Семья - Тосон Симадзаки

— Но все-таки ты теперь не тот. Куда меньше стал ходить, — говорила ему о-Юки. — Стареешь ты, отец.

Наконец и он распрощался с дочерью и внуками. Санкити и о-Юки, оставив Гиндзо на служанку, пошли со старшими детьми проводить старика.

— Танэтян, Синтян, скорее, скорее, а то дедушка на поезд опоздает, — говорила детям о-Юки. Пройдя с полквартала, она взяла младшего на спину.

Старик Нагура и Санкити время от времени останавливались, чтобы подождать отставшую с детьми о-Юки. На углу улицы, привлеченная серым пятном асфальта, спускалась стайка птиц. Им, видно, показалось, что это земля. Почти коснувшись асфальта, птицы, крича, взмыли вверх и рассыпались комочками по соседним крышам.

— Кажется, ласточки прилетели, — сказал Санкити, останавливаясь и глядя на птиц.

Наконец добрались до вокзала Уэно. Сели в зале и стали ожидать поезда. Старик ни секунды не сидел на месте, то и дело подходил к Санкити, о чем-то спрашивал и смеялся молодым смехом.

Оба мальчишки, тараща круглые глаза и крепко держась за подол матери, разглядывали пассажиров. Старик подошел к ним.

— Ведите себя хорошо, слушайтесь маму. Дедушка Нагура скоро опять приедет и привезет вам гостинцев.

— Слышите, что говорит дедушка? —сказала о-Юки. — Будете слушаться маму, он опять приедет и подарки вам привезет.

— Да, да, дедушка опять скоро приедет, — повторил старик,глядя на дочку.

Началась посадка на поезд. Старик Нагура, Санкити, о-Юки с детьми поспешили на перрон.

— Ну, детишки, — сказал Санкити, — прощайтесь с дедушкой. Помашите ему.

О-Юки взяла Синкити на руки и подняла повыше.

В окне вагона второго класса показалось смеющееся лицо с белой бородой. Старик, не отрываясь, смотрел то на дочь, то на внуков. Потом сел на свое место и опустил голову. Станционный служащий прошел между провожающими и поездом. Тяжело застучали колеса.

— Может, отец в последний раз был в Токио, — сказал Санкити жене, когда поезд скрылся из виду.

Наступил май. Сёта все еще не работал, Морихико, сказав, что начал новое дело, уехал, полный сил и энергии, в Нагою.

Как-то Санкити, сказав жене, что его очень тревожит судьба племянника, пошел в Комагата.

Санкити приблизился к знакомой каменной ограде. В этот яркий майский день дом Сёта выглядел особенно уныло. На двери висело объявление: «Сдается второй этаж». Санкити поднялся по каменным ступеням. Его встретила старуха, лицо у нее было невеселое. Оказалось, что Сёта с Тоёсэ ушли за покупками, но скоро вернутся. Санкити остался ждать племянника. Вещи со второго этажа были снесены вниз, столик Сёта с ирисами передвинут к сёдзи. Только старые шторы цвета морской волны остались на месте.

Старуха предложила Санкити чаю.

— Когда я только поступила в этот дом, — сказала она, — я думала, до чего же дружные бывают супруги. А потом вижу, что счастья-то и нет. И так мне стало жалко госпожу. Женщина всегда женщину жалеет.

Старуха говорила неторопливо и негромко, было видно, что она сама пережила немало. Санкити обратил внимание, что жалость старухи к Тоёсэ совсем не похожа на обычную угодливость служанки.

— Конечно, я ничего не могу сказать, барин тоже неплохой человек, — добавила она под конец.

Санкити подошел к застекленным сёдзи. Под коньком крыши висел круглый горшок, обернутый шелковой ватой, — наверное, выдумка Тоёсэ. Над ним торчали вверх ярко-зеленые побеги проса. Из окон гостиной была видна Сумидагава. Полоса воды за каменными плитами пристани напоминала о начале лета,

— О, кто нас навестил! — воскликнула Тоёсэ, вернувшись вместе с Сёта из города. — Дядюшка, здравствуйте!

— Тут приходил один господин, смотрел квартиру, — сказала старуха. Сёта и Тоёсэ смущенно посмотрели на дядю.

Санкити сел напротив Сёта так, чтобы видеть реку. Сёта, словно от боли морщась, сказал, что сперва решил было совсем отсюда уехать, чтобы уменьшить расходы, но потом вдруг стало жаль дома — он такой уютный, и ванная есть. Да и вложено в него немало. Вот и решили пока сдать второй этаж.

