Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея
«Сорву-ка я этот чертов указатель», — подумал про себя сапожник.
Они отправились обратно к мастерской Густафсона, и, когда проходили мимо летнего коровника, на глаза молодой женщине попался незнакомый предмет — косовина с приспособленным вместо деревянной ручки коровьим рогом.
— Что это? — спросила она.
— Это — косовина, — объяснил сапожник. — Палка для косы.
Женщина озадаченно смотрела на палку. Вещь эта была удивительная, ни на что не похожая.
— Красивая штука, — сказала она. Молодой человек тоже заинтересовался.
— Вы не продадите ее нам? — спросил он.
— Не знаю, — сказал сапожник. — Это — вещь Эриксона. Спросите у него! Да и к чему она вам? Уж покупать, так с косой.
— Нет, — сказала женщина, — она и так красивая. Особенно из-за рога. Смотрите, какой он гладкий!
— За рог удобнее держаться, чем за дерево, — сказал сапожник.
— Так вы думаете, этот самый Эриксон нам косовину продаст?
— Думаю, продаст, — сказал сапожник.
— Хотя, кто его знает, — вдруг добавил он, — Эриксон любит старые вещи.
— Вы не спросите его от нашего имени, может, он продаст нам ее за двадцать пять крон?
— За сколько? — переспросил сапожник. — Хорошо, я спрошу.
И спросил.
Эриксон вытянулся на стульчике, как старая сухая жердь. Он едва сумел выдавить из себя согласие. Ему отдали деньги, после чего молодые люди поблагодарили всех и ушли.
— Вот это да… — только и сказал Эриксон.
— Чудно, ничего не скажешь, — засмеялся сапожник. Эман не сказал ничего. Двадцать пять крон за старую косовину!
— Пошли сорвем указатель! — предложил сапожник. — Я задыхался, когда рисовал его, вот и напутал.
Старики немного подумали.
— Пускай остается! — сказал вдруг Эман.
— Да, пусть сидит себе на столбе! — подтвердил Эриксон. — Деньги эти мы истратим на общество, а сейчас отложим их в отдельный ящик в твоей мастерской.
— А если кто еще приедет и будет спрашивать, где памятник?
— Ты о чем, о могиле Ингве?
— Мы знаем, где она.
— Проводим!
III
Людей, которые свое отработали, ничем не удивишь, Их можно застать врасплох, испугать, ошеломить, но удивиться их заставить нельзя.
Свое удивление они прячут под долгой молчаливой улыбкой. Затем оно, как и все остальные переживания стариков, переходит в чувство усталости.
Именно усталость и почувствовали обитатели Выселок в тот день, в воскресенье, после того, как новый почтовый ящик сыграл шутку с молодыми людьми, пустившимися на розыски памятника старины. Шутку, конечно, сыграл с ними не почтовый ящик и не выставленный над ним указатель, а сами старики. Это они обманули молодых людей, выдав им за памятник старины развалины дома и продав негодную старую палку.
Все это так. Но, с другой стороны, они свою косовину никому не навязывали. Молодые люди сами предложили купить ее за двадцать пять крон. И никакого особого ущерба, как кажется, при этом не понесли. Напротив, они даже обрадовались.
Эман и Эриксон молча улыбались. Внешне они ничем не выказали своего отношения к выходке сапожника, словно она их не касалась.
Но они и не одобрили его желания снять указатель. Наоборот, сказали, чтобы тот оставался на своем месте.
Спрашивается, почему?
Отчасти потому, что они не верили, чтобы шутка сапожника повлекла за собой какие-то серьезные последствия.
И еще, может быть, потому, что вообразили: на руки им сдали крупный козырь.
Они сидели теперь с этим крупным козырем на руках и собирались пустить его в ход, чтобы подтвердить самим себе: они еще живы, они еще на свете есть.
Естественно, они могли бы разъяснить молодым людям идею Эльны — сказать им, когда те спросили о памятнике старины, что такой памятник в округе имеется.
И не один и не два, а три. Вот они, памятники, — сидят за столом и пьют кофе.
Памятники — они сами.
Но они этого не сказали.
Больше того, за негодную старую палку, которую все равно выбросили бы или сожгли в печке, старики получили с молодых деньги.
То, что для них было негодным старьем, в глазах молодых имело ценность именно из-за своей старости и рукодельности, ведь они не собирались пользоваться той штукой, которую купили, да и само ее предназначение представляли себе весьма смутно.
У современной молодежи завелись деньги. И странные увлечения.
