Эрик Сигал - История Оливера
— Где Стив? — спросил мистер Стайн, укладывая виолончель в футляр. Его растрепанные седые волосы, казалось, были незнакомы с расческой.
— Он на дежурстве вместе с Джоанной, — ответила Гвен. — А это Оливер, ее приятель. (Она совершенно не должна была меня представлять таким образом!) В эту минуту подошла миссис Стайн со своей скрипкой. Она была маленького роста, толстушка, но живость манер делала ее весьма привлекательной.
— Устраиваешь прием при дворе, король Стайн?
— Как всегда, дорогая, — ответил он, добавив: — С Гвен ты знакома. А это приятель Джоанны.
— Рада познакомиться с вами. Как наша дочь?
— Прекрасно, — сказал мистер Стайн, прежде, чем я успел ответить.
— Разве я тебя спрашивала, Стайн? — сказала миссис Стайн.
— У нее все в порядке, — сказал я, не совсем синхронно с их перепалкой. — Благодарю вас за билеты.
— Вам понравилось? — спросила миссис Стайн.
— Конечно. Это было потрясающе! — сказал ее муж.
— Кто тебя спрашивает? — сказала миссис Стайн.
— Я отвечаю за него, потому что я профессионал. И могу сказать, что Меррит была превосходна.
Затем, обратившись ко мне: — Старина Перселл умел сочинять музыку, правда ведь? Этот финал — все эти великолепные хроматические преобразования в нижнем регистре…
— Может быть, он этого не заметил, Стайн, — сказала миссис Стайн.
— Не мог он не заметить. Феррит спела это четыре раза.
— Простите его, Оливер, — сказала мне миссис Стайн.
— Он сумасшедший, когда дело доходит до музыки.
— А что еще есть на свете? — возразил Стайн, добавив: — Все приглашены на воскресенье. К нам. В полшестого. Вот когда мы по-настоящему поиграем.
— Мы не можем, — сказала Гвен, наконец снова вступая в разговор. — В воскресенье у родителей Стивена годовщина свадьбы.
— Ладно, — сказал мистер Стайн. — Тогда Оливер…
— Быть может, у него другие планы, — сказала миссис Стайн, чтобы помочь мне избежать ловушки.
— Кто ты такая, чтобы говорить за него? — сказал ей мистер Стайн, справедливо негодуя. А потом обратился ко мне: — Появляйтесь примерно в полшестого. Захватите свой инструмент.
— Единственное, во что я играю, это в хоккей, — ответил я, надеясь, что мне удалось его обхамить.
— Тогда захватите свою клюшку, — сказал мистер Стайн. — Мы вас приставим к ведерку со льдом. До свидания, Оливер.
— Ну как? — спросил Стив, когда я доставил его жену.
— Чудесно, — пропела Гвен. — Ты пропустил великолепное представление.
— А что думает Барретт? — спросил он, хотя я стоял перед ним. Мне захотелось отослать его к моему только что обретенному адвокату, мистеру Стайну, но я просто пробормотал: — Хорошо.
— Прекрасно, — сказал Стив. Про себя же я подумал, перефразируя покойную королеву Дидону: «Теперь меня употребили».
6
Наступило воскресенье. И я, естественно, не хотел идти. Но судьба надо мной не сжалилась. Я не получил никаких срочных сообщений, не было у меня и срочного дела. Не было и звонка от Фила. И я даже не заболел гриппом. Таким образом, лишенный всякого предлога уклониться от приглашения и держа в руке большой букет, я оказался на углу Риверсайд-драйв и 94-й улицы. Перед дверью Луи Стайна.
— Ага, — пропел хозяин, увидев мое подношение. — Ну зачем это? — И крикнул жене: — Это Оливер, он принес мне цветы. Она быстро подошла и поцеловала меня в щеку.
— Заходите и познакомьтесь с музыкальными мафиози, — скомандовал мистер Стайн. И обнял меня за плечо.
Десять или пятнадцать музыкантов стояли за нотными пюпитрами по всей комнате. Болтая и настраивая инструменты. В комнате царило оживление, инструменты громко звучали. Единственным предметом мебели, который украшал комнату, был огромный, до блеска отполированный черный рояль. Через большое окно и видел реку Гудзон и парк Палисады.
Я пожал каждому руку. Большинство напоминало повзрослевших хиппи. Те, кто был помоложе, напоминали молодых хиппи. Черт, зачем я надел галстук?
— Где Джоанна? — из вежливости спросил я.
— Работает до восьми, — сказал мистер Стайн, — познакомьтесь пока с ее братьями. Марти играет на рожке, а Дэвид на духовых и флейте. Вы видите, они восстали против своих родителей. Дочь — единственная притронулась к струне.
Оба брата были высокие и застенчивые. Дэвид же настолько робок, что в знак приветствия просто помахал своим кларнетом. Марти пожал мне руку и сказал:
— Добро пожаловать в музыкальный зоопарк.
— Я ничего в этом не понимаю, Марти, — чувствуя себя неловко, признался я. — Спросите, что такое «пиццикато», и я скажу вам, что это телятина с сыром.
— Так оно и есть, — сказал мистер Стайн. — И не надо извиняться. Вы не первый, кто приходит только слушать.
— Правда? — спросил я.
— Да. Мой покойный отец не знал ни одной ноты.
— Оливер, пожалуйста, скажите ему, что мы ждем, — воскликнула миссис Стайн. — Или же сами идите и играйте на виолончели.
— Терпение, дорогая, — сказал хозяин. — Я хочу удостовериться, что он чувствует себя как дома.
— Я и правда чувствую себя как дома, — сказал я любезно. Он толкнул меня на продавленный стул и поспешил обратно к оркестру.
Это было восхитительно. Я просто сидел, наблюдая, как эти чудики делают прекрасную музыку, как сказали бы мои школьные приятели. То Моцарта, то Вивальди. А потом кого-то по имени Люлли, о котором я никогда и слыхом не слыхивал. За Люлли последовали Монтеверди и самая лучшая построма, какую мне когда-либо приходилось пробовать. Пока мы ели, высокий застенчивый Дэвид спросил меня таинственным шепотом:
— Вы правда играете в хоккей?
— Играл, — сказал и.
— Тогда можно вас спросить?
— Конечно.
— Как сегодня сыграли «Рейнджеры»?
— Черт возьми, я и забыл! — Мой ответ его явно разочаровал.
Как я мог объяснить, что Оливер, бывший хоккейный фанат, сейчас настолько погружен в юридические дела, что забыл посмотреть, как «Рейнджеры» проигрывают или выигрывают у некогда обожаемой им мощной команды «Бостон Брюинз»?
Потом пришла Джоанна и тоже меня поцеловала. Видимо, у них такой ритуал. Она целовала всех подряд.
— Они свели вас с ума?
— Нет, — сказал я. — Мне в самом деле очень интересно.
И вдруг меня поразило, что я даже не вру. Гармония, которую я ощутил в этот вечер, была не только в музыке. Она была во всем. В том, как они разговаривали, хвалили друг друга за исполнение сложного отрывка. Единственное, что я смог припомнить из своей жизни, лишь отдаленно это напоминающее — игру гарвардских хоккеистов, когда они заводили друг друга, перед тем, как броситься громить противника.
