Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея
— Само собой, — сказал Эриксон. — Согласно науке это — могила. В могиле лежит Ингве Фрей.
— Что-то знакомое, — сказал приятель незнакомца. — Откуда не знаю, но что-то такое я уже слышал. Так это, значит, могила Ингве Фрея? — спросил он, сделав несколько шагов вперед и остановившись примерно на том месте, где стояла печь, а сейчас рос большой красный куст можжевельника.
— Точно, — сказал Эриксон и только понадеялся, что господа не доберутся до местной церкви и им не попадут на глаза настоящие могилы Ингве Фрея и его Юсефы.
— Он был ховдингом, вождем викингов? — спросил незнакомец.
— Чего не знаю, не буду говорить, — сказал Эриксон. — Но вряд ли он был ховдингом. А вот, что он был большой и известный в наших краях человек, это — точно.
— Вам бы надо поставить на пути сюда еще несколько указателей. И небольшую табличку с разъяснениями. Чем только занимается краевед лена?
— Согласен, — сказал Эриксон.
— Вообще-то странно, что в этих местах обнаружился древний памятник.
— В самом деле?
— Да. Насколько я знаю или, может быть, знал, люди живут здесь не так уж давно.
— Нет, люди жили здесь с давних-давних времен, — возразил Эриксон. — Другое дело, что они особо себя не выказывали. Но жить здесь люди жили. Хотя теперь их осталось немного.
— Я сам вижу, что здесь тихо и пусто, — сказал незнакомец. — В нашей шведской деревне стало теперь тихо и пусто.
— Ну, что пусто, я бы не сказал, — снова возразил Эриксон.
— Нет, нет, я знаю, в деревне сейчас тихо и пусто. Когда я был мальчишкой, все было по-другому. В детстве я подолгу жил в деревне. Не в этих, конечно, краях. Вы просто не замечаете, как в деревне сделалось пусто из-за туристов, что приезжают навещать вашего славного Ингве Фрея. Но в других местах, где туристам делать нечего, там сейчас совсем пустыня. Больше не осталось простых крестьян, деревенских чудаков. А колоритные были фигуры… Деревня — мертва. Так, конечно, и должно быть. Это — закон развития.
— Деревня не мертва, — упрямо возразил Эриксон.
— Хорошо! Ну вот ты здесь живешь, — сказал незнакомец и взглянул на Эриксона. — Разве тебе не одиноко? Что ты делаешь целыми днями?
— За многим нужно присматривать, — устало сказал Эриксон. — Работы больше, чем кажется с виду. Взгляните хоть на этот памятник старины! Он весь зарос из-за того, что никто не смотрит за ним. То же самое случится с моей землей, если я перестану за ней присматривать.
— Ты держишь корову?
— Нет, скотины я не держу.
— Ну, так тогда, — сказал незнакомец, — тогда ты можешь все здесь продать и переехать жить в город или в поселок.
На это Эриксон ничего не ответил.
— Понимаю, наверное, трудно бросить свою усадьбу, — продолжал незнакомец. — Современное общество слишком шумно и динамично для таких, как ты, привыкших к тишине и к лесу. К покою.
— Это верно, — согласился Эриксон. — Но никто не думал раньше, что все будет так, как сейчас. Думали, всегда найдутся люди, которые возьмут землю и будут ее пахать. Таких всегда было много. Но сейчас их больше нет.
— Это все законы развития. Необходимость, — сказал незнакомец. — Вы — владелец усадьбы или были им?
— Это моя земля, — ответил Эриксон. — Раньше в деревне была молодежь. А потом мы вдруг остались одни без молодых. Нам некому передать землю… Мы свое отработали.
— Скажите, а не могли бы власти, отвечающие в нашей стране за памятники старины, платить вам, чтобы вы поддерживали здесь чистоту и порядок? Я вижу, здесь есть над чем поработать… Или, может, стоит разрыть могилу, разыскать там что-нибудь и устроить небольшой музей? Никто не производил здесь раскопок?
— Нет, — сказал Эриксон, — здесь никто не копал. Наверное, наш памятник старины — очень незначительный. Да что я знаю.
— Но все-таки указатель на шоссе поставили. Значит, чем-то памятник интересен. Правда, на указателе не хватает цифры, обозначающей расстояние. И еще надо бы поставить несколько указателей по дороге.
Теперь уже Эриксон, как до него сапожник, стал судорожно хватать воздух ртом.
— Это верно, — с трудом выговорил он. — Мы об этом уже думали. Но, понимаете ли, переход на новое движение все спутал: никто не знает, как должны устанавливаться указатели и в каких местах.
— Да, с переходом на новое движение явно напутали, — согласился незнакомец. — Интересно, как справятся с ним здешние коровы и лошади?