Все эти вопросы требуют ответа, но было бы бессмысленно спрашивать его со стариков, которые, как было сказано, устали и улеглись после обеда немного отдохнуть. Впрочем, они делали так всегда, не только в этот день.
Эриксон прилег на деревянную лавку у себя на кухне, а Эман захрапел в своей комнате. Эльна смотрела по телевизору повтор вчерашней передачи, и только один Густафсон лежал без сна и покоя в своей комнатке на чердаке.
В отличие от крестьян, у него всегда был хороший сон, но в этот день Густафсона охватило непривычное беспокойство.
Беспокоился же он по той простой причине, что вслед за воскресеньем должны были наступить будни.
Следующий день был понедельник — первый понедельник в жизни Густафсона, когда дверь его мастерской будет закрыта для посетителей или, по крайней мере, для их поношенной обуви.
Он, естественно, как обычно, сядет в мастерской — где же еще ему сидеть? — но ему не к чему будет приложить руки.
Самое важное, чему он выучился за свою долгую жизнь, была его работа. Он давно усвоил: работа для мастерового-это друг, который никогда ему не изменит. Она не бросит его в любой беде.
И вот теперь он сам бросал работу. Он свое отработал.
Оставалось одно — умереть.
Отец Густафсона в свое время работал до самой смерти, пока его не стало, а теперь не стало самой работы.
Значит, он должен был заниматься чем-то иным.
Он мог, например, рыбачить. Он так и делал время от времени, делая паузы в работе. Но он не мог сидеть и удить рыбу, делая паузы в ничегонеделании.
О могиле Ингве Фрея Густафсон даже не вспомнил.
Не думал о ней и Эриксон, лежа на деревянной лавке у себя на кухне. В дреме он слышал, как кто-то постучал в дверь и вошел. Наверное, сапожник или Эльна.
Кто же еще? Никого другого здесь не было.
Эриксон услышал, как кто-то откашлялся и сказал:
— Извините за беспокойство, но я пришел по поводу памятника старины, который находится где-то здесь.
Эриксон открыл глаза.
Человек средних лет в нейлоновой рубашке с брюшком и редкой растительностью на голове стоял в кухне у двери и смотрел на Эриксона.
— Что? — сказал Эриксон.
Он пытался что-то понять. Он знал, что должен подняться, но не мог.
Незнакомец в нейлоновой рубашке смотрел на Эриксона.
— Я говорю о памятнике старины, что находится где-то здесь, — сказал он. — Где он?
Эриксон молчал.
— Я увидел на шоссе указатель, — отчетливо, чтобы Эриксон мог понять, сказал незнакомец. — На указателе написано, что здесь где-то есть памятник старины, но на нем не написано, сколько до памятника надо проехать. И больше никаких других указателей нет. Может, вы скажете, как добраться до памятника?
— А, это вы о могиле, — вдруг услышал Эриксон свой собственный голос-Вы о ней? О памятнике старины?
— Да.
— Я только надену ботинки и пойду провожу вас.
— Не беспокойтесь! Просто скажите, в какую сторону идти.
— Вас много?
— Четверо. Я выйду к остальным, мы подождем. Эриксон с трудом натянул на ноги обувь. Он думал.
Потом причесался, надел пиджак и шляпу и вышел наружу.
Во дворе тесной группкой, словно чего-то опасаясь, стояли люди: незнакомец, еще один господин в нейлоновой рубашке и две одного возраста с мужчинами дамы.
— Здравствуйте! — сказал Эриксон. — Я тут лег, немного вздремнул.
— Я обращался к вам по поводу памятника старины, — напомнил незнакомец, полагая, по-видимому, что Эриксон уже забыл о том, что было сказано ему пять минут назад.
— Пойдемте, я покажу вам! — сказал Эриксон.
И с Эриксоном во главе маленькая группа прошествовала мимо мастерской Густафсона. Видел их сапожник или нет, осталось неизвестно, во всяком случае, он не показывался.
Группа прошла мимо старого летнего коровника, и в надлежащий момент Эриксон указал на камни, оставшиеся от дома старого Ингве Фрея.
— Вот! — сказал он.
Он не смотрел на незнакомцев и на камни. Эриксон не отрываясь смотрел в лес, моля бога, чтобы ему не пришлось чего-нибудь объяснять.
— Гм… — сказал незнакомец. — Так это могила? Древнее захоронение?
— Да — сказал Эриксон. — Люди говорят, что это могила.
— А что говорит экспертиза?
— Кто? — не понял Эриксон.
— Наука. Ученые, которые занимаются такими вот памятниками старины. Люди, приказавшие установить на шоссе указатель. Они-то знают, что это за могила?
