Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

Он прошел несколько кварталов до другой гостиницы и отметил, что вращающиеся двери из орехового дерева там красивее, чем в его гостинице. Совсем другой уровень роскоши с толстыми коврами, портье в униформе и тихий фоновый шум, создающий ощущение комфорта. Ненавязчивые звуки рояля.

– Сэр? – рядом с ним появилась молодая женщина в деловом костюме, говорившая с восточноевропейским акцентом.

– Э… Да, добрый день. У меня назначена встреча с Конором Райаном. Он – продюсер. Из Голливуда.

«Эндрю, заткнись, кретин!»

– Конечно, сэр. Мистер Райан ожидает в холле.

Она показала дорогу, и Эндрю поспешил туда. В пиджаке было жарко, и он уже вспотел. Может быть, снять? Или станут видны пятна пота? Он так и замер, не до конца стянув пиджак, и почувствовал, что женщина смотрит на него. Он неловко улыбнулся.

Вот, это, должно быть, он. Эндрю всегда завидовал таким людям – тем, кто чувствует себя комфортно даже на публике. Он был одет в джинсы и легкий хлопчатобумажный джемпер и сидел, закинув ногу на ногу, демонстрируя броской расцветки носки. Дорогие часы. Как он мог выглядеть таким свежим и отдохнувшим, если буквально только что пересек океан? Наверное, летел первым классом. Эндрю никогда даже не бывал в бизнес-классе. Конечно, с Кирсти было невозможно летать через океан. Мужчина поднял голову и увидел Эндрю, который поспешил высвободить вторую руку из пиджака и шагнул вперед.

– Здравствуйте! Здравствуйте! Вы – Конор? Я – Эндрю…

– Конечно, я вас узнал.

Мягкий ирландский акцент при личной встрече был заметнее, чем по видеосвязи. Они пожали руки, и Эндрю встревожился, что у него ладони вспотели.

– Кофе?

– Э… Да, спасибо. – Эндрю сел на диван напротив, который оказался настолько мягким, что он побоялся провалиться.

Подошла другая девушка в костюме.

– Я буду еще один кортадо, а… Эндрю? Что будете?

У него в голове было пусто. Не помешало бы попросить меню, но это было бы неловко. И что такое «кортадо»?

– Латте?

Не слишком ли по-женски? У него возникло смутное ощущение, что сохранять силы ему удается с таким же трудом, как и сидеть прямо на этом диване. Женщина улыбнулась и ушла за заказом. Повисло молчание.

– Э… Я так рад, что вы выкупили права, – Эндрю заставил себя улыбнуться.

– Я тоже, я тоже. Мне очень понравилась книга. Потом я понял, что фамилия мне знакома.

Так. Значит, об этом они все же будут говорить.

– Да, конечно.

– Но я увидел, что из этого получится чудесный фильм, и, понимаете, я действительно ощущаю личную связь, которая может иметь огромное значение. Поэтому все можно сделать предельно деликатно. Надеюсь, вы согласны?

Эндрю не знал, как и начать осмысливать услышанное. Такое переплетение связей между полными незнакомцами казалось безумием. Его мысли вернулись к Оливии. Где она может быть? Возможно, у родителей? Но она терпеть не могла бывать у них, хотя и никогда об этом не говорила. В гостинице? Она наверняка не стала бы тратить деньги на себя. Справится ли она в одиночку? Она уже много лет нигде не бывала одна. Ему захотелось проверить телефон, но Конор уже внимательно наблюдал за ним, словно Эндрю что-то упустил.

– Простите. Да… ну… это зависит от… некоторых обстоятельств.

– От Кейт? – спокойно спросил Конор.

Имя его жены. И жены Эндрю. Это было так странно. Неужели Кейт тоже здесь, в гостинице? Он вдруг возмутился тому, как она могла перевернуть вверх дном всю его жизнь, одержать верх через столько лет после ухода.

– Да, она была… удивлена. Но, полагаю, она согласится, когда увидит, что все можно сделать очень красиво.

– Она может этому помешать? Если ей не понравится?

Конор поерзал на диване, и браслет дорогих часов тихонько зазвенел.

– Ну, будем надеяться, что до этого не дойдет.

Эндрю был совершенно подавлен этой дилеммой и какое-то время просто сидел молча. Неужели он был несправедлив к Кейт, когда писал книгу? Представить только, если они втянутся в судебные разбирательства – это было худшее, что он мог себе представить: шумиха, чувство вины. К счастью, вернулась девушка с кофе для него и Конора и небольшой тарелочкой круглого песочного печенья. Эта гостиница была определенно лучше, чем его.

