Андрей Школин - Прелести
— И денег тоже, — задумчиво произнёс бывший российский десантник. — Какие там деньги…Квартиры нормальной и то не было. Жена с ребёнком сейчас у тёщи живут. Если отбор не пройду, не знаю что и делать. Куда податься — кому отдаться? Домой возвращаться с пустыми руками? Здрасте, ваш папа устал бродить, домой вернулся. Пустите переночевать… Так хоть перспектива — через пять лет, когда контракт закончится, во Франции остаться, гражданство получить, семью сюда перевезти. Ну и деньги конечно тоже. А насчёт присяги… Мне уже и имя с фамилией поменяли. Другой человек. А совесть пусть того мучает, кто нашу армию до ручки довёл. Мудаки…
— А если тестирование не пройдёшь, что делать будешь?
Михаил перестал массировать татуировку:
— Думаешь, не пройдём?
— Да я-то хоть как пройду. Даже не волнуюсь, — отвернулся от десантника и прислонился к прохладной стене. — Мне, по большому счёту, их легион не упирался никуда. Если бы выгнали, не расстроился бы особо. Знаю, что не выгонят. С позиции здравого смысла, я даже не волонтёр, то бишь, не доброволец.
— А кто же ты тогда?
— Кто? Дурак, наверное…
— ???
— Да ладно, не обращай внимания… — и просто махнул рукой. — Всё-таки неправильно, когда русский офицер нанимается в армию к потенциальному противнику служить.
— Ну, так…
— Да я понимаю всё прекрасно, тебя, по крайней мере, понимаю, но всё равно… Ладно эти все — китайцы, негры и прочие американцы… Раньше фильм «Самоволка» смотрел, где Ван-Дам из Джибути убегает, смешно было…
— И-и-и-и что, та-ам тоже про легион пока-азывали? — очень заметно заикаясь, произнёс, сидевший всё это время молча, ещё один будущий воин из России. Из Питера, как и Михаил.
— Да, Серёга, конечно про легион. Видел, как там Ван-Дам песок копал?
— Ну-у, та-а-а-к это фильм.
— А в жизни, — я серьёзно посмотрел на заикающегося и робеющего волонтёра, — ещё более замечательно. Так что, пока не поздно, просись, братка, на цивиль и белым голубем к рыдающей супруге.
— Да что ты его пугаешь? Не слушай, Серёга. Мы с тобой, наоборот, в десантники!
— Ага, именно, бляха-муха, в десантники вы с ним и угодите. Пушечное мясо много где требуется. Туда и спуститесь, держась за стропы. Русских, Серёга, иначе, чем пушечным мясом, здесь и не представляют. А всё потому, что нашего брата в ихнем легионе, как кроликов нерезаных. Больше всех других национальностей. Не жалко. И такого добра с каждым днём всё больше и больше прибывает. Даже здесь в медсанчасти нас посчитай сколько? Раз, два… Шесть русских из двадцати человек. Так кого они пошлют на амбразуру — тебя или какого-нибудь зарумбамбвийца, из тех, которых на земле всего-то человек пятьдесят осталось? То-то…
— А может всё-ё-ёж…
— Застрелят, Серёга, непременно застрелят. А впрочем, как хочешь. Иди, воюй. Защищай далёкую французскую родину. Ты, я вижу, рождён быть солдатом. Прямо, как Миха. Ну, тому-то простительно. Михаила уставом по голове ещё в Совке контузило, поэтому лечить уже поздно, да и бесполезно. А ты-то вроде не потерянный человек для миролюбивого гражданского общества. Или я чего-то не понимаю?
— Ну а ты за-а-чем? — вопросом на вопрос неуверенно выстрелил Серёга.
— Так я уже объяснял, — вытянул ноги и потянулся. — Я здесь, потому что — дурак. И что делаю в Лежьё Этранже, не знаю. Сижу вот с вами на медкомиссии…
— Ну и нормально, — опять бодро утешил Миха. — Подумаешь, пять лет… Я намного больше в сапогах протопал.
— А как же всё-таки Родина, Мишка? Ситуация ведь может возникнуть, когда против своих воевать придётся.
— Да ладно, вот ты заладил — Родина, Родина… — он отвернулся к окну, за которым виднелись незнакомые, вовсе не русские, и какие-то уж чересчур зелёные французские деревья. — Какая у нас к чёрту Родина? Так, песни в старые бушлаты одетые, да дороги шинельками прикрытые… — и, заметив удивлённые взгляды пацанов, добавил. — Это не мои слова. Я бы так не смог. Это один мой товарищ, который там остался, сказал. Красиво… Ладненько, пошёл я, моя очередь. Пожелайте, ни пуха…
Аобань. Городок близь Марселя, на юге Франции. На окраине Аобаня расположен реджимент Французского Иностранного Легиона. На территории реджимента находится отборочный пункт для новобранцев. Волонтёры прибывали как сами по себе, так и «этапами» из Парижа, Страсбурга и других городов Франции. Я прибыл из Парижа. Нас было сорок четыре человека, из которых пятнадцать русскоязычных. Спустя неделю, из этой группы осталось десять «романтиков». Кого-то отчислили, кто-то ушёл, разобравшись, что к чему, сам. Сегодня, после медкомиссии, на цивиль отправили ещё семь человек — двоих поляков, одного русского, испанца, бразильца и ещё двоих непонятной национальности, обозначенных как франкофоны. После тестов из других групп подобралось ещё человек пятнадцать ненужных бойцов. Эти навоевались.
