Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА
– Пью, Лена. Места не нахожу себе. Душа горит… Душа? – задумчиво пробормотал он и покачал головой. – Н-е-т… Души у меня теперь нет. Похоронил ее вместе с тобой…
Лежит опустошенная бутылка в побуревшей траве, и уже присыпана она палыми листьями. Лежит и Андрей, уткнув голову в дерн, обхватив руками могильный холмик… Вздрагивает его спина, хрипит что-то в груди…
Югана тихо подошла к могиле. Остановилась.
– Встань, вождь племени Кедра! – требовательно и громко сказала старая эвенкийка.
Но Андрей не слышал Югану. Андрей ничего не слышал. Он бродил сейчас по черемуховой гриве, где был так счастлив с Леной, где носил ее на руках, целовал и любил. Завидовали ему тогда крикливые дроздовки, завидовали дикие утки. И ветер стыдливо бежал, и солнце ревниво смотрело на счастье и любовь девушки.
Югана отошла к ближайшему кусту, ловко вырезала прут и вернулась к лежащему Андрею.
– Югана просит вождя встать! – гибкий прут хлестнул наискосок по спине Андрея.
Вечернее солнце ушло за тучи. И ветер стих. И лес молчал.
– Пусть слушает сын Юганы. Пусть слушает Шаман последнюю женщину из племени Кедра, – начала Югана, когда Андрей сел на скамейку. – У Юганы утонула дочь Таванга на реке в далекой тундре. У Юганы был сын. Ему было четырнадцать зим. Он заряжал шомпольную винтовку. Злой дух нажал на курок. Выстрелило ружье прямо в голову сыну… Муж Юганы, Двуглавый Медведь, был великим охотником. Все женщины племени Кедра гордились им. Злой дух Болот ненавидел Двуглавого Медведя и послал ему самую сильную змею… Летом на берегу реки Тамырсат черная змея укусила мужа Юганы. Двуглавый Медведь разорвал змею руками. Потом он попросил Югану отрезать ножом отравленную ядом ногу, чтоб не умереть. Югана сделала так, как просил Двуглавый Медведь… Муж потерял ногу, но остался жить. Югана знала большое горе. Югана любую беду встречала с гордой головой! В наш урман пришло жадное племя из тундры. Эти люди говорили на непонятном для остяков и тунгусов языке. Они стали прогонять нас из богатого зверем урмана. Была война. Погиб Двуглавый Медведь, погибло много великих охотников и красивых женщин. Но люди племени Кедра прогнали чужих из своей земли…
– Югана, я понимаю… – тихо сказал Андрей, но старая эвенкийка, словно не слышала, продолжала.
– Югана гордится сильными мужчинами и красивыми женщинами своего племени. Но Югана говорит это только Шаману.
– Тяжело мне, Югана, – опустив голову, сказал Андрей.
– Шаман давно уже пьет винку. Винка сделала вождя слезливой бабой…
– Ладно, Югана, пойдем домой, – пробурчал Андрей, неохотно поднимаясь.
– Горе Шамана – горе Юганы, – говорила старая эвенкийка. – Горе надо забывать. У Шамана будет другая жена. У Шамана будут дети. Шамана ждет большая работа. Вождь должен идти к Якорю. Помогать начальнику искать керосин в урмане. Шаман не беременная баба… Пошто он сидит дома и плохие думы зовет к себе в голову? Вождь должен идти на большую тропу кеологов или на кочевую тропу охотника…
10
После оттепелей с дождями землю подсушил мороз и запорошило первым нежным снегом. Мелкоснежье было хрустким – при ходьбе создавался шабор. В осенний наст, чарым по-местному, тяжело скрадывать зверя. И собакам горе – ранят животные ноги, подрезают, будто о стекло. Поэтому Илья и пожалел лайку, оставил на острове, а взял натаскивать молоденького кобеля Эмтара.
Вечером шел Кучумов по ломистой низине, заросшей мелким ельником и пихтачом. Слипся, затвердил каменно волглый снег.
«Вот Эмтар грызет кору кедра – загнал соболя».
– Не надо его нам, – говорит Илья собаке, – пойдем дальше. Потом сам прибежит в ловушку…
Пройдя ночью с полкилометра, он почти на ощупь разыскал сухостоину. Срубил ее, раскряжевал, зажег. Не поленился устроить навес из пихтовых ветвей. Потом нагреб снегу в котелок, поставил кипятить чай.
Устал промысловик. За день успел поставить девять соболиных лабазиков-кормушек. Лабазики делал немного больше пчелиного улья, рубил из нетолстых сосновых кругляков, покрывал односкатной крышей. Входное отверстие мастерил небольшое, чтобы зверек мог свободно залезть и вылезть. В каждом лабазике оставлял мясо или сушеную рыбу да еще берестянку с рыбиной, залитой пчелиным медом. Прикормится соболь, тогда его проще простого отловить. Но пока рановато начинать промысел зверька – не выкунился, не потерял еще летний мех полностью; затяжная осень выдалась.
Сидел Илья у нодьи, сидел, уткнувшись в колени. Задремал – сморило его у костра. Забурлила в котелке вода, выплескивается. Недовольно шипит огонь. Отлетела дремота от охотника. Снял Илья котелок с тагана, бросил заварку. А когда напрел чай, зачерпнул кружкой, отпил несколько глотков. Чувствует, вместо ароматного вкуса разит кипяток смоляным духом. Заглянул в котелок, а там плавает разваренная кедровая шишка…
«Хорошая примета: сам дух тайги охотнику дает корм», – подумал Илья.
Утром он вышел на промысел еще до восхода солнца. Возле старой гари взял Эмтар норочий след. Дал несколько кругов, остановился. Полаял на пень. Стал его окапывать. Подошел поближе Илья. Валежник непролазный засыпан мелким снегом и скован ледяной коркой. Решил охотник попробовать отловить норку.
– Эмтар, не калечь ноги, земля мерзлая. Не копай. Сам буду рыть, – говорит он собаке, вынимая топор из-за пояса.
Стал охотник копать идущий под пень отнорок. Но мелькнула из-под снега черная молния – ушел зверек. Оторопел Эмтар. С визгом понесся за норкой. Зверек юркнул под другой кедровый пень. Илья забил боковые выходы обрубками сучьев и принялся входную нору разрубать топором. Покопает маленько, засунет руку, прощупает – близко ли зверек… И в один из таких моментов в руку его впились острые зубы… Хоть и прокусила норка насквозь палец, но промысловик не выдернул руку. Стиснул пальцами челюсть разбойницы, вытащил черношубного зверька. Грех убить такую красавицу – пусть живет. Отпустил Илья пленницу и собаку придержал, чтобы не погналась следом.
11
На южном берегу озера отыскал Костя дуплистую валежину по норочьему следу. Обошел кругом – следа выходного не видно. Набросил сеть на дупло, стукнул обухом по валежине с противоположной стороны. Не вылазит норка. Затаилась. Начал рубить дуплину, пошуровал в дыре длинным прутом. Только тогда выскочила норка и запуталась в сети. Достал Костя из сумки шприц, усыпил зверька, замерил и взвесил его.
В дупле Костя рыбный склад норки обнаружил – мелкие щучки да окуни. Сложил всю рыбу в кусок дели, взвесил на безмене – шестнадцать с половиной килограммов!
Покончив с наблюдениями, зашагал он к маленькой речушке, где утром убил и оставил оленя, завалив тушу пихтовым лапником. Нужно ему изрубить мясо на мелкие куски и разнести по соболиным лабазам-кормушкам.