— Какие коровы и лошади? — возмутился Эриксон. — Здесь нигде нет ни коров ни лошадей! Некому выходить на шоссе. И нет больше лесных выгонов.
— Всё, не как раньше, — сказал незнакомец.
— Да, все не так, как раньше.
— Я много времени проводил в деревне, когда был маленький. Как здорово было тогда! Все работали. И с какой радостью работали! Вы теперь, наверное, скучаете по работе на земле?
— Не знаю, — улыбнулся Эриксон. — Вот уж не знаю.
— Кто косит у вас траву?
— Молодой хозяин, он живет по соседству. Мы продаем свое сено на корню. Хотя он, наверное, приезжает больше из жалости, чтобы наши дома совсем не потерялись в траве. Ему самому трудно. Он еще молодой, а уже весь в долгу.
— Что же он не бросит хозяйство? — спросил приятель незнакомца. — Зачем он держится за него, если оно себя не окупает?
— Не знаю, на это трудно ответить.
— У него есть коровы?
— Нет! Раньше были. Но, чтобы забирать у него из лесу молоко, завод должен был посылать машину, а это заводу невыгодно. Хотя скотины молодой хозяин держал немало — коров двенадцать-пятнадцать.
— Раз молокозаводу это было невыгодно, винить никого нельзя, — сказал приятель незнакомца.
— Я никого и не обвиняю, — сказал Эриксон. — Просто очень уж это странно, что за свежим молоком теперь нужно ездить за тридевять земель. Что-что, а молоко у нас всегда было. Теперь мы покупаем его в мясной автолавке или заказываем по телефону в магазине, чтобы нам его прислали… У нас есть холодильник и морозильный шкаф.
— У вас и это есть, — удивилась одна из дам. — Ну, тогда вы живете совсем современно.
— А что нам делать, — ответил Эриксон. — Иначе не выдержали бы наши женщины. Да и мы сами тоже. Мы ведь немолодые.
— Все это хорошо. Но не лишается ли деревня тем самым своего особого шарма? — сказал незнакомец. — Я видел, у вас на кухне пол накрыт дорожками из синтетики. Уж они-то никак не могут заменить наших старых исконных, из настоящих лоскутов.
— Их проще содержать в чистоте, — сказал Эрик-сон. — Стирать старые дорожки было сущее наказание. А синтетические довольно ополоснуть.
— У вас, наверное, остались старые лоскутные дорожки? — спросила одна из дам.
— Я их свернул и сложил на чердаке. Дорожки делала жена. Я их на весь свой век настирался.
— Скажите, — спросила та же дама, что завела разговор о дорожках, — может быть, вы продадите их нам? Вы ведь все равно ими не пользуетесь. Можно хотя бы на них взглянуть?
— Да это же обычные дорожки из тряпок. Их давным-давно сшили моя жена и Эльна. Синтетические куда удобнее. Эльна тоже так считает.
— Они очень потертые? Те, что у вас на чердаке?
— Нет, — сказал Эриксон. — Они не старые и не драные, какие бывают. Они — непотертые.
— Ой, ой! — сказала другая дама. — Нам так хочется на них взглянуть!
— Взглянете — успокоил их Эриксон. — Я их вам покажу.
IV
Послеполуденное солнце ярко светило на окрашенную суриком садовую мебель перед застекленной верандой Густафсона. Здесь Эриксон разместил приезжих. Он решил, что так будет лучше: в случае чего Эльна недалеко, он всегда сможет позвать ее. Потом он отправился к себе домой и разыскал лоскутные дорожки. Они лежали на чердаке завернутые в грубую оберточную бумагу. Дорожек было много, и он взял с собой не все.
Внизу в дверях Эриксон столкнулся с Эманом. Тот вернулся из коровника, где держал своих кур: они гуляли там у него по коровьим стойлам. Эман нес миску, полную яиц.
— У нас тут собралась целая компания приезжих, — сказал Эриксон, — им хочется взглянуть на старые до-рожки.
— Зачем это?
— Не знаю. Их жены интересуются.
— Половиками?
— Ими самыми.
— И они из-за этого приехали?
— Нет, вообще-то они приехали посмотреть на дом Ингве. Но потом почему-то заговорили о дорожках. Ты представь, им не нравятся наши, синтетические.
— Смотри! Это не те люди, что стоят и разговаривают с Густафсоном?
— Густафсон вышел? Ну, тогда я пойду!
— Я с тобой. Отнесу Эльне немного яиц. Мои ведьмы снова снеслись.
Густафсон о чем-то оживленно разговаривал с приезжими у своей веранды. Эриксон с зажатыми под рукой дорожками приблизился к ним, а Эман, обогнув дом, не замеченный никем, проскользнул к Эльне через вход со стороны кухни.
Эриксон положил дорожки на садовый столик и взглянул на Густафсона.