Вечером, после ужина, на ежедневном разводе на плацу, где мы с Михой по привычке встали рядом, Сергей попросился на цивиль (гражданку). Подействовало…
Развод проводил дежурный капрал-украинец (у него потом Эльдар Рязанов интервью для своей программы брал). Украинец был хлопцем спортивным. Причём спортом любил заниматься вместе с «коллективом», а «коллектив» в данный момент стоял по стойке «гуарде ву» лицом к своему командиру. Справа «зелёнка» — новобранцы в старых, поношенных спортивных костюмах, к категории которых относились мы. В центре «комба» — это те, кто уже сдал большинство тестов, а главное тест Купера, и которым разрешили облачиться в дряхлые, с чужого плеча гимнастёрки, штаны и растоптанные рейнжерсы. Справа «руж» — те, кто уже точно прошёл отбор, жил в отдельном помещении на первом этаже, занимался по специальной программе и ждал отправки в учебный центр под Кастельнадари. Этим, для того чтобы отличались от прочей «шпаны», цепляли на погон красную полоску. Самой многочисленной группой была «зелёнка». Самой малочисленной, порядком двадцати с небольшим человек — «руж». Сейчас все три группы участвовали в перекличке.
Украинец специально очень тихо произносил фамилии и выводил из строя к крыльцу тех, кто не расслышал или невнятно выкрикнул: «Авузор, капрал!» Там возле крыльца неудачники старательно, задрав вверх задницы, отжимались от асфальта. Впрочем, вскоре украинцу эти физ-занятия показались недостаточно масштабными, он снял очки, принял положение «упор лёжа» и предложил всем присутствующим будущим Рэмбам последовать его примеру.
— Ан, ду, труа, катр, сеньк… — капрал досчитал до ста и продолжал спокойно отжиматься в том же ритме. Рэмбы в том же ритме отжиматься не захотели. Или не смогли. Рэмбы, и я в том числе, распластались точно осьминоги на плацу, вяло дрыгались и, спрятавшись друг за друга, мужественно подглядывали за капралом. Украинец отжался двести раз, а затем принялся делать то же самое, но только используя одну руку.
— Как думаешь, кем он в Совке был? — прошептал я затаившемуся за толстым негром Михаилу.
— Чёрт его знает, — пропыхтел в ответ уставший, бывший офицер-десантник. — Учителем физкультуры в средней школе, наверное.
— Однако, тоже вариант.
— Вариант…
Капрал, наконец, прекратил показательное выступление, поднялся, надел очки и оглядел беспомощное воинское братство. Затем взошёл на крыльцо и мягко осведомился, не расхотел ли кто-нибудь служить в элитном французском подразделении? Вышли человек пятнадцать. Среди них наш Серёга…
* * *Времени до отправления поезда Москва-Красноярск с Казанского вокзала столицы оставалось немного. Уже перед самой посадкой я разыскал телефон-автомат и набрал номер Вадима. Никакой реакции. По инерции сделал ещё несколько безуспешных попыток, а затем позвонил по другому номеру.
— Андрей, ты что ли?
— Да, Марина. Как дела у вас?
— Дела? Ну… — за год её голос совсем не изменился. — Ты заедь лучше к нам, поговорим.
— Не могу, у меня поезд через несколько минут.
— И даже ни на сколько не можешь заехать?
— Нет, не успею, — я махнул рукой Сане Елагину, мол, сейчас. — Как Ира? Нормально всё?
— Ира? — Марина сделала паузу. — Ира нормально, только вот…
— Что только?
— Почему ты раньше не приезжал? Мы тебя так ждали.
— Я, правда, не мог. Я в Воронеже застрял. Но теперь приеду. Точно приеду. И ещё позвоню. Из Красноярска позвоню.
— А когда приедешь?
— Скоро. Постараюсь поскорей. Постараюсь… — и опять маякнул другу. — Всё, Марина, побежал.
Опаздываю. До встречи…
* * *Капрал-шеф Курва-Пызда-Коммунизда выполнял в Аобани роль страшилки для несознательных полудисциплинированных элементов. Его боялись все. Волонтёры, капралы и даже сержанты. Грозный рёв то ли серба, то ли хорвата (я до конца так и не выяснил национальность последнего) периодически раздавался в разных частях реджимента:
