Бернар Клавель - В чужом доме
— Вы служите у Петьо? — спросил он.
— Да, — ответил Жюльен.
— Я новый помощник мастера. Меня зовут Эдуар Корню.
— А я — здешний ученик, меня зовут Жюльен Дюбуа.
Эдуар вяло пожал руку Жюльену и вошел. Он раскатисто произносил звук «р» и растягивал слова.
— Хозяев дома нет? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Жюльен. — Я сам только что приехал. Во всяком случае, они уже вернулись из поездки.
— Я оставил чемодан в кафе, — сказал Эдуар, — схожу, пожалуй, за ним.
— Вот ваша кровать, а это ваш шкаф.
Корню посмотрел на Жюльена и сказал:
— Раз уж нам предстоит вместе работать, давай говорить друг другу «ты».
— Ко мне вы можете обращаться на «ты», — сказал мальчик, — но хозяин не разрешает ученикам говорить «ты» мастеру и его помощнику.
Эдуар состроил гримасу, но ничего не ответил. Когда он переступал порог, Жюльен прибавил:
— Пойду затоплю печь. Если вам что понадобится, то цех помещается прямо под нашей комнатой.
Мальчик спустился по лестнице. Ключ от цеха также был в двери, а на мраморном разделочном столе лежал листок бумаги, прижатый килограммовой гирей. Жюльен узнал почерк хозяина: «Тот, кто придет первым, затопит печь. Растопить как следует, но не засыпать угли золой до моего прихода».
Жюльен медленно обвел глазами помещение. Ему еще ни разу не приходилось видеть цех таким — мертвым и холодным. Вместо привычных запахов здесь стоял только запах плесени — он шел, видимо, с лестницы, которая вела во двор, где помещался дровяной сарай. Мальчик отправился за дровами. Во всех углах висела паутина.
Вскоре в цеху появился Морис в сопровождении Эдуара.
— Привет, головастик, — сказал он, — ты, я вижу, уже развел огонек?
— Да. Печь гудит.
При виде Мориса Жюльен ощутил радость. Морис, казалось, тоже обрадовался.
— Ну как? Хорошо провел время? — спросил он.
— Превосходно, а ты?
— Я ездил в Ментону вместе с родителями. Там хорошо, но я уже бывал в тех местах. Обратно мы возвращались через Альпы. Вот где красота! Ну, а ты что поделывал, расскажи подробно.
— Я все время пробыл в Лоне.
— Ну, это не больно весело.
— Зато я каждый день гонял на велосипеде.
— С приятелями?
— И с приятелями, и с девочками.
— Вот счастливчик! — воскликнул Морис. — В сущности, это куда приятнее, чем все время быть со стариками. Там, на пляже, тоже встречались славные девочки, но разве при родителях развернешься!
Он остановился, взглянул на Эдуара, потом опять посмотрел на Жюльена и спросил:
— Ну, а у тебя много было девочек?.. Что отмалчиваешься? Говори!
Жюльен пожал плечами и пробормотал:
— Ну, чего пристал?..
Эдуар ухмыльнулся.
— Никаких у него девочек не было, — процедил он. — По носу видать.
Жюльен ничего не сказал и снова занялся печью. Эдуар взял маленькую кастрюльку, спустился во двор и наполнил ее водой из-под крана.
— Держи, — сказал он Жюльену, вернувшись. — Согрей воду.
— Где? Печь еще холодная.
— А газа у вас нет?
— В цехе нет.
— Современное заведение, ничего не скажешь. Ну, тогда согрей ее на раскаленных углях. Мне нужна теплая вода.
— А что вы собираетесь делать? Бриться?
Корню расхохотался.
— Нет, — ответил он, — причинное место мыть.
Морис и Жюльен переглянулись.
— Пусти, я все сам сделаю, — заявил Корню.
Он открыл топку и выгреб груду горящих углей.
— Вы нам все дело испортите, — вмешался Морис. — Тут не до шуток, печь еще не разогрелась, и если ее снова придется разжигать, хлопот не оберешься!
— Не беспокойся, я знаю, как растапливать печь.
Эдуар поставил кастрюльку на угли, и она почти тотчас же запела. Когда вода согрелась, он снял кастрюльку, собрал угли, вновь бросил их в топку и направился к выходу.
— Кто интересуется, может пойти со мной, — со смехом предложил он. — Вход бесплатный.
Мальчики с минуту поколебались, потом двинулись следом. В комнате Эдуар достал из чемодана коробочку, где лежал небольшой шприц из стекла и эбонита. Он высыпал в кастрюлю из пакетика темно-фиолетовый порошок, размешал его пальцем и набрал воду в шприц. Окончив процедуру, он помочился в кастрюльку.
— Черт побери! — вырвалось у Мориса. — Какая мерзость! Кастрюлю-то употребляют.
