Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА
Покончив с наблюдениями, зашагал он к маленькой речушке, где утром убил и оставил оленя, завалив тушу пихтовым лапником. Нужно ему изрубить мясо на мелкие куски и разнести по соболиным лабазам-кормушкам.
Уже за полдень вышел он на береговую чистовину. Сразу заметил протаск по мелкому кустарнику да ельнику.
«Куда это утащил хозяин оленя?.. – удивился промысловик. – Все мишки давно по берлогам спят и лапу сосут…»
Но некогда Косте разбираться в непонятном поведении медведя. Торопится он вернуться на стоянку – с Ильей уговор был встретиться там.
12
Вечером, когда нажарили мясо к ужину, Илья спросил:
– Выпьем маленько… Надо сказать тебе много.
Они выпили разведенный спирт, молча поужинали.
Потом Илья закурил, несколько раз хлебнул махорочный дым и передал трубку Косте. Догадался тот – курит Илья прощальную трубку.
– Костя, – начал Илья, – ты был мне большим другом. В школе я учился мало. Только один год. Маленько мог читать и писать. Ты сказал: «Илюшка, надо мозги развивать». Ты привез много книг на Соболиный. Потом учил меня четыре года. Ты весной привел в улангаевскую школу и попросил: «Делайте экзамен Илюшке». Сам директор заставлял меня решать задачки всякие. Сам директор выдал мне свидетельство за семь классов. Помнишь, как я писал диктанты на берестяных листках?.. Я, Костя, люблю машины, люблю буровиков. Я хорошо знаю жизнь урманов. Не хочу больше бродить в тайге один… Не обижайся, Костя. Я вернусь на буровую… На геолога учиться буду. Долго я об этом думал…
Костя молчал. Понимал он, что новая жизнь, которую принесли в глухую деревню нефтеразведчики, увлекла и покорила его друга. «В добрый час!» – мысленно сказал он Илье, а произнес только;
– Когда уходишь?..
– Завтра. Окрепли реки и озера. Топи заморозило. Быстро прибегу в Улангай. Хочешь, вместе пойдем…
Костя отрицательно покачал головой.
13
С утра вялый ветер кособочил густой снегопад. Выбелились бревенчатые стены домов, выспинились молодые сугробы рыхлой переновой. К полудню засмелела пурга, начала свой баламутный круговорот.
В комнате Соня не может прибрать – шутка ли, седьмой месяц беременности. Ходит осторожно, бережливо носит себя. Заработное время перепало Андронихе. Уж она-то в Сониной квартире все прибирает, медвежьи шкуры повытрясет, пылинки-паутинки сметет.
Сегодня день субботний. Сидит Соня на диване, шьет будущему младенцу распашонки. Андрониха, как обычно теперь, рядом, слова всякие плетет липкой паутиной, но слушает бабку Соня в пол-уха. А та жалуется Соне, палец больной показывает: мол, за тобой ухаживая, все руки повредила…
– Давай перевяжу, – предлагает Соня, встает с дивана и достает бинт из домашней аптечки.
Палец перевязан, Андрониха говорит:
– Бюллетенить буду. Домработницей у тебя считаюсь. Мочить руку нельзя теперича…
Не успела бабка договорить, как на пороге появилась Югана. Молча подошла к дивану, посмотрела на Сонино шитье.
– Мешок для ребенка делала. Зимой гулять дитю хорошо. Из собачьих шкур, теплый будет, – и выложила старая эвенкийка меховой детский спальный мешок.
Андрониха недовольно глядела на эвенкийку, чувствуя себя здесь хозяйкой. А тут еще Соня, не подумав, подлила масла в огонь.
– Ты иди-ка, бабуся, домой. Сама сказала: «Бюллетенить буду…»
– Прогоняешь? – взвихрилась Андрониха. – Кто тебя свел с начальником, кто за тобой грязь вывозит из горницы… С ясашной мордой дружбу водишь…
Югана подошла к Андронихе, показала пальцем на дверь и тихо сказала:
– Ступай, Соня просит.
Андрониха быстренько надернула шубу, кинулась к порогу, а потом повернулась и, размахивая сухонькой жилистой рукой, затараторила:
– Так-то оно… Все знаю! Ох и дорого вы за мой секретик-то заплатите… Ничего, Сонюшка, ты еще к Андронихе рысью прибежишь. На коленочках молить-просить будешь, чтоб язычок за зубами держала…
Никаких секретов про Соню Андрониха не ведала. Это была ее обычная манера брать баб на испуг: у каждой ведь женщины есть какие-то свои тайны… Вот на это обычно и метила знахарка.
14
Вскоре после случая на кладбище отправилась Югана к Якорю, обсказала все. Тут и Федор погодился в конторе. И с Федором держала совет Югана.
– Шаману надо трудную работу. Тяжелая работа быстро прогоняет плохие думы, а сон делает крепким. Забудет тогда Шаман про винку, – говорила старая эвенкийка Федору тихо, чтоб не слышали посторонние.
– Югана, у нашего брата нет легкой работы, – улыбнувшись, ответил Федор, – Но для Андрея найдем потяжелее…
15
Сегодня достал Андрей старые альбомы, долго рассматривал рисунки. Многие делал он еще в те времена, когда работал дизелистом на буровой у тюменских нефтяников. Как раз в это время пришел к нему Федор.
– А я к тебе, Федя, сам хотел идти… – сказал Шаманов вместо приветствия. – Бери меня в поле.
– Если согласен, Андрей, временно поработать верховым рабочим… А потом дизелистом пойдешь. В общем, жизнь нашу ты знаешь, успокоишься, – предложил Федор Андрею и, кивнув головой на альбомы, добавил: – А рисовать и там сможешь… сверху-то все видно, как на ладони… – подмигнул он..
– Согласен верховым. Не привыкать…
– Несколько деньков присмотришься и – с богом! Работа не хитрая. Силенка нужна, но тебе ее не занимать… Да что я тебе рассказываю – сам все знаешь!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В конце ноября на радость буровикам ударили сильные морозы, а в декабре стужа прочно заковала болота. Самое время ставить подошвы буровой на стальные лыжи и двигать на новое место по заранее расчищенной от буреломника и большого кочкарника на болотах дороге.
Три трактора, как три телохранителя, придерживали металлическую вышку на тросовых оттяжках, а танк тянул ее по просеке в сторону Мертвого озера. Старались передвигаться там, где ровнее, выискивали самый удобный путь. Потому и прибыла стальная громада на новую стоянку без приключений. Недели две готовились к работе, и наконец началось забуривание второй скважины на Кучумовой площади.
У нефтеразведчиков всегда считалось самой трудной работа буровика и его помощника. Нужны здесь крепкие мускулы и смекалка. Андрей стал верховым. И у него работа не из легких. Высота вышки сорок один метр. В ветреную погоду она покачивается, поет, завывает ветер в стальных сплетениях фонаря. В жгучие морозы и резучие метели особенно достается верховому рабочему при подъеме и спуске инструмента – стоит он на полатях, открытых ветру со всех сторон.
