Михал Вивег - Лучшие годы - псу под хвост
29 сентября 1968
Сегодня после обеда мы переезжали. Под окнами «Караулки» собралась толпа незнакомых людей. Мама сказала, что оба грузчика наверняка наклюкались, раз несут ее кровать на застекленную веранду. Отец сказал, что она обвиняет их совершенно несправедливо, потому что эта веранда действительно будет нашим временным жильем. Мама села перед виллой в плетеное кресло и примерно час наблюдала оттуда за речной рябью. Потам взяла меня за руку и сказала отцу, что мы уезжаем в Прагу. Отец сказал, что он всегда мечтал жениться на девушке, которая пойдет за ним в огонь и в воду, но, как теперь видит, скорее всего, взял в жены принцессу на горошине. А каково инженеру Зваре, спросил отец, ведь он уже третью неделю живет со своей невестой в трансформаторной будке? Когда стемнело, мама сказала мне, что жизнь с моим отцом все больше похожа на дурной сон.
30 сентября 1968
Веранда застеклена с трех сторон. Мама вчера стеснялась надеть пижаму. Говорила, что за этими стеклами следят за ней сотни глаз. Мне было немножко жалко ее. Я забрался к ней под перину и прижался к ее плащу-болонье. Отец читал книжки про стекло.
1 октября 1968
Начался октябрь. Я спросил отца, что он будет делать, если ледяной северный ветер надует сюда снежные языки, — он мне ответил, что пропылесосит их. Иногда я спрашиваю себя, может ли он вообще быть маме или мне хоть чуточку опорой. Он либо читает про стекло, либо вырезает красивые трости. Обыкновенная дудочка, которую я уже не раз просил его сделать, скорее всего, ему не под силу. Послезавтра они впервые идут на работу, я — в детский сад. Метафора — ключ к реальности. Читаю книжку о писательстве и помогаю маме. Когда ей нужно переодеться, сооружаю для нее бункер из матрасов.
2 октября 1968
Сегодня мы с папой ходили к реке. Он сказал, что ему нужно подыскать какое-нибудь дерево для вырезания. Я спросил его, что ему все время надо от этого дерева. Он сказал, что дерево — материал с потрясающими психогигиеническими качествами, какие в странах Восточного блока трудно переоценить. Вечером наконец он сделал для меня дудочку. Тянулось это целую вечность!
3 октября 1968
Детский сад, за исключением учительницы Гайковой и творога с малиной, отражает плачевное состояние нашего дошкольного воспитания. Я им это тоже сказал. Учительница Конечная, которая пришла из младшей группы поглядеть на меня, сказала, что для детского сада я буду настоящим сокровищем. Я сижу рядом с Ярушкой Мацковой. Это довольно хорошенькая деревенская девочка, до отказа набитая наивными предрассудками относительно метафорических выражений и жирноты. Мама принесла с работы четыре сумки бумаг. Я продудел ей в качестве приветствия «Сон любви», но она подскочила ко мне и выбросила дудку в окно. Я кричал, что прыгну за ней, по мама засомневалась, смогу ли я при моей толщине вскарабкаться хотя бы на стул, чтобы с него потом перелезть на подоконник Отчуждение между мной и мамой растет, как мухомор после обильного дождя. С завтрашнего дня отказываюсь от всех сладостей.
4 октября 1968
Вчера ночью была гроза. Я забрался к маме в постель, но отец втерся между нами. Мы смотрели, как синеет и белеет небо, а потом снова гаснет. Отец сказал, что это лучше, чем полнометражный фильм в кинотеатре «Альфа». Дождь стучал по крыше, как толпа бешеных кровельщиков. Отец гладил маму, что по отношению ко мне было явно бестактно.
5 октября 1968
Сегодня в детском саду я отказался от пирожного в пользу Ярушки Мацковой. (Вчера был апельсин.) Во время мертвого часа она в награду показала мне свою пипку.
6 октября 1968
Мацковой захотелось посмотреть и на мою пипку! Я сказал ей, что завтра отдам ей пирожное. Мама с каждым днем все больше нервничает. Вечером отец предложил ей пойти прогуляться, но через четверть часа они вернулись, потому что в темноте упали в сточную канаву у польского общежития. Воняли, как давно не мытые хорьки. Я им это тоже сказал.