Конор улыбнулся девушке, и она ушла. Он тут же снова переключился на деловой тон.

– Давайте поговорим о ролях в фильме. Расскажите о вашем сыне, Адаме.

Адам, 2018 год

– Господи! Оставь меня в покое, или я что-нибудь расколочу! Я серьезно!

Отец поправил очки на носу.

– Просто… нам ведь надо об этом поговорить, верно?

– Какой смысл? – он, сгорбившись, сидел в машине. – Мы всегда знали, что у меня есть эта дрянь.

– Ну, вероятность была пятьдесят на пятьдесят, так что…

– И у меня она есть. Вот и все. Я в любом случае не оставлю потомства.

– Но все равно, Ади, это должно быть… тяжело.

Они уже подъезжали к дому после короткой поездки из больницы, где Адам услышал именно то, что все время ожидал услышать. Он был носителем гена, из-за которого страдала Кирсти. То есть, если у него будет ребенок, тот тоже может быть таким.

Он выскочил из машины, захлопнув дверь, едва отец успел остановить машину, и убежал в дом. Ему не хотелось ни с кем говорить, никого видеть, но в доме была его теперь уже шестнадцатилетняя сестра в инвалидном кресле, которая по-прежнему не умела говорить, не могла сама поесть или сходить в туалет. Да, она была способна показать жестами несколько слов, но не могла нормально повзрослеть. Она была наряжена в розовую юбку с оборками, потому что сегодня Оливии исполнилось сорок, и, хотя этого не хотел никто, и в первую очередь – сама Оливия, его отец настоял на том, чтобы устроить по этому поводу праздник. Оливии запрещалось участвовать в подготовке, она даже не знала, кто приглашен, и даже Адам понимал, что это лишь встревожит ее. Когда они вошли, она с подавленным видом стояла в прихожей, сцепив руки. Должно быть, отец по тупости своей уже сообщил ей новость. На ней было цветастое платье, и за ее спиной Адам разглядел украшения, цветы и блюда с едой, заказанной в банкетной службе. Он вспомнил, как мать издевалась над теми, кто не готовит сам для праздников, которые устраивает дома. Он ощутил тяжесть вины – своей дурной вестью он испортил Оливии день рождения. Нужно было подождать с анализами, перенести прием, но отец настаивал. Они оба настаивали.

– Ох, Ади…

– Да вашу мать! Можете вы двое от меня отвалить и перестать меня жалеть?! Я все равно не хочу детей! Сами поглядите, какие дерьмовые родители достались мне за образец для подражания!

Он, конечно, имел в виду и ее, и она это поняла.

Она отступила, помрачнев.

– Ладно. Хорошо. Так неудачно все вышло. Мы, конечно, можем отменить праздник…

– Нет. Не дури.

– Но, милый, ты же…

– Да пойми ты наконец – мне плевать! Устраивайте свой дурацкий праздник – для меня это ничего не изменит.

Ему просто хотелось в этот момент оказаться подальше от них и их жалости. Это было худшее, что он мог себе представить: дать им возможность увидеть, что он способен испытывать что-то кроме злости и презрения. Он потопал наверх, подальше от них, сбросив по пути ботинки, которые со стуком скатились по ступенькам. Одно из дурацких правил Оливии – никакой уличной обуви на коврах. Он захлопнул за собой дверь и рухнул на узкую кровать. Как у ребенка! Он уже переспал с тремя девчонками – это было просто, если знаешь, на какие кнопки нажимать, кто из них чувствует себя неуверенно, кому из них хочется услышать, что они желанны. Он был аккуратен в использовании презервативов – аккуратнее, чем любой из знакомых парней. Он всегда помнил, что возможно присутствие этой дряни в его ДНК. И, да, он оказался носителем, как ему сегодня сказала до ужаса симпатичная женщина-врач с тихим сочувственным голосом и огромным обручальным кольцом на пальце. Ну и что? Он и без того всегда знал, что так и будет. Он уставился в потолок, на отметины от старых наклеек-звезд, которые отскоблил два года назад, а потом втайне скучал по их мягкому блеску. Он оказался носителем гена. Его дети могли оказаться такими же, как Кирсти. Подумаешь. Он в любом случае не собирался их заводить.