Анна Йоргенсдоттер - Шоколадный папа
— Ты куда?
Рука на ее руке.
— Мне нужно домой.
— Почему? Который час?
— Не знаю, мне надо… домой.
Он пытается уложить ее в постель, пытается смеяться — над ней, над происходящим, хочет прикоснуться к ее груди, просит:
— Прекрати…
Он старше, и она краснеет и словно становится меньше.
— Ты из-за Лины-Саги?
— Не знаю, из-за всего…
— Из-за чего?
— Не знаю, мне жаль, но я не могу…
— Послушай, — он устало смотрит на нее, пытаясь улыбнуться, — я не собираюсь в срочном порядке заводить новые отношения, но я хочу жить дальше, а ты? — Он сжимает ее руку. — Ты дрожишь, — говорит он. Ну зачем говорить такое? Как глупо. Она хочет вырваться, но он крепко держит ее — пусть сдавит ее руку так, чтобы ей пришлось закричать. — Я не хочу торопить тебя, я просто хочу — и я уже говорил это летом — узнать тебя поближе.
А я хочу, чтобы ты окунулся в меня с головой, не думая, не зная. Я хочу, чтобы ты схватил меня и не отпускал, никогда не отпускал, чтобы ты любил меня больше всех в мире, что бы я ни делала.
— Но я не могу, — повторяет она. Нелепые и скучные слова.
И он переворачивается на спину.
— Понятно. Ну, тогда уходи.
И Андреа уходит.
Танец Каспера
Зима продолжается.
Андреа быстро переворачивает страницу с номером Каспера, листая записную книжку. Он лишь один из многих, а у Андреа жизнь бьет ключом. Новый год, новые обещания (забыть Каспера); стоять на улице большого города посреди фейерверков и целовать ВСЕХ в губы. Потом трахаться с Бородачом на ковре в комнате Розмари, пока остальные за стенкой водят хоровод. Андреа снова знает, что счастлива. Не с Бородачом, конечно, — подумаешь, перепихнулись, — просто счастлива жить, пить, целовать ВСЕХ в губы.
Через пару дней звонит Лайла.
Она была на безумной вечеринке.
— Вот как, — отвечает Андреа. Свободной рукой чешет Марлона за ухом.
— Ее устраивали Building Burst, было ужасно много народу.
Андреа отпускает Марлона, который издает жалкий звук. Рука сжимает трубку. Она не хочет этого. Не сейчас. Лайла в телефонной трубке. Лайла была на вечеринке вместо Андреа, которую даже не пригласили. Лайла видела всех тех, кого должна была видеть Андреа, с кем она должна была говорить, кого она должна была обнимать, смеясь: «С НОВЫМ ГОДОМ!» Какая четкая картинка. Лайла была рядом с Каспером.
— Вот как, — повторяет Андреа, у нее сводит горло. — Весело было?
— Очень! Так жаль, что тебя там не было.
— Меня не приглашали.
— Ну да, но все-таки… То есть не то чтоб там было так уж весело…
— Ты говорила с Каспером?
Андреа слушает затаив дыхание. Внутри стужа.
— Да, немного. Он, кажется, был рад меня видеть, и, похоже, у него все хорошо…
Холод растекается в груди, перетекает в руки.
— А ты видела его с кем-нибудь? Ну, с девушкой?
Она мгновенно жалеет о сказанном, но ей нужно это знать. Просто нужно. Раз уж Лайла была там и видела своими глазами.
— Он довольно часто танцевал с одной, но она совсем некрасивая, я бы даже сказала, крупная такая девушка, и они, наверное, просто танцевали, не думаю, что… а как у тебя?
— Что?
— Новый год.
Холод пробрался в рот, губы не сложить правильно, не вытолкнуть слова, губы ничего не могут, Андреа не чувствует, как держит трубку, не чувствует себя, за окном льет дождь, а должен идти снег.
— Все было… хорошо. Послушай, я больше не могу говорить.
Андреа кладет трубку. Сидит на стуле в комнате в доме и слушает, как дождь барабанит по стеклу. Должен идти снег, все должно быть иначе. Андреа пытается увидеть Каспера глазами Лайлы, но ничего не выходит, она не знает, какой он теперь. Но ей видно, как он смеется в танце, его желтые волосы щекочут чье-то лицо. Андреа плачет и ничего не может поделать. Держится за край стола и плачет.
Зима продолжается, потом уходит, и наступает весна.
Юнатан
Андреа моет пол в своей школьной комнате. Большая площадь пустынна. В этих краях весна наступает быстро, и Андреа широко улыбается, думая об одном человеке. Которого зовут Юнатан. Который учится в этой школе и играет на саксофоне, кларнете и блок-флейте. У которого обычного цвета волосы до плеч и большие умные глаза: он немного похож на сказочное существо — на альва, на эльфа (это комплимент). Она читала свои стихи под его аккомпанемент, а о том, кто так хорошо понимает твои тексты, сложно не думать. О таком маленьком (то есть щуплом) и все же таком большом (то есть важном).
