Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

– Я… Адам, мне очень жаль.

Теперь Адам смотрел на нее. Выше нее, с точно такими же голубыми глазами.

– Я не поеду, если нужна тебе здесь, – запинаясь, продолжила Кейт. – Если ты думаешь, что от меня будет польза.

Но она все равно ощущала эту тягу через океан. Тягу любви, которая всегда избегала Кейт и которую она сейчас ощущала в отношении Трикси, страх, что может быть уже слишком поздно и она может не успеть. Такую же тягу она испытывала и к Адаму, но более темную, сложную, с оттенком невыносимой вины.

– Та девушка… Ты действительно ей нужна?

– Думаю, да. Она… вроде как твоя сводная сестра.

Но то же можно было сказать и о Делии, которая была где-то в этой клинике и носила его ребенка.

– Я не поеду, если ты не захочешь. Я могу остаться, конечно, могу.

Это было так. Ей не было нужды немедленно срываться с места, разве не так? Она могла хотя бы поздороваться с Делией. Но это было слишком – видеть этих людей из прошлого, этих повзрослевших детей. Кто она такая, чтобы говорить этой девушке, что ей делать со своей жизнью, со своим ребенком? Люди должны совершать собственные ошибки. И зачем она нужна Адаму, если он научился обходиться без нее с семи лет? Она размышляла над словами Оливии о том, что плохая мать лучше, чем никакой. Кейт ушла, потому что считала совершенно иначе. Но, может быть, она ошибалась? Есть ли возможность это выяснить?

– Думаю… Адам, думаю, я не имею на это права. На этот выбор. Мне легко говорить, что выбрала бы я, но у меня не было такой возможности. Не знаю, что бы я тогда сделала, и это истинная правда. Поэтому я не могу тебе помочь. Прости.

Он расправил плечи и кивнул.

– Езжай.

– В самом деле?

– Да. Ты права – здесь ты ничего сделать не можешь.

Кейт приняла этот удар, понимая, что вполне заслужила его.

– Я оставлю тебе машину. Возможно, ты сможешь… ты захочешь навестить меня там. Сможешь познакомиться с Трикси.

И снова Адам пожал плечами. Он уже заново перестраивал собственный мир, в котором для нее не было места, как и много лет до того.

– Да, возможно, – сказал он. – Пока, мам.

Он снова назвал ее мамой. Ну, уже хоть что-то.

Адам, наши дни

Ну и денек выдался. Уж на что он терпеть не мог нервотрепку, сегодня от нее было никуда не деться. Отец и Оливия, что бы там между ними ни происходило. Мать и ее новый муж, тот лощеный продюсер, в отношениях между которыми он улавливал какое-то странное напряжение. Встреча с матерью, которую он уже и не думал когда-нибудь увидеть. Ее решение не видеться с Кирсти после проделанной дороги, не проходить последние десять шагов до комнаты, где она была. А теперь – Делия. Гнаться за ней, словно какой-то лузер из сопливой комедии, чтобы попросить ее… О чем? Не рожать ребенка? Он не мог так поступить. Он любил ее. Он просто должен был оказаться здесь, когда она получит известие, каким бы оно ни оказалось.

Разумеется, его мать уже решила уехать. Он так и не смог представить себе будущее, в котором она вернулась бы и вела бы себя как настоящая мать, потому что такое будущее было невозможно. Она просто прошила его жизнь шаровой молнией, на мгновение покинувшей небеса. Он даже злиться не мог. Он просто сказал ей ехать, когда она об этом рассказала. Здесь ей делать нечего. Неправда, но у него еще оставалась кое-какая гордость.

Она предложила приехать, навестить ее. Познакомиться с Трикси.

Кто такая эта Трикси? Человек, которого его мать предпочла ему. Она сказала, это член семьи. Значило ли это, что Адам им не был? Он слишком устал, чтобы злиться на мать за то, что она сбежала тогда и снова сбежала сейчас, отправившись к какой-то девчонке, о которой он прежде и не слыхал, вместо того чтобы остаться с ним. Что он понимает? Быть может, он и сам поступил бы точно так же на ее месте. Конечно, он же подумывал о побеге, когда услышал новости от Делии. Адам увидел идущую медсестру. Черт! Делия должна вот-вот сдать тест. Пора решать: отвечать на вопрос или нет, бросить кости, раскрутить рулетку. Рискнуть всем. В конце концов, может, в этом и есть настоящий смысл жизни? В конце концов, худшее в этой семье уже произошло, и вот они все – побитые, потрепанные, но живые. В каком-то смысле по-прежнему семья. И он пришел, не сбежал, как в свое время Кейт. Должно же это хоть что-то значить.