Эдуар расхохотался.
— Ну и что ж, — сказал он, — ведь кастрюли моются! А потом это марганцовка, можешь не тревожиться, она все разъедает. Недаром ею лечат.
— А что у вас такое? — спросил Морис.
— Что у меня? Да трипперок, черт возьми! Надеюсь, ты сам догадался, что не ангина?
Он застегнул брюки и надел куртку.
— Не хотите погулять? — спросил он.
— Мне надо следить за печью, — ответил Жюльен.
— А мне — месить тесто для рогаликов и бриошей, — сказал Морис. — Вот только дождусь хозяина, он скажет, сколько теста понадобится.
— Давай немного пройдемся, ты как раз успеешь показать мне, где у вас можно подцепить девочку.
Морис пожал плечами.
— Ну, в вашем состоянии это, пожалуй, ни к чему, — усмехнулся он.
— Уж не думаешь ли ты, что это мешает мне развлекаться?
— Разве ваша болезнь не заразна? — удивился Морис.
— Заразна. Но вряд ли девчонка, наградившая меня, была столь щепетильна.
— И все же так поступать подло, ведь после вас с ней могут иметь дело другие мужчины.
— Подумаешь! Они, как и я, станут потом лечиться. К тому же это научит их уму-разуму, пусть не имеют дела с моими девушками!
Эдуар снова ухмыльнулся и закурил сигарету; уже возле порога он спросил:
— А когда здесь ужинают?
— Между половиной восьмого и восемью.
— Стало быть, никто со мной не идет?
— Нет.
— Нет.
Он вышел, хлопнув дверью. Морис и Жюльен прислушивались к его шагам на лестнице, затем с минуту молча глядели друг на друга.
Жюльен указал на кастрюльку.
— Он ее даже не вымыл.
— Негодяй! Надо бы вышвырнуть эту кастрюлю ко всем чертям.
— Хозяин разорется.
— Но нельзя же, что ни говори, варить крем в посуде, в которую он напустил своих микробов!
Морис был в бешенстве. Он возмущенно помотал головой, потом вдруг рассмеялся.
— Что это ты развеселился? — спросил Жюльен.
— Если этот боров будет употреблять каждый день по кастрюле, к концу недели придется прикрыть лавочку.
Жюльен отбросил ногой кастрюлю под кровать Эдуара.
— Пусть выпутывается как знает. Только не нравятся мне его манеры.
С этими словами Жюльен направился к двери. Морис последовал за ним, но возле порога остановился, взявшись за щеколду.
— А что, если завтра утром он явится в цех с кастрюлькой и поставит ее на место? Как мы тогда поступим?
Жюльен колебался.
— Право, не знаю. Можно опустить ее в кипяток или хорошенько смазать изнутри жиром и прокалить на огне.
— С какой стати мы будем убирать за ним дерьмо!
— Это верно! Но только ты ведь сам спрашиваешь, что нам делать, а я не знаю, что тебе сказать.
С минуту они постояли в замешательстве, потом Морис снова спросил:
— А что, если мастер или хозяин возьмут кастрюлю раньше, чем мы успеем ее вымыть? Как тогда поступить?
Жюльен вздохнул. Передернул плечами и пробормотал:
— До чего мерзкий тип!
— Не спорю, но сколько бы ты ни повторял это, ничего не изменится.
— В таком случае сам что-нибудь придумай.
Лицо у Мориса напряглось. Под бронзовой кожей перекатывались желваки, на лбу появились морщины гнева, взгляд черных глаз стал жестче. Прошло несколько мгновений. Потом лицо его медленно разгладилось, он пожал плечами, отворил дверь и сказал:
— В конце концов, плевать я на все хотел. Поживем — увидим. К чему ломать голову над тем, что нас вовсе не касается. Но одно я тебе скажу: работай этот молодчик у моего отца, он бы там недолго продержался. И если у меня когда-нибудь будут рабочие, не сомневайся — они так себя вести не станут!
49
Первый день работы не походил на обычные дни. Нужно было опять войти в ритм, приготовить за сутки то, на что в другое время уходила добрая неделя. К тому же следовало ввести в курс дела нового помощника мастера.
Развозить рогалики по гостиницам надо было лишь начиная со следующего дня, но в два часа пополудни Жюльену было велено объехать все отели и узнать, не будет ли каких изменений в заказах.
Хозяин вокзальной гостиницы, лысый толстяк с длинными усами, похлопал его по плечу и сказал:
— Очень жаль, что ты уже не будешь к нам ходить, потому что ты славный малый, гораздо более вежливый, чем ученик от Мореля, откуда нам привозили рогалики, пока ваша кондитерская была закрыта. Но только рогалики от Мореля гораздо крупнее и стоят дешевле, так что сам понимаешь…