14 ноября 1968
Сегодня я пишу при страшном гвалте, так как отец с мамой затащили к нам домой инженера Звару и его невесту. Мою кровать загородили метровой баррикадой из коробок, до сих пор так и не распакованных после переезда: пытались создать у меня впечатление, что таким манером получилась отдельная детская комната. Потом они пели советские военные песни и распивали водку из керамических изоляторов, которые украл инж. Звара из своего трансформатора.
15 ноября 1968
Сегодня я попросил учительницу Гайкову разрешить мне — в виде исключения — перенести послеобеденный сон на дообеденный. Она согласилась, но захотела узнать причину, так что мне пришлось вкратце рассказать ей, до которого часа ночи я вынужден был слушать думки и частушки. Хотя она и изображала на лице сочувствие, но, пожалуй, по-настоящему поверила мне, только когда я показал ей свою майку, которой отец в темноте вытер пролитую водку. Она положила меня спать на диване в директорской! Я дрых без задних ног, в то время как мои деревенские сверстники должны были играть в свои дебильные тематические игры.
16 ноября 1968
Ни отец, ни мама со мной не разговаривают. Мне приказано ложиться спать ровно в 19 часов, как какой-нибудь сонной курице. С наступлением этого часа оба родителя начинают демонстративно перешептываться. Что касается мамы, так это все равно зря — еще со времен своей театральной карьеры она привыкла шептать чудовищно громко. Я ей это тоже сказал.
17 ноября 1968
18 ноября 1968
Все выходные я провел за коробками. Никто со мной не разговаривает, и я тоже ни с кем. Читаю эссе Монтеня. В ряде случаев должен с ним согласиться на все сто. Но когда я прочел, что «кто научит людей умирать, тот научит их жить», у меня создалось твердое впечатление, что у него тоже сильно поехала крыша.
19 ноября 1968
Мама и отец наконец снова стали со мной разговаривать. Мама только немножко, потому что своим театральным шепотом она заработала воспаление связок. Когда я спросил ее, почему она шепчет так громко и оттого сильно напрягает связки, она ответила мне, что таким образом — как, мол, и каждый уважающий себя актер — солидаризируется с бедными студентами на третьей галерке. Отец утверждает, что мою майку использовал по ошибке, — он, мол, наполовину ослеп из-за того, что мать сигаретой прижгла ему роговицу. Я сказал, что завтра объясню это учительнице Конечной. «Лучше уж ничего не объясняй!» — просипела мама. У нее были такие выпученные глаза, что я подумал даже, что скоро повезем ее в психушку в Богнице.
20 ноября 1968
Мне удалось найти для отца два больших куска редкостного эбонитового дерева, которые кто-то совершенно непростительно выбросил на свалку под Белым Камнем. Когда я притащил дерево домой, там никого еще не было. Родители приходят с работы все позже и позже. Я сказал им, что нечего было браться за работу, которая им явно не по зубам. Все нормальные люди приходят домой в половине третьего.
21 ноября 1968
Отец объявил, что это не эбонит, а обгорелый бакелит, но что, несмотря на это, он все равно мне благодарен. Он вел себя со мной немного холодно. Но мама похвалила меня и сказала, что у меня островная ментальность. А вообще-то они, конечно, разговаривают исключительно о работе, хотя еще два месяца назад про огнеупорное стекло не знали ни фига. Я им это тоже сказал.
22 ноября 1968
Детсад буквально разрывается от проблем: утром светило солнце, так что нас погнали в сад, словно каких-то телят. Учительница Конечная заставляла меня идти играть в один из этих ужасных жестяных домиков. Я спросил ее, во что, по ее мнению, я должен там играть. Она сказала, что я мог бы там, к примеру, принимать гостей. Я сказал ей, что идиотский обычай, каким в этой стране является прием гостей, особая тема, там более что домик скорее напоминает тесное купе в поезде, а то и вовсе обгорелый макет на танковом полигоне, и что я с большим удовольствием — разумеется, с ее согласия — дочитал бы на какой-нибудь не очень отдаленной скамейке Генриха Бёлля. Она сказала, что она, разумеется, не согласна, потому что мы занимаемся не каким-то там Бёллем, а играми на развитие коммуникабельности. Тогда я спросил ее, хочет ли она действительно развивать мою развивающуюся личность, как указано у нее в рабочем плане или скорее подавлять ее. Она сказала мне, что единственное, что хочет она в данный момент, так это спокойно дожить до пенсии. Мне показалось, что учительница вот-вот расплачется, и, чтобы развеселить ее, я послушно пошел общаться с Ярушкой Мацковой. Общались мы в красном домике. Довольно интересно было видеть Ярушкину пипку при совсем другом свете!