— А мне захотелось посмотреть, как вы живете. Знаешь, Сёта, иду я сюда, и попался мне по дороге дом, где продают выращенный в горшках мак. Я подумал, даже в этом огромном городе и то растет этот цветок. И сразу мне вспомнились родные места. Помнишь, недалеко от нашего дома было большое поле маков.

— Посмотрите, дядя, что мы придумали, — сказала Тоёсэ, указывая на горшок с просом под коньком крыши. — Все прохожие останавливаются в удивлении...

Сёта смотрел на все скучающим взглядом, потом сделал Тоёсэ глазами знак, чтобы та вышла.

— Я как раз и сам к вам собирался, дядя, — начал он. — Собираюсь ехать в Нагою. Попытаю счастья среди тамошних маклеров. Там есть один человек, он меня и зовет. Думаю пожить там годика два. Наберусь опыта.

— Ну что же, я думаю, ты решил правильно, — одобрил Санкити.

Было видно, что Сёта опять обуреваем великими планами. Показывая дяде составленные им самим таблицы биржевых курсов во время русско-японской войны, он говорил:

— На этот раз я, по вашему совету, решил сперва основательно изучить дело. Не хочу еще раз провалиться. Внимательно слежу за тамошним курсом, Среди моих знакомых уже пошел слух о моем отъезде. Я недавно слышал, как говорили: «Хасимото — человек способный. Он своего добьется».

— Ты ведь знаешь, Морихико тоже сейчас в Нагое. Ты с ним советуйся.

— Конечно, буду. Правда, у нас с дядей Морихико совсем разные области. Ему сейчас тоже нелегко. По-моему, он начал решительное сражение. Мне очень хочется на него поглядеть.

— Морихико как-то очень странно ведет дела. Что он делает — никто толком не знает. А хладнокровие его так просто поразительно.

— Тоёсэ уверена, что он ворочает большими делами.

— Брат всю жизнь был мечтателем. Но у него есть одна прекрасная черта: он очень добр. Сколько он сделал добра для семьи о-Сюн! Другой давно бы махнул на них рукой.

Тоёсэ принесла соевую пастилу.

— Это подарок, — сказала она.

— Мне хотелось бы подняться на второй этаж. Оттуда такой красивый вид, — сказал Санкити. Тоёсэ повела его наверх.

— Ты что-то неважно выглядишь, — сказал ей Санкити. — Ты огорчена чем-нибудь?

— Немного. Правда, Сёта последнее время все больше дома бывает. И обедает дома — это меня особенно радует. Но зато ведь он совсем ничего не делает.

Они разговаривали, глядя на воду, полную темно-зеленой мути. Тоёсэ явно была чем-то удручена.

— Иногда у меня так болит сердце, — пожаловалась она.

Санкити поглядел на нее внимательно, ничего не ответил и спустился к Сёта.

В углу прихожей громоздились картонные коробки от игрушек, которые расписывал Сёта. У стены стояли рекламные щиты фирмы Хасимото, присланные из провинции. Договорившись скоро опять увидеться, Санкити простился и ушел.

— Ты один постоянно добр к Сёта, — сказала как-то мужу о-Юки, и тотчас же в прихожей послышался голос Тоёсэ.

— Простите, тетушка, что я нагрянула к вам без приглашения.

После того как Сёта отбыл в Нагою, Тоёсэ стала частой гостьей в доме Санкити. Сперва о-Юки по-женски придирчиво относилась к Тоёсэ, Но, узнав про Кокин, она сразу же приняла ее сторону. Тоёсэ же дня не могла прожить без тетушки. Она обращалась к ней то с тем, то с этим, говорила об уехавшем муже, об учительнице, снявшей второй этаж, жаловалась, что одной очень тоскливо.

Прошел месяц после отъезда Сёта. На улицах послышались голоса продавцов зеленых слив. Ожидалось начало тепла, но погода стояла сырая, тоскливая. Тоёсэ все чаще уходила из дому к родным.

— Тоёсэ-сан, я получил письмо от Сёта, — сказал ей Санкити.

Тоёсэ посмотрела на дядю.

— Ты писала ему что-нибудь жалобное? — улыбнулся Санкити.

— Он написал об этом?

— Вот его слова: «Я еще молод и хочу как следует поработать. А жена, видно, уже стареет. От этой мысли я становлюсь до смешного сентиментальным...»

Тоёсэ и о-Юки с улыбкой посмотрели друг на друга. Тоёсэ пожаловалась, что не получила от мужа еще ни одной иены.