Михал Вивег - Лучшие годы - псу под хвост
— Квидо — очень красивое имя, — сказал дедушка.
— Пако — тоже интересное, — сказала мать Квидо. — По крайней мере, не менее интересное, чем «Караулка».
— Какая тут связь? — запротестовал отец Квидо.
— Прямая!
— Пако, — повторял раздумчиво дедушка Иржи. — Пако… Звучит не так уж плохо. Пако.
— Пако. С Пако, — сказала мать Квидо. — Хорошо, что его не надо будет склонять.
— Так же, как и Квидо, — сказал дедушка. — Да, это хорошо.
— Если вы выбираете имя потому, склоняется оно или не склоняется, его можно было бы назвать, допустим. Филе, — сказал Квидо. — Оно-то уж точно не склоняется.
— Как видите, пан редактор, — сказал Квидо, — в грамматике я всегда был силен.
— Второй ребенок? — возмутился дедушка Йозеф. — Сейчас?
Проходя по комнате, он шлепанцами растаптывал рассыпанный птичий корм. На карнизе уже опять сидели три попугайчика, на этот раз зеленые. Квидо заметил, что окно закрыто.
— В такое время — ребенок?! — гудел дедушка. — Хотите, чтобы какой-то большевик пристрелил его?
— Ради всего святого, прекрати! — взвилась бабушка Вера. — Прекрати сию же минуту!
— Мне — прекратить, а им стрелять в людей?!
— Папа, прошу тебя, не кричи, — подал голос отец Квидо. — Крики нам не помогут.
Дедушка жадно затянулся сигаретой.
— Ладно, молчу, — сказал он, с трудом овладевая собой. — Ну а что нам поможет, на твой взгляд?
— Откуда мне знать, папа, — беспомощно сказал отец Квидо.
— Ну так я тебе скажу! — Дедушка Йозеф снова повысил голос. — Повесить их, оно и поможет!
— Не поможет, — сказал отец Квидо. — Но психиатр тебе явно помог бы.
2) В последующие месяцы отец Квидо не раз испытывал ощущение, что психиатр нужен ему самому, — несмотря на все посулы, он до сих пор не получил для своей жены и детей квартиру. В сентябре ему выделили трехкомнатную квартиру на первом этаже «Караулки», но в конце концов она досталась другой семье. Отец Квидо был на грани отчаяния. Прошлогодняя зима, проведенная на веранде, оказалась таким испытанием, о котором было страшно и вспомнить. В морозные дни термометр показывал не более тринадцати градусов, хотя электрокамин и обогреватель работали на полную мощность. Стулья, стол и кровать неприятно холодили руку, а ночами, когда за окном мороз крепчал, дыхание мгновенно превращалось в беловатый пар. Квидо и его мать без конца простуживались, а он сам. хотя и не признавался в этом, мучился от ревматических болей в суставах.
— Я обещала делить с тобой и радость и горе, — сказала ему жена на исходе лета, — но при температуре ниже восемнадцати градусов жить не буду. Поступай как знаешь.
Отец Квидо лез из кожи вон: ходатайство о квартире он дополнил справкой о беременности жены, сам лично следил за продвижением очередников, затем и устно и письменно без конца напоминал о своем ходатайстве, отвечал на десятки предложений, написал даже жалобу, но все впустую. Незаметно начался сентябрь, река сплошь покрылась листьями, и по утрам с ее глади поднимался все более холодный туман. Мать Квидо, придя с работы, тотчас забиралась в постель, и он неизменно направлял оранжевое сияние обогревателя на тот самый холмик под периной, каким обозначался ее животик. Квидо ревниво смотрел на этот освещенный маленький бугорок, под которым в тепле нежился Пако, и нарочито громко стучал зубами. В середине сентября он, естественно, подхватил грипп, и мать оставалась с ним дома в течение целых десяти дней. Лежали они вместе, пили горячий чай и ели в больших количествах витамины. Когда у Квидо спала температура, мама позволила ему читать ей пьесы Дюрренматта — а сама читала ему сказки Андерсена. Порой они лежали просто молча, рассматривая сквозь шестьдесят маленьких оконных стеклышек, окружавших их с трех сторон, разные формы и краски облаков, и мечтали.
Однажды в такую минуту Квидо представил себе некую неведомую экзотическую страну. Естественно, посреди нее стоял Пражский Град и Старый город, а потом — каскадом белых скал — вся эта страна полого спускалась к морю. Песок на тамошних пляжах был горячим и серебристо-золотым. В тени ближних пальм сидели учительница Гайкова, дедушка Иржи, Павел Когоут и пани Бажантова из костюмерной. Они читали разные пьесы, смеялись и пили кокосовое молоко прямо из орехов. Вокруг них кружились лазурно-голубые попугайчики, порой они садились на загорелые плечи Квидо и Ярушки Мацковой — на лапках у них были маленькие бархатные подушечки, так что их коготки не царапали ни Квидо, ни Ярушку. Квидо и Ярушка собирали ракушки, купались, а потом ложились на большие бобровые и норковые шкуры, чтобы погреться на солнце; когда Квидо хотелось, Ярушка показывала ему пипку. Видение этого края настолько захватило Квидо, что он часто вызывал его в своем воображении и в последующие дни. Опасаясь забыть все эти волшебные образы, он решил запечатлеть их навсегда: как-то вечером он взял в постель блокнот и ручку и все, что он, зажмуривая глаза, пока еще отчетливо видел, старательно записал.
— Сегодня, разумеется, это не может быть напечатано, — саркастически сказал Квидо редактор. — Даже без Когоута. Это попахивает сюрреализмом и детской порнографией, а эта группа под пальмами начисто выпадает из структуры классовых отношений.
— Ребенок мечтает о тепле, — сказала мать Квидо своему мужу, прочтя тайком сочинение сына. — Сделай что-нибудь.
— Сделай что-нибудь! — взорвался отец, до этой минуты молчавший после прихода с работы, для молчания у него и вправду был достаточный повод. — Но что делать? Если ты такая умная, подскажи мне, что я мог сделать и не сделал. Насколько было возможно, — добавил он раздраженно. — Разве что не вступил в коммунистическую партию!
— Не кричи! — Мать Квидо обернулась к спящему сыну. — Ты, к примеру, не ходил к Шперку. Говорят, это самое главное.
— Был я у Шперка. Даже дважды. Разве я виноват, что он меня ни разу не принял?
— Звару, говорят, принял…
— Да, Звару принял. Вероятно, у Звары было для него интересное сообщение…
— Что? — Мать Квидо присела в постели. — Уж не хочешь ли ты сказать, что Звара…
— Вот именно, — сказал отец с каким-то странным смирением. — Звара.
— Я не могу… не могу в это поверить.
— Он говорит, что несчастненькие наводят на него тоску, — сказал отец Квидо. — Он смекнул, что путь к справедливости лежит через хитрость. Такое время. Они, мол, наши недруги, а против недругов надо применять определенную тактику. Иначе это донкихотство. Животное выживает благодаря тому, что сливается с окружением. Весь этот красный цвет — лишь защитная окраска. Человек должен идти в ногу со временем — тем более что он, Звара, в своей трансформаторной будке простудил почки.
— Все ясно, — сказала мать Квидо.
— У меня, на его взгляд, нет ни малейшего инстинкта самосохранения…
— Это правда, — сказала мать Квидо и, внезапно осознав ситуацию, добавила: — Значит, они получат квартиру, хотя ждут только первого ребенка!
Отец Квидо замялся на миг, а потом сказал, отводя ВЗГЛЯД В сторону:
— Не получат, а уже получили.
Мать Квидо, засмеявшись коротким смешком, снова легла и уставилась в потрескавшийся потолок.
— А их комната в общежитии?.. — тихо спросила она.
— Уже отдали…
— Гавелковым?
— Нет.
— Тондловым?
— Нет.
— Третьи в списке мы… — сказала мать Квидо.
— Тех, кому дали, вообще не было в списке.
— Гадость, — сказала мать Квидо. — Гадость, гадость и еще раз гадость.
— Да, ты права. Гадость.
— А ты садишь сложа руки. Ну скажи, как я могу уважать тебя после этого?
— Прочту вам, что говорит профессор Михаил Бедны: «Девушка, выходящая замуж, должна помнить, что самый короткий путь к вдовству и сиротству ее детей лежит через постоянное давление на супруга: ты должен, ты должен! Я слабая женщина, я не могу. Психологи знают, что обычно такие слабые женщины, как правило, самые требовательные». Что вы на это скажете?
— Что мы теряем драгоценное время. Мы договорились, что это будет юмористический роман, а вы вместо этого подробно изображаете, как вам в детстве было холодно, не говоря уже о том, что невесть почему обвиняете в этом членов партии.
— Я знаю почему, — сказал Квидо. — Мы с Господом Богом оба это знаем.
— Тогда не морочьте мне голову со своим романом! — взорвался редактор. — Большинство главок, что вы мне пока принесли, никогда здесь не выйдут, вы что, действительно не понимаете этого? Если же вы и вправду не способны написать два абзаца, чтобы при этом пять раз не лягнуть коммунистов, скажите прямо и мы распрощаемся. Пошлите меня подальше, пишите в стол или обратитесь в «Sixty-Eight Publishers».[19] А иначе нечего дурака валять…