Он шагнул к кабинету УЗИ. Может быть, он все же съездит в Лос-Анджелес – снова видения бирюзового бассейна и девушек в бикини. А может, и просто останется здесь и больше никогда не увидит мать. Станет отцом в двадцать два. Найдет работу, чтобы обеспечивать Делию – какой-нибудь офисный кошмар, который станет высасывать из него жизнь. А может, ему и понравится. Быть с ней, с их ребенком. Его мать будет приезжать к ним, или они будут навещать ее, и тогда ребенок будет плескаться в воде. Или просто окончательно выкинуть ее из своей жизни. Может получиться и так, и этак. Но если ребенок родится больным? Решит ли Делия все равно рожать? Он просто не знал.

Делия лежала на спине на кровати, распластав по-лягушачьи ноги, футболка была закатана, обнажая блестящий от геля живот. Ниже пояса она была накрыта какой-то грубой голубой бумагой. Она не сразу поздоровалась с ним.

– Твоя мама сказала, что ты здесь.

– Сюда нельзя! Кто вы такой?! – вскричала врач, сидевшая за аппаратом УЗИ.

– Он – отец, – сказала Делия. – Отец ребенка.

Он никогда не представлял себя в этой роли. Он был трудным сыном Эндрю, брошенным сыном Кейт, не сыном Оливии. Но не чьим-то отцом. Он никогда не был даже чьим-то парнем. Он не был готов к этому. Но что бы ни происходило в пока еще плоском животе Делии, он не мог этим управлять. Он запустил этот процесс, но дальше, что бы он ни делал, события пойдут своим чередом.

– Можете оставить нас на минутку? – попросил он врача. – Прошу прощения.

Он понимал, что вел себя грубо, что в глазах других он – неотесанный и злой парень. Это нужно было исправлять. Чтобы жить в этом мире, нужно соблюдать хоть какие-то правила. И он больше не был ребенком. Он не мог больше оправдываться тем, что его бросила мать. Ведь она, она вернулась хоть в каком-то виде. Все, что он воспринимал как должное, вдруг перевернулось вверх дном. Его интрижка, заведенная из мести, попытки причинить боль отцу, матери, Оливии, привела к соответствующим последствиям. У него не было венерических заболеваний, да и ребенок был не самой большой проблемой. Проблемой было то, что в нем, откуда ни возьмись, проснулась любовь. Он любил эту девушку даже здесь, под голубой бумагой, с бледными ногами, на которых волоски встали дыбом от холода, с облупившимся лаком на ногтях. Он любил Кирсти, застрявшую в интернате, и понимал, что должен пересилить себя и чаще ее навещать. Любил своего недотепу-отца, который его не бросил, и Оливию, которая его воспитала. Даже, наверное, свою мать, подавшуюся в бега, чтобы спастись, и оставившую его. Быть может, в его душе еще оставалось немного любви к ней, или хотя бы сострадания. А может, это было одно и то же. Он любил их всех. Это его бесило, но это было правдой.

Кейт, наши дни

Выйдя из клиники, где лежала Делия, даже не увидев, какой она стала, Кейт оказалась на шумной лондонской улице, в самом круговороте жизни, и вызвала такси, оставив машину детям. Она снова спасалась бегством. Не смогла повидаться с Кирсти и Делией, не смогла сорвать съемки фильма, снова подвела Адама, как и миллион раз до этого. Видимо, в этом и состояла ее сущность. Она собралась ехать сразу в Хитроу и взять билет на ближайший рейс, как минимум – в бизнес-класс. В конце концов, теперь у нее водились собственные деньги, она была успешной и не нуждалась в мужчине. Такси приехало через пару минут – почти невыносимая легкость современной жизни. Слишком просто стало действовать, едва решившись и даже не обдумав все как следует. Она села в машину, вспомнив, что багаж остался в гостинице у Конора. Едва ли это имело значение. Все можно заменить, а паспорт лежал у нее в сумочке. У нее всегда получалось путешествовать налегке. После того, как бросишь детей, мужей и родителей, бросить крем для лица и носки – дело плевое.