здесь вас подождать.
— Он тебе перезвонит сам через тридцать минут, а пока попросил одну его просьбу выполнить.
— Куда он перезвонит?
— Сейчас покажем, — Марат опять обнажил зубы и передал запечатанный пакет с нанесённой сверху фамилией, причём фамилия была написана на французском. — Нужна твоя помощь. Сейчас мы подъедем к одному ресторану, тебя там никто не знает, сядешь спокойно за столик, закажешь чашечку кофе, а заодно покажешь официанту пакет. Ему в руки не давай. Он должен будет привести вот этого человека, — азиат протянул фотоснимок и продемонстрировал мне лицо лысого мужчины. — Передашь пакет ему, а сам можешь потихонечку уходить. Хорошо?
— А что в пакете? — не спешил я.
— Записка от Саныча. Он лично просил, чтобы ты его просьбу выполнил. Я мог бы сам, но… — Марат развёл руки в стороны. — Дело-то пустяковое.
Автомобиль между тем медленно продвигался по улицам Парижа, ежеминутно норовя увязнуть в какой-нибудь пробке. Я совершенно запутался в названиях бульваров и уже не ориентировался в пространстве.
— А скальп мне там не снимут, пока я кофе буду пить?
— Скальп? — опять обернулся ко мне Марат, и приветливая улыбка превратилась в хищный оскал. — Нет, скальп не снимут. Отравить отравят обязательно, поэтому слишком долго не рассиживайся, отдай пакет и выходи. А скальпы у них не принято снимать. Они люди цивилизованные. Сейчас, кстати, подъедем, я покажу телефонную будку и скажу время, когда тебе Саныч позвонит.
Ничего не ответил, и оставшуюся часть пути проехали без слов. Наконец БМВ замер, и метис указал на телефон-автомат:
— Ровно в тридцать пять минут первого Саныч тебе сюда позвонит. А ресторан вон он. Пройдёшь через подземный переход. Ну что, до встречи? Только отдай пакет в руки мужика этого, — он ещё раз продемонстрировал фото. — Официант будет просить, гони его на…
Сунул пакет под куртку и молча вышел на улицу. Автомобиль сразу же отъехал и вскоре скрылся из виду.
В ресторане был занят лишь один столик. Я уселся за первый попавшийся и принялся ждать.
Официант появился, словно джин, из воздуха и приветливо прочирикал что-то на французском. Помня о страшных угрозах отравления, заказал не много:
— Ан кофе, силь ву пле.
— Ан кофе? — переспросил тот.
Утвердительно кивнул головой.
Через пару минут «ан кофе» был готов. Официант принес дымящуюся чашечку, полоску выбитого на автомате счёта и собрался удалиться, когда я показал ему пакет.
— Чирик, чирик? — что-то спросил он, вчитываясь в надпись. — Чирик?
Я, разумеется, ничего не понял, положил пакет на стол и отпил кофе.
— Чирик, чирик? — продолжал упорствовать официант.
Не нашёл ничего лучшего, чем ткнуть пальцем в фамилию.
Он ушёл, а через минуту появился другой мужчина, тот самый лысый, с фотографии. Он тоже принялся чирикать, но я, не вслушиваясь, протянул пакет и проводил взглядом его приземистую фигуру.
Кофе был не вкусным. Коричневая гуща на дне опустевшей чашечки вылепила фигуру вполне угадываемого мужского органа. Наклонил чашку и наблюдал, как рисунок плавно переходит в нечто несуществующее. Кофейная гуща растекалась, растекалась, растекалась…
Крик раздался настолько неожиданно, что я уронил чашку на стол. Крик, а вслед за ним очень быстро произносимый монолог, похожий на ругательство.
Я вдруг подумал, что Марат ведь мог и ошибиться насчёт скальпов и цивилизованности, резко встал и, следя краем глаза за помещением, в котором скрылся лысый, быстро выскочил из ресторана. Свернул за угол, нырнул в подземелье метрополитена, но не поехал, а, перейдя на другую сторону площади, геройски спрятался за телефонной будкой.
Какой-то француз в светлом плаще, замечательно плавно размахивая руками, весьма некстати занимал телефон. Кроме того, молодая негритянка также ждала своей очереди. Я прижался к стеклу и недвусмысленно заглянул мужчине в левый глаз. Тот обратил внимание, перестал махать крыльями, настороженно посмотрел раз, другой и вскоре вышел. Негритянка хотела занять его место, но в это время раздался звонок.
— Пардон, — я вежливо отодвинул девушку в сторону и снял трубку. — Алло!
— Андрей? — раздался голос на том конце линии.
— Ну да.
— Чем занимаешься?
— Прячусь от хозяина ресторана, которому по твоей просьбе пакет передал.
— А-а… — голос засмеялся. — Это не я передал, это пацаны дуркуют. Ладно, ты мне нужен сегодня вечером. Не занят? Тогда запомни адрес. Подъезжай к шести. На месте всё объясню.
Ни хрена себе, «пацаны пошутили…»
* * *Нас всех, прошедших отбор и одетых в новую, с иголочки, комбу и зелёные береты, повели знакомиться с музыкантами. Традиция. Перед отправкой в Кастельнадари у будущих суперменов проверяли слух. В смысле, музыкальный слух, или, на худой конец, присутствие чувства ритма.
Капрал-болгарин перед строем объявил, что тот, кто после учебки попадёт в муз-секцион, оставшиеся четыре с половиной года, предусмотренные контрактом, будет играть на флейте (он тут же изобразил как) и ещё… Дальше Здравков продемонстрировал недвусмысленный жест — покачал размеренно сжатой в кулак правой рукой в районе гениталий. То бишь, лафа полная.
Рэмбы презрительно скривили физиономии — как же, за этим сюда шли, нам бы вот с пулемётом в джунгли… Все знали, что музыкантов в легионе недолюбливают.
Самым «продвинутым» среди всех вояк, как ни странно, оказался Миха. По дороге в расположение духового оркестра, он, точно опытный джазмен, объяснил мне, чем отличается саксофон-бас от саксофона-альта и предложил без раздумий пополнить ряды «горнистов-дармоедов».
— Ты же, наоборот, в десантники хотел?
— Десантником я уже был… — равнодушно парировал Миха.
В муз-секционе франкофонов сразу облепили муз-франкофоны, англоговорящих — муз-англоговорящие, то же самое с испаноговорящими, китайцами и т. д. К русским подошёл чернющий негр с налепленной на грудь музыкальной фамилией Новиков.
— Ребята, если вы хотите иметь быстрое продвижение по карьерной лестнице, то здесь вам это удастся сделать лучше всего.
Самым поразительным было не то, что Новиков был чернокожим, а то, что он говорил абсолютно без акцента. Так, как будто и впрямь был Новиковым или Ивановым.
— Ты что, русский что ли? — удивился за всех нас Михаил.
— Нет, я из Люксембурга, — с московским аканьем произнёс легионер. — Так вот, сейчас на собеседовании, если кто-то умеет играть на музыкальных инструментах, может сказать об этом. После Кастеля точно попадёте к нам.
— А если я плохо играю?
— Ничего, — улыбнулся Новиков. — Здесь полсекциона ни слуха, ни чувства ритма не имеет. К нам без конкурса берут, мало желающих, все рвутся в дузем РЭП.
Я повернулся в сторону сидевшего в кустах полусонного мулата, с барабаном и нотами на подставке. Через определённый отрезок времени он лениво бил палкой по этому барабану и с видом виртуоза вчитывался в нотную грамоту.