Сегодня вечером снова будет вечеринка. В комнате у Андреа, поэтому она и моет пол, наводит порядок и старается, чтобы все вокруг было не в тон. На подбородке большой прыщ, черт бы его побрал; она не решается выдавить — вдруг кровь не остановится. Но у Андреа есть тональный корректор, а на стенах пылают картины.
В состоянии наверное-влюбленности Андреа почти не нужны ни таблетки, ни шоколад. Хотя она почти не знает того, в кого наверное-влюблена. Мурашки могут быть от чего угодно, могут быть на пустом месте: просто от волнения, от предчувствия. Но эти мурашки принадлежат Юнатану, это определенно, несомненно мурашки Юнатана.
Он напротив, в двух шагах от нее, он окружен звуком. Она на кровати хихикает, уткнувшись в цветастое плечо Розмари.
— Он смотрит на тебя, — говорит Розмари, — он то и дело смотрит на тебя.
Андреа никак не может перестать хихикать. Ей хочется, чтобы лицо застыло, стало непроницаемым. Ей так хочется успокоиться и встретиться взглядом с Юнатаном, словно в этом нет ничего особенного, но всякий раз, как она поднимает взгляд, ее разбирает смех — нелепый, несдержанный смех. Девочка Андреа в алом платье. Юнатан в смешных сине-зеленых брюках и желто-оранжевой рубашке. У него такой безумный красивый вид, он пытается поймать ее взгляд. Андреа, зажав этот проклятый смех рукой, идет в ванную, где за унитазом спрятался Марлон. Она чешет его за ухом, умывается холодной водой. Пару раз глубоко вздыхает и видит в зеркале большую (телесно) Андреа и ее взрослое лицо. Взрослые руки, которые еще не научились держать вещи — по крайней мере так, чтобы хихиканье не вырвалось наружу, чтобы вещи не валились из рук, чтобы не приходилось удивленно ойкать. Или держать их в руках и думать, что все понарошку, и смеяться. А потом плакать, понимая, что эти вещи надо было сохранить.
Андреа видит Лувису в холле дома у озера. Видит ее спокойное лицо, рядом Карл. Андреа видит нервное подергивание его губ. Он пытается приблизиться к Лувисе, но движения остаются внутри, не могут выбраться наружу, не достигают рук, а слова не достигают губ. Они стоят. Сначала смотрят друг на друга. Потом смотрят в сторону. «Ну что ж, я поехал», — говорит Карл. «Ну что ж, поезжай», — отвечает Лувиса. Нервное подергивание прекращается. Наверное, слова перестают рваться наружу, и он берет чемодан, сплошь покрытый наклейками разных авиакомпаний и стран. Лувиса остается на месте, не двигается несколько минут, но слышит, как отъезжает такси. Возвращается в кричаще разноцветную кухню и садится за стол, прижав ладони к лицу.
Смех утих, Андреа внезапно протрезвела. Умылась, подкрасила расплывшиеся губы. Зеркало в ванной слишком маленькое, а то, что побольше — в прихожей, слишком близко к гостям. Ей хочется увидеть себя целиком. От ступней до самой высокой точки. Андреа возвращается, Розмари улыбается, сидя на кровати. Тяжело осознавать, что взгляд Юнатана следует за ней, когда она направляется к Розмари. Надо идти по-особенному — а точнее, Андреа боится, что у нее нелепая походка, что взгляд Юнатана может ускользнуть к кому-нибудь другому.
Гости уходят один за другим, но Юнатан остается. Он смотрит на Андреа. Она смотрит на Карла. На Карла, который вышел из комнаты. Он помахал рукой, стоя на пороге, и снова ушел. Его ждали такси, самолет и дальние страны. Пачка открыток, подписанных неровным почерком. Папа, вернись, я по тебе скучаю.
— Ну что ж, — произносит Андреа, — вот вечеринка и закончилась.
Она стоит на пороге гостиной, не представляя, куда себя деть. Юнатан на кровати.
— Хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает он и просто светится, ничего не ожидая. Сидит на ее кровати — и что? Ждет ее?
Она подходит к музыкальному центру. Отворачивается, широко раскрывает рот и сморщивается в гримасе. Перебирает кассеты и диски. Находит нужное и нажимает на play. Это музыка Каспера. Под звуки его музыки она садится рядом с Юнатаном.
* * *Вечеринки чаще всего бывают дома у Андреа, потому что в школе запрещено спиртное. Конечно, там все равно устраиваются посиделки, но дома у Андреа всем уютнее — Андреа непонятна эта странная всеобщая любовь к ее маленькой комнате. Она сидит на лестнице возле квартиры. Рядом — Вера и Хельга, и еще кое-кто, но только девушки.
