Андрей Школин - Прелести
Проснулся и лежал долго с открытыми глазами. Первый раз, за столько времени, встретил во втором мире живого человека и обосрался… Больше сегодня спать не буду.
— Тулип, чифир запарь!
* * *В ночь с воскресенья на понедельник я несколько часов кряду тусовался взад-вперёд по камере, нервно перебирая чётки и прислушиваясь к любому шороху в коридоре. Наконец кормушка откинулась, и появившийся в ней вертухай зачитал фамилии тех, кого утром отвезут в суд:
— Брагин, Слипко… — и, наконец, — Школин!
Ну, вот теперь точно суд в понедельник состоится.
— Что, Андрюха, на суд выдёргивают? — Эдик Курский, как обычно, играл с кем-то в карты.
— Всё. Сегодня, кажется, осудят.
— Может, ещё и не осудят. Отложат или перенесут. На этой неделе суды, говорят, заморозили.
— Может быть, — пожал плечами и уселся за квадрат играть в шахматы. — Кто знает, что у них на уме?
В шахматы я играл регулярно. Партий по тридцать ежедневно. Обычно все выигрывал, разве что Кузнец умудрялся некоторые свести к ничьей. Но сегодня…
Встаю, не доиграв партию, из-за стола и начинаю приводить в порядок одежду.
Рано утром — я полностью готов и собран. Выбрит, пострижен, выглажен. Не отутюжен, конечно, но реально выглажен и смотрюсь совсем не по-тюремному. Затем завариваем несколько чифирбаков. Всё население хаты садится в огромный круг, в котором я — середина, и пьёт чифир. Разбудили и усадили даже тех, кто никогда и чай-то не пил. Все пятьдесят с лишним человек на полу и с деловым видом сидят обжигаются кипящей коричневой жижей. Так как я в серёдке, то умудряюсь пить не по очереди, а изо всех кружек сразу и к концу мероприятия чувствую, что глаза и сердце слились где-то в районе ключицы.
Наконец фреза открывается, и менты зачитывают три фамилии. Двое выходят сразу, а я на пороге останавливаюсь и оборачиваюсь к камере:
— Ну, ладно, пацаны, не поминайте лихом. Если кого ненароком зацепил или сделал что-то не так, извините, зла не держите, — и, рассмеявшись: — Может, с кем и свидимся, когда…
— Удачного суда, Андрюха! Счастливенько, Сибиряк!
В помещении привратки толпа народу. Олег уже здесь.
— Привет.
— Привет.
— Как у тебя? Следствие по другому делу продвигается?
— Да… Там ещё не один месяц копаться будут, так что, мне ещё сидеть долго.
Затем шмон, на предмет обнаружения чего-либо или кого-либо, наручники и в «автозак». Поехали…
А на дворе весна… И, наверное, девки молодые трясут юбками, и травка балдеет от солнышка, и воробьи, на лету сталкиваясь лбами, падают на крышу автозака. Правда, затем поднимаются и, напугавшись грозного вида мужественных милиционеров, разлетаются в разные стороны. А мужественные милиционеры сами не прочь скинуть свои пропахшие потом мундиры и, увидев девок, трясущих юбками, с разгону запендюрить чего-нибудь, кому-нибудь, куда-нибудь. И родятся потом на свет, в результате подобного совокупления, не какие-то там легкомысленные обыватели, а настоящие мужчины, с детства примеряющие отцовские боевые, милицейские сапоги. И вырастут они, и повезут проклятущих зеков на своих зарешёченных машинах, и наступит весна, и попадают на крышу попутавшие рамсы воробьи, и пройдутся молодые девки, трясущие юбками, и всё повторится снова. И будет на том стоять мир, и порадуемся мы этому постоянству!
Машина останавливается, нас по одному выводят наружу, и первая, кого я вижу — мама. Ах, мама, мама — ты мой адвокат… — песня барда Розенбаума. Мама молчит. Я перевожу взгляд на следующего человека и… Ну, конечно. Кого ещё я мог здесь увидеть? Разумеется, Сашку Елагина. Он улыбается и поднимает вверх большой палец правой руки. Ах, Саня, Саня — ты мой адвокат… — эту песню бард Розенбаум не пел.
Нас заводят в специальную клетку, снимают наручники и молча, бдительно охраняют. Затем появляются адвокаты. Олег от общения со своим отказывается. Зато у меня их целых два — женщина, которая вела дело с самого начала, и Елагин, о юридическом образовании которого я раньше не подозревал. Хотя, бывает всякое… Галина Андреевна даёт мне какие-то наставления, а Саня просто машет рукой — мол, всё уже ясно.
— Всё нормально будет, Андрюха, — и широко улыбается.
— А ты кем мне приходишься, тоже адвокатом? А, Саня?
— Я-то? Нет. Я этим… Защитником.
— Понял… Саня, слышь?
— Чего?
— Цифра какая?
— Какая ещё цифра?
— Ну, думай, думай. Какая цифра?
— В смысле — сколько я им тут всем заплатил?
— Да нет, не это. Думай, Саня, думай. Ну? Какая цифра?
— Да какая ещё цифра? Ты там что, в тюрьме, рехнулся, что ли? Или дни отсчитывал?
— Не рехнулся. И ты знаешь, о чём я спрашиваю.
— У-у… Всё. Как выйдешь, в больницу тебя положим. Отдохнёшь, подлечишься, ни о каких цифрах вспоминать не будешь.
— Да не мне, а тебе вспоминать нужно, дубовая твоя башка. Цифра какая? — я рявкнул так, что даже менты похватали дубинки.
— ДЕВЯНОСТО СЕМЬ, что ли? — Саня удивлённо сдвигает брови.
— Сколько, сколько? Ну-ка повтори?
— ДЕВЯНОСТО СЕМЬ, — несколько растерянно повторяет он.
— Кха… — улыбаюсь и щёлкаю пальцами. — Наконец-то вспомнил, а то дураком прикидывался.
— Дак, это… — Саня ничего не понимает. — Дак, я не вспомнил, я знал просто.
— Чего знал?
— Что девяносто семь.
— А что за девяносто семь?
— Слушай, у тебя точно крыша поехала, — Елагин опять широко улыбается. — Всё. Будем лечиться.
— Будем, Саня, будем, — я провожаю взглядом уходящих Галину Андреевну и Елагина и возвращаюсь в глубь клетки. — Теперь обязательно будем.
Глава 22
— А ты где, тётя?
— А меня нету, — ответила Маргарита, — я тебе снюсь…
М. Булгаков— А-а-а… — уже захмелевший Саня Елагин глубокомысленно кивнул сидевшему по другую сторону столика Роману Звереву и посмотрел на меня в упор. — Дозвонился?
— Нет, занято постоянно.
— А я тут Ромке историю пересказываю о том, как мы с матерью твоей в Воронеж приехали.
— И?..
— Ну и… Вот и и… От вокзала до Ваёв на такси добирались, а водитель посреди дороги высадил, сломался, мол. Пришлось пешком идти. На улице темно, мы по тротуару двинули. Идём, вслух разговариваем. Мама твоя на тополя показывает: «Смотри, какая форма интересная, в Сибири тополя другие». Вдруг парень сбоку к ней подходит: «Вы случайно не мама Андрея Школина?» Мы с ней чуть не упали. Представляешь, в чужом городе, ночью такое услышать… Она отвечает: «Да, а откуда вы его знаете?» Парень ей: «Я сидел с Андреем в одной камере, а сейчас услышал, что Вы из Красноярска и решил спросить». Рассказал, как ты и что. Сергеем его зовут. Вот только фамилию не могу вспомнить.
— Может, Чернов? — подсказал Ромка.
— Во, точно Чернов, — Саня хлопнул себя по лбу. — Сергей Чернов. Такие дела… Представляешь, какое совпадение? Если не веришь, можешь у матери спросить. Она, кстати, сказала, что это хорошая примета. Хорошая, не хорошая, но ты, тем не менее, на свободе. Наливай.
— А где сейчас Чернов? — повернулся я к Роману. — Ему ведь тоже «химию» дали.
— Звонил я пару раз на номер, который он оставлял. Серёга на заводе каком-то работал, а как «химию» отменили, даже не знаю, чем занимается.
— Ясно. Ты тоже пока безработный?
— Пока, да. На «химии» поработал немного и всё. Сюда в «Анну», — Ромка окинул взглядом кафе, возвращаться не хочу. Так что, пока ясно лишь то, что ничего не ясно. Ладно, давай выпьем…
Сходил, позвонил ещё раз. Опять неудачно. Когда вернулся — Елагин сидел за столиком один.
— Не дозвонился?
— Нет.
— Кому звонишь-то хоть?
— Да так… Куда Роман ушёл?
— По кабаку где-то бродит, у него здесь полно знакомых.
— Расскажи, Саня, как додумался приехать в солнечный Воронеж? Уж и не чаял кого-то увидеть, а тут раз и ты.
— Ну, так ведь вовремя я? — Саня «раздобрел» от выпитой водочки.
— Конечно, вовремя.
— Тогда какие вопросы. Самое главное, что ты на свободе, — он почесал голову и скорчил гримасу. — Я ведь с Дальнего Востока транзитом через Красноярск и сюда.
— А на Дальнем Востоке что делал?
— Что делал, что делал… Водку пил.
— И всё?
— Ну, почему же. В начале ещё чем-то занимался, — Саша как-то неловко улыбнулся, затем убрал улыбку, затем улыбнулся вновь. — Автобусы покупал.
— Какие автобусы?
— Японские. От одной конторы красноярской. Приехал во Владивосток с деньгами, автобусы присмотрел, ну а затем… — он опять состроил гримасу. — Ты ведь знаешь, какая там мафия. Кинули, одним словом. На оставшиеся деньги можно было конечно ещё что-нибудь купить, да только я с горя всё больше их, вместе с теми, кто меня кинул, в кабаке пропивал. Вот как с тобой сейчас, но в течение месяца и каждый день в стельку. Они ведь постоянно обещали разобраться в ситуации, найти, так сказать, виновных, хотя я прекрасно знал, что они и есть виновные. В конце концов, не выдержал, высказал им всё, и ты знаешь, что эти жулики ответили?